Нет, во мне не было и капли магии. Ничем не примечательный человек. Пустое место.
Так не пора ли уже от меня отвязаться?!
– И это все, на что ты способен? – процедила я. Голос прозвучал хрипло, а вовсе не гневно, как мне бы хотелось.
Гарри направился к двери, медленно, но уверенно. Он не сводил с меня глаз.
– Я тебя насквозь вижу, Анна Слева Направо и Справа Налево. Всю, целиком.
Уж лучше бы он меня поцеловал, честное слово. Я поверила ему – и это было страшнее всего.
– А я тебя, – отчеканила я стальным тоном, несмотря на бешеный стук сердца. – Вижу перепуганного маленького мальчика, который бежит что есть духу.
Я больше не сомневалась, что он пытался от чего-то скрыться – и именно поэтому оказался в нашем городе. При чем тут ядовитое дерево и металлический кругляшок – это другой вопрос, и на него у меня пока не было ответа.
– Я вижу труса, – беспощадно продолжала я, пригвоздив его взглядом, – который участвует лишь в бессмысленных битвах, потому что значимые слишком уж трудны. Тебе ни разу не приходило в голову, что ты не можешь вспомнить, кто ты такой, просто потому что не хочешь, а, Гарри?
И вот он уже оказался напротив меня.
– Ну так расскажи мне, кто я, Анна.
Я вдруг поняла, что, возможно, цель, с которой он вообще завел весь этот разговор, была именно в этом. Он давил, давил, давил – чтобы в какой-то момент встретить отпор.
– В сказках часто бывает, что сила героя сокрыта в его имени, – продолжал Гарри.
Он остановился совсем близко, и я вдруг отчетливо поняла: он снова хочет меня поцеловать.
«Он не посмеет, – сказала я себе. – Я не позволю». Раз он так увлекся историями, я ему тоже одну расскажу. Со всеми подробностями, которых он так жаждет. Назову его имя. Раскрою происхождение. И правду о пожаре. И о том, что его руки – по локоть в крови.
Я открыла было рот, но в ту же секунду Гарри отступил и шумно вздохнул, точно его ножом пырнули.
Перемена была такой разительной и быстрой, что мне тут же вспомнилось, как он отреагировал, увидев металлический кругляшок.
– Хотя нет, не говори, – попросил он.
А ведь это он открыл ящик Пандоры. Он вскрыл правду обо мне. Он решил давить до последнего. А теперь пришла пора пожинать плоды.
– Тебя зовут…
– Прошу тебя.
Такого я никак не ожидала.
В этот раз пришла его очередь отводить взгляд.
– Я тут подумал… лучше я останусь для тебя просто Гарри, Анна Слева Направо и Справа Налево.
Глава 27
Следующие три дня мы вообще не разговаривали. Никто не хотел нарушать молчание. На четвертый день я обратила внимание, что он почти ничего не ест. А ведь я не для того с таким трудом спасала его из лап смерти, чтобы теперь смотреть, как он чахнет.
Я раздраженно поставила ему на матрас тарелку с едой и стала ждать.
Гарри поднял на меня глаза.
– Я немало сказок прочел и знаю, что угощения от волшебных существ лучше не принимать.
Нет уж, хватит с меня болтовни о сказках.
– Поешь – и я сыграю в игру. Любую, какую выберешь – конечно, в разумных пределах, – бесцветным голосом сказала я.
– И ты еще утверждаешь, что не самоотверженная, – заметил Гарри и взял пластмассовую вилку. – Что в тебе нет магии. Что ты вовсе не луч бескомпромиссного, неугасимого света.
– Ешь, – велела я, – и замолчи!
– За последние несколько дней мы могли убедиться в том, что сочетать эти задачи я не могу.
Кажется, в этих словах было скрыто самое искреннее признание, что он только делал, – он будто бы намекал, что для него есть только два режима: либо он закрывается от мира и теряет интерес ко всему, даже к еде, либо впускает в свою жизнь все и сразу.
– Ешь, – повторила я. – А то мы никогда до маяка не дойдем.
Сперва до маяка, а потом еще и еще дальше, пока ты наконец не уйдешь навсегда.
Гарри начал есть.
– «Виселица», – объявил он.
– Виселица?
– Вот во что мы сыграем. Только сделаем ставки, чтобы было интереснее. Сдается мне, моя родня, кем бы она ни была, любила азартные игры. А рискованные ставки – особенно.
Меня так и подмывало рассказать ему про родню, но я помнила – он сам не желает этого знать.
Его мозг противится этому.
– И какие же будут ставки?
– Я предлагаю следующие условия… – объявил он, неспешно пережевывая еду. – У тебя три дня на то, чтобы разгадать мое слово. И неограниченное количество попыток. Вместо висельника, которого обычно рисуют, когда игрок ошибается, буду, не знаю, волоски тебе на голове пририсовывать, если понадобится. Если ты так и не угадаешь мое слово, расскажешь мне все про злую королеву.
Про мою мать.
Кажется, он заметил мое возмущение, потому что тут же предложил альтернативу.
– Ну или можешь рассказать о том, кого ты потеряла.
– Потеряла? – переспросила я.
– Да. О том, по кому ты так горюешь. Кого так сильно любишь. – Он поймал мой взгляд. – Такие глаза бывают лишь у тех, кто потерял дорогого человека, Анна Слева Направо и Справа Налево.
Такие глаза? Они же самые обыкновенные, болотно-карего цвета, ничем не примечательные, вечно настороженные.
– А что будет, когда я выиграю? – уточнила я.
– Когда? Твоя уверенность, пусть и неуместная, восхищает.
– Вообще-то я две головоломки твои разгадала, верно? – парировала я. А еще развернула все бумажные фигурки, которые он мастерил, и ни разу не порвала бумагу. Словом, прошла все испытания, какие он мне только устраивал.
– А какую награду ты хочешь, лгунья моя?
Хочу… Я никак не могла выжать из себя окончание этой фразы, даже просто сказать: я хочу, чтобы ты дошел до самого маяка. Нет.
– Не знаю.
– Неведомый дар? – Гарри вскинул брови. – Ну, поистине сказочный сюжетец, Анна Слева Направо и Справа Налево!
– Страшно? – полюбопытствовала я. Такой Гарри нравился мне куда больше, чем тот, что молчал три дня.
– До смерти, – с улыбкой ответил он. – По рукам.
Глава 28
Бумаги у нас так и не появилось, так что Гарри начертил задание на салфетке.
Я оценила количество черточек и пробелы между ними.
– Это одно слово?
– Да, одно.
Я сощурилась. Не случайно он дал мне неограниченное количество попыток. В алфавите всего двадцать шесть букв.
– Е, – начала я.
Гарри достал еще одну салфетку. Я думала, сейчас он начнет рисовать виселицу, как и полагается, а он изобразил овал.
– А.
На салфетке появилась плавная, изогнутая линия – наметка для будущего глаза.
Кому-то из нас было не занимать уверенности в себе. Кому-то, но не мне. Я сощурилась и перечислила остальные английские гласные, включая Y.
Тем временем глаз принял более отчетливую форму, и я с удивлением поняла, что Гарри – весьма неплохой художник. Это был вовсе не человечек с палочками вместо рук и ног, а эскиз довольно детального портрета. Мне вспомнилось, как он обещал пририсовывать мне по волоску, если придется.
– Слов без гласных не бывает, – заметила я.
Гарри только пожал плечами.
– А я не говорил, что слово будет написано буквами.
– Ну а чем же тог… – Я осеклась. – Цифры. У нас тут что, шифрованная «Виселица»?
– Кажется, у меня в крови любовь не только к азартным играм, но и ко всяким коварным уловкам, – подметил Гарри, поигрывая ручкой, будто миниатюрной дубинкой. – В свою защиту хочу напомнить, что у тебя столько же попыток, сколько волосков на голове, звезд на небе или потенциальных способов стереть с моего классически прекрасного лица самодовольную ухмылку. Наверняка ты часто об этом размышляешь.
– Не такой уж ты и красавчик, – мрачно возразила я.
Он улыбнулся.
– Кстати, по-итальянски «лгунья» будет bugiarda, ты знала об этом?
Я стала перебирать числа от одного до двадцати шести, и быстро стало ясно, что код, придуманный Гарри, будет ой как непросто взломать. Только четыре догадки не обернулись новым штрихом на салфетке: 5, 3, 7 и 2. Каждая цифра использовалась лишь один раз, а остальные слоты так и остались незаполненными.
– А чисто теоретически, – начала я, многозначительно взглянув на Гарри. – Какой числовой диапазон ты выбрал для своего шифра?
– Теоретически? От двух до трехсот десяти.
Трехсот десяти? Наверняка это тоже не случайно.
– Еще догадочки будут? – насмешливо спросил Гарри. Я старалась не думать о том, насколько же детальным станет его рисунок, пока я переберу все оставшиеся варианты.
Я уставилась на салфетку с заданием.
Не стоит спешить. Надо обдумать головоломку со всех возможных сторон, пока он не направил меня по выгодному ему одному пути.
– Положи ручку и встань, – приказала я. – На сегодня хватит.
Глава 29
Днем у меня было дежурство в больнице, а потом я пришла в барак и продолжила трудиться над разгадкой. Я назвала все числа между двадцатью семью и тремястами десятью. За время работы я не смогла придумать стратегии выигрышнее.
Пока на одной салфетке появлялись новые цифры, мой портрет на другой становился все реалистичнее. Я ошиблась, мысленно назвав Гарри прекрасным художником.
Правильнее было бы сказать – выдающийся художник.
И дело не в том, что он мастерски уловил мои черты. А в том, как он их передал. Мои широко расставленные глаза словно бы смотрели куда-то вдаль. Выражение у них было почти мечтательное, и это слишком уж резко контрастировало с напряжением, которое угадывалось в челюсти. Губы Гарри изобразил слегка приоткрытыми, а между бровей наметил две тонкие складки – как будто я почти хмурюсь. Скулы нарисовал острыми, но щеки при этом казались мягкими. Шею он нарисовал длинной, волосы – распущенными и слегка растрепанными, точно я стою на кра