Не прекращай жить. Любить. Танцевать».
Дыхание сбилось, а по щекам медленно побежали слезы. Тут-то я и услышала позади звук шагов.
Я обернулась. Он медленно шел ко мне.
– Ты смерти моей захотела, Анна Слева Направо и Справа Налево?
Сперва я подумала, что Гарри намекает на прошедшую ночь, но тут он поднес руку к моему лицу и вытер с щеки слезу большим пальцем.
– Забираю назад свои слова про то, что слезы тебе не идут, – пробормотал он. Мое предательское тело тут же подалось вперед, ему навстречу. – На это просто смотреть невозможно. – Он ухмыльнулся уголком рта. – Мой нежный взор оскорблен!
– Нет в тебе ничего нежного, – возразила я.
– Лгунья, – сказал Гарри, и это слово на несколько секунд повисло в воздухе. – Если это – из-за меня… – Он смахнул с моей щеки еще одну слезу.
– Нет, – сказала я.
– Тогда, вероятно, ты не горишь желанием это обсуждать…
– Верное предположение.
– Может, еще разок расскажешь мне, какой я ужасный? – Он выгнул бровь. Такую провокацию ни с чем не спутать. Вот только при свете дня я уже не ощущала отчаянной тоски по чужой ласке. Он уже не был мне нужен так, как накануне.
Мне нужно было другое – танцевать. Каждый день. И чувствовать – так, как чувствовала все Кэйли. Она всю жизнь пыталась вытащить меня на свет, навстречу беде – и вот я ее встретила, свою главную беду.
Нетрудно было догадаться, что бы сейчас посоветовала мне сестра.
– Я бы с удовольствием описала тебе твои недостатки. Во всех подробностях, – чеканя каждое слово, проговорила я.
Во взгляде Гарри заплясали яркие искорки. С ним творилось что-то неописуемое.
– Вот только мне надо на работу, а тебе – в барак, и чтобы в этот раз вообще не спотыкался!
– Снова надсмотрщица… – протянул он.
Я вдохнула, выдохнула и снова вдохнула.
– Никаких сожалений.
Глава 33
За всю смену я ни разу не пересеклась с матерью. В голову закралась мысль, что она, возможно, выписалась, но, если так, уж не вопреки ли советам врачей? Знать бы еще, какой у нее прогноз.
И сколько у меня самой времени.
Я приняла решение. В день, когда Тоби Хоторн покинет Роквэй-Вотч, я тоже уеду – но не с ним. Я не настолько наивна, да и здравомыслия пока не лишилась. Стоит Гарри узнать, кто он на самом деле, а слугам его отца – получить информацию о его местоположении, мы расстанемся.
И, вероятно, уже никогда не увидимся. Он пойдет своей дорогой, я – своей.
Это будет скоро, но чуть позже. Пока он не готов. У нас еще есть время.
В барак я вернулась под покровом ночи. Меня ждало два выходных дня, и я точно знала, что уеду отсюда только в самый последний момент.
– Возвращаемся на маяк, – сказала я Гарри вместо приветствия, едва он успел открыть дверь. На этот раз Джексон был дома – сидел за столом у дальней стены барака. Вот только рыбак не сказал нам ни слова.
– Твое желание – закон! – протянул Гарри и вышел за порог.
По пути сюда я проверила, что за мной нет слежки. Внимательно оглядела окрестности. Мы были одни.
– Всякий, кто читал сказки, знает, что доверять таким заявлениям не стоит, – заметила я.
Гарри прошел мимо и зашагал по камням. В этот раз он двигался уверенно и совсем не спотыкался. Что-то подсказывало, что ему по-прежнему больно, но эта боль не имела значения – во всяком случае, для него.
– Как хорошо, что я никогда не пытался сойти за надежного, – крикнул он мне.
Когда человек впервые ошибается, это еще можно назвать осечкой, случайностью, промашкой. Но вторая ошибка – уже закономерность. Она намеренна.
Разрушительна, хоть и приятна.
Но оттого не перестает быть ошибкой. Я понимала это, и у меня не было никаких оправданий. Я не могла свалить все на сон. Дело было именно во мне. Вот что случилось, стоило только кому-то меня заметить, стоило мне пофантазировать на тему «а каково это – избавиться от одиночества?».
Не было такого, чтобы я решила его к себе подпустить. Просто в какой-то момент я перестала лгать себе, и он тут же проник – сперва под мою броню, а потом и под кожу. Ох уж этот несносный мальчишка, которого я сперва ненавидела всей душой – а потом перестала ненавидеть.
Вторую ночь на маяке я проспала без снов. Уснули мы в обнимку, но, когда я открыла глаза, Гарри уже не было рядом.
Он исчез. А вдруг он сбежал? Эта мысль обожгла меня, словно электричество. Ему хватило сил добраться до маяка. Вдруг он решил, что может уйти и дальше? Что же теперь будет? А как же наша история, как же я, как же ожидание?
Что, если он скрылся в городе?
Я выскочила на улицу и тут же увидела его.
Под скалой, на которой стоял маяк, был небольшой песчаный островок, точнее, участок пляжа. Гарри, видимо, спустился туда по скале – какая беспечность. Я разглядела его силуэт в лунном свете.
Он стоял на коленях и что-то рисовал на песке.
«Тебя ведь могут увидеть! – подумала я, а потом поправилась: – Вернее, нас!» Я нашла нужную тропинку и спустилась к нему. «Нет, – рассудила я, – риск не так уж велик. Издалека его вряд ли кто разглядит, даже под луной».
Я и сама бы его не увидела, не окажись я так близко.
Вскоре я разглядела, что Гарри не рисует, а пишет крупные буквы. Переписывает весь алфавит.
Тут я вспомнила, что выиграла в «Виселицу», а код так и не разгадала. Как там звучала его подсказка? Можно начать с выписывания всех букв алфавита. Вдруг это наведет тебя на размышления?
Он заметил меня, когда уже дорисовывал букву Y.
– Думала, что я сбежал, да, Анна Слева Направо и Справа Налево?
Волны разбивались о берег у нас за спиной и набегали на песок, а останавливались всего футах в пяти от Гарри. А он и дальше невозмутимо чертил буквы под этот природный, ритмичный саундтрек.
– Сбегать надо с умом, а то погибнуть можно, – сказала я, пока он эффектным жестом вычерчивал букву Z. Еще одна волна разбилась рядом с нами. – А заодно и меня в могилу свести.
Я впервые облекла этот страх в слова. Если мир узнает, что я наделала, если об этом узнает моя семья, если то, что я осталась в живых, будет воспринято другими как признак слабости…
– Рассказывай, – потребовал Гарри и поднялся на ноги.
Я посмотрела на его алфавит, залитый лунным светом.
– Что рассказывать? Ответ на загадку или правду? – спросила я. Шифр – или причину, по которой нужно быть осторожнее?
– Сама выбирай.
Я села на колени, чтобы лучше рассмотреть буквы, одну за другой. Казалось бы, в этих его Z, Y, X, W не было ничего примечательного…
– Тех, кто переходит дорогу моей семье, убивают, – коротко и по делу отчеканила я.
– Наркота? – предположил Гарри и прочел ответ на моем лице, хотя на него падал один только слабый свет луны. – Но я-то… – неспешно продолжал он, – бизнесу не мешаю. Тут более личная история.
Он так и норовил подобраться к теме, которую никто из нас не смог бы выдержать.
– Это мы обсуждать не будем, – сказала я.
– Да уж, для меня игры куда проще таких вот вопросов. Загадки. Головоломки. Шифры. – Гарри посмотрел на алфавит, начерченный на песке. – Моя память – как чистый лист, но вот что удивительно – я забыл далеко не все. Помню, как завязывать шнурки. Как дышать, несмотря на боль. Как прятать ее в воображаемый сундук у себя в голове. А еще я точно знаю, что до тебя с этим никто не справлялся.
Оставалось гадать, что он имеет в виду под этим – шифр или себя самого. Но слова «до тебя» погрузили меня в воспоминания о том, как его дыхание согревало мою кожу – и наоборот.
Когда-то ненавидеть его было проще всего на свете.
– У тебя буквы такие геометричные получились, – заметила я и, сделав несколько шагов, притронулась к U, а потом к S.
– Они состоят из прямых линий, как будто мы опять в «Два хода» играем, – продолжала я.
– И о чем это тебе говорит? – уточнил Гарри.
– Что тут есть взаимосвязь, – машинально ответила я и тоже стала рисовать на песке. Гарри занял почти весь сухой участок, так что мне пришлось сместиться туда, где песок был слегка влажным. Я окунула в него палец и стала по памяти восстанавливать цифры из «Виселицы».
С трудом сдерживая улыбку, я написала над цифрами разгадку – UNCOPYRIGHTABLE – и опять переключила внимание на алфавит. Прошлась по пляжу к самому началу.
К букве А.
Рядом с ней я нарисовала цифру 3 – правильную, если верить коду.
– В шифре есть много чисел, которые начинаются с тройки, – прокомментировала я вслух и обернулась к цифрам и ответу на загадку. – С двойки начинаются только два числа.
И они соответствуют буквам L и T.
– Теперь понимаешь? – спросил Гарри.
Я нахмурилась.
– А почему B – семерка? Такого не может быть.
Он пожал плечами.
– Это уж как нарисовать.
Я посмотрела на алфавит. Букву B Гарри изобразил при помощи параллельных и перпендикулярных линий.
Семи линий.
– А – это три, потому что буква состоит из трех линий. B – это семь, если рисовать по-дурацки, как ты. Если бы буква вышла более угловатой, как R в прошлой игре, было бы пять.
– А если длинную линию разбить на две поменьше, будет вообще шесть, – уточнил Гарри. Казалось, он ни капельки не стыдится своих махинаций. – Я ведь предупреждал: мухлевать меня учили лучшие!
На самом деле он говорил немного другое. Интуиция подсказывала, что сейчас он намекает на своего отца, даже если и не осознает этого. На миллиардера. Вряд ли можно разжиться таким огромным состоянием, если не умеешь поворачивать игру в свою пользу.
– А ты знаешь, кого конкретно имеешь в виду? – тихо спросила я.
Я увидела, как дернулась мышца у него на щеке. Он надолго замолчал. А когда заговорил, голос был ровный и безупречно спокойный, точно он решил взять с меня пример.