, – подумала я, но тут же отогнала эту мысль. Что и впрямь надо было сделать – так это держаться от него подальше.
– Как живописно! – щурясь от света, восхитился Гарри – да, пусть он и остается Гарри в моем восприятии. – Я, кстати, неравнодушен к полуразрушенным маякам!
Я уже собиралась саркастически ответить на его сарказм, но тут он продолжил:
– Может, я слишком сентиментален, но я вижу в них особую красоту. В том, что они продолжают жить, хоть и больше не могут исполнять ту цель, ради которой построены.
Не знаю, что на меня нашло в тот миг, но мне срочно понадобилось задать один вопрос. Это было так же необходимо, как дышать.
– Ты что-нибудь вспомнил о прошлой жизни?
Гарри двинулся вперед, осторожно переступая с камня на камень и стиснув зубы от напряжения. Солнце играло на его каштановых волосах, окрашивая кончики в рыжий.
– Первое, что мне вспомнилось, Анна Слева Направо и Справа Налево, это ты.
Глава 25
Я решила, что не лягу спать, пока не решу головоломку. Я уже пробовала читать буквы и по часовой, и против часовой стрелки, но в этот раз аналогия с циферблатом заставила меня по-новому взглянуть на весь круг.
Сперва я думала надписать все буквы цифрами, но не хватило места. W и H располагались на месте двенадцати и шести часов соответственно. N и Y – на трех и девяти, но оставалось слишком много свободных букв, куда больше, чем отметок на циферблате.
Я вернулась к верхней точке круга и букве W и провела пальцем вниз, до H. Эта комбинация букв – wh – служила началом для множества вопросов.
Who?
What?
When?
Where?
Why?[25]
Взгляд снова переключился на верхнюю часть круга. Рядом с W располагалась буква Y. Я схватила ручку и нарисовала на коже две линии, ведущие от этих букв вниз, к H.
Why. Зачем. Я выдержала паузу. А дальше что? Сердце застучало быстрее. Я провела пальцем прямую линию до буквы, расположенной напротив Y.
– Еще одна H, – заметила я. Все еще сомневаясь в своих догадках, я вернулась в верхнюю правую часть круга, затем спустилась к нижней левой, а потом схватила ручку, чтобы зарисовать эту траекторию.
H, I, D… Я снова поднялась наверх, где обнаружила очередную E. Так получилось второе слово.
WHY HIDE…
ЗАЧЕМ ПРЯТАТЬСЯ…
Я продолжила соединять букву за буквой, пока на тыльной стороне руки не появилось что-то вроде чернильной паутинки – или взрывающейся звезды. Узор был до того сложным, что сложно было поверить, что Гарри вот так легко, с ходу составил нужную комбинацию букв. Он ведь нарисовал их на мне без единой паузы, точно его разум в эти минуты перенесся совсем в другое измерение, точно он четко видел перед собой всю головоломку, которой, словно капканом, надеялся меня поймать, да не вышло.
WHY HIDE WHEN YOU CAN RUN.
ЗАЧЕМ ПРЯТАТЬСЯ, КОГДА МОЖНО СБЕЖАТЬ.
Глава 26
Следующей ночью я пришла в барак с начисто вымытой рукой и квадратным стикером, на который переписала решение головоломки и перерисовала получившуюся диаграмму. Этот листок я приклеила Гарри на лоб – ровно посередине.
– А я-то думал, до завтра не разгадаешь, – сказал он и, отклеив бумажку, сложил ее пополам, даже не удосужившись проверить мой ответ.
– Что это вообще значит? – вскинулась я, кивнув на листок. – Зачем прятаться, когда можно сбежать.
– Я думал, это очевидно, – поднимаясь с матраса, ответил он и хищно склонил голову набок. – Ты же вечно прячешься. За волосами. За невозмутимым выражением лица. За стеной лжи.
Он все пытался поймать мой взгляд, а я нарочно отвернулась и только тогда поняла, что тем самым лишь доказала, что он был прав.
– Я не лгала тебе с тех пор, как назвалась медсестрой, – возразила я.
– Ты только учишься на медсестру, – напомнил он. – И учишься блистательно. Но лжешь мне часто – почти так же часто, как самой себе. Но вот чего я не понимаю… – Его взгляд и ухмылка стали в тысячу раз хищнее. – Почему ты так старательно прячешься от мира? Есть у меня свои догадки, конечно.
– Замкнутость – не преступление, знаешь ли.
– Ты чувствуешь очень многое. И глубоко, – продолжал Гарри. Его голос смягчился. Нет, участливым он не стал, но ласкал слух, будто шелк – кожу. Он изучающе заглянул мне в глаза, даже не скрывая своего интереса. – Наблюдать за тем, как ты прячешь свои чувства, все равно что смотреть, как за дамбой бушует шторм.
Его глаза – темно-зеленые, со светлой каймой с внешней стороны радужки – впились в меня. От этого взгляда невозможно было спрятаться.
– Ты горюешь, – тихо проговорил Гарри. – И злишься – так сильно, что я почти чувствую вкус этой злости. – Он выдержал паузу, давая мне шанс возразить, а когда я им не воспользовалась, продолжил: – А еще боишься – и не только потому, что тебе опасно сюда приезжать.
Я вскинула голову и посмотрела на него свысока.
– Ты понятия не имеешь, о чем болтаешь.
– Моя жизнь – это четыре стены, матрас на полу, бородатый рыбак с сомнительными наклонностями выживания и ужасным вкусом по части дизайна и ты. – Он выдержал очень короткую паузу. – Знаешь, что я недавно понял? Как ни крути, а свободного времени у меня навалом, размышляй – не хочу. Так вот, я изголодался, Анна, – наконец он назвал меня по имени, не присовокупив дурацкого прозвища. – Мой мозг наслаждается каждой деталью пейзажа. И тобой.
Я отшатнулась.
Гарри решил, что это просьба – просьба не подойти ближе, а подробнее рассказать, что он видит, когда наслаждается мной.
– Ты часто витаешь в своих мыслях. Точно мечтательница, запертая в циничном теле, в циничной жизни. Твои руки не знают покоя, но никогда не дрожат. А лицо… такое чувство, что ты контролируешь все мышцы до единой, даже те, о которых большинство людей и знать не знает.
Он придвинулся чуть ближе ко мне, а губы слегка приоткрылись. Лицо приняло совершенно новое, непривычное выражение.
«Он хочет меня поцеловать», – догадалась я. Мысль была мерзкой и неожиданной. Я отчитала себя, мол, хватит выдумывать, но… Приоткрытые губы. Пристальный взгляд. И самое страшное: в этот раз я не отступила.
Мое сердце мерно стучало в груди. Каждая клеточка тела горела. Ненавижу тебя. Ненавижу тебя. Ненавижу.
– Можно рассказать тебе одну историю, Анна? – Его слова окутали меня, словно одеяло. Я с мучительной отчетливостью чувствовала, как поднимается и опускается его грудная клетка – и моя тоже. – Сказку. Расскажу, пожалуй, а ты потом ответишь, хороший ли я сказочник. Так вот, жила-была на свете принцесса, дочь короля, давно утратившего свою власть, и злой королевы. – Гарри отступил назад – сперва на шаг, потом на два, точно хотел, чтобы мне было проще дышать, а ему – увидеть меня в полный рост.
Мне вспомнилось, как мой отец пытался сдерживать мать – его возможности были ограничены, и если б не гибель Кэйли, его и вовсе никто бы слушать не стал. Вот только мне не хотелось показывать своему противнику, что он не так уж далек от истины.
– Ты знаешь хоть одну принцессу, чьей матерью была злая королева? – спросила я.
– По больному задел, да? – Он многозначительно, недобро улыбнулся. – Принцесса Анна сияла, как маяк во мраке, никто не мог ее затмить. Добрая. Самоотверженная. – Последние слова он произнес с таким надрывом, что стало понятно: это не то чтобы комплименты. – Но, увы, самоотверженность в сказках добром никогда не заканчивается.
– Самоотверженность – это не про меня, – парировала я. – Ты же сам сказал – я вечно прячусь. – За многолетнюю невидимость пришлось заплатить страшную цену. Я бросила Кэйли в том доме. Оставила ее на милость матери. Обещала себе, что скоро увезу ее, но не смогла.
«Из-за тебя», – думала я, буравя убийственным взглядом человека, рассказывающего мне историю моей жизни.
– Не про тебя? – переспросил Гарри. – Ну смотри, ты сейчас стоишь рядом. Я даже по собственным меркам тот еще козел, а ты приезжаешь ко мне день за днем. Прячешь глаза. Или стараешься смотреть сквозь меня. Но все равно приезжаешь. Ты меня спасла.
– Потому что ты умереть хотел, – выпалила я.
– Однако принцесса, возможно, затаила злобу. – Гарри едва заметно пожал плечами. – Ведь ее мать – злая королева.
У меня на щеке дрогнула мышца.
– Что тебе Джексон наговорил, пока меня не было?
Иначе и не объяснишь, как мой пациент – козел, тут не поспоришь! – смог состряпать такую правдоподобную историю. Вряд ли возможно быть настолько проницательным.
– Рыбак словно язык проглотил. Этого бородача невозможно вывести из себя. Но ты… – Гарри улыбнулся. – Ты как замо́к, который открывается семью ключами и каждый устроен сложнее предыдущего. – Он опять легонько пожал плечами. – Всерьез подозреваю, что раньше обожал взламывать замки.
– Пора тренироваться, – процедила я. – Иди. Разрабатывай ноги. Скоро будем по всему побережью гулять. – Я твердо решила, что на этой неделе мы дойдем до маяка, чего бы мне это ни стоило.
– Вечно в роли надсмотрщицы и никогда – ученицы, – подметил он, цокнул языком и вернулся к пересказу моей жизни. – Еще в юности принцесса Анна научилась прятаться ото всех. Видите ли, у нее был один секрет. Магия. Она боялась, что злая королева отнимет у нее этот дар.
У меня сдавило горло. Не ту сестру он описывал. Вовсе не я обладала магией.
– Вот принцесса и спряталась. Построила башню, возвела вокруг нее еще и еще одну, но так, чтобы эти стены больше никто не видел. Окружила себя замка́ми и ключами. Уединилась, чтобы никто не мог причинить ей вреда – и чтобы ее магия никому не навредила.