Сознание возвращалось медленно, точно волна, обгладывающая песчаный берег. Джеймсон почувствовал, как лицо царапает грубая ткань, – и понял, что ему на голову надели мешок.
Потом сквозь чернильный мрак, разлившийся в сознании, пробилось новое ощущение. Он почувствовал, что его руки, вытянутые над головой, крепко связаны у запястий. Попробовал ими пошевелить. Звякнул металл.
Значит, это цепи.
Его заковали.
По венам разлился ледяной страх. Туман в голове понемногу рассеивался, а на смену ему приходили все новые и новые воспоминания. Королевский номер. Стена за стеной. Три строки. Жемчужинки. Он вспомнил день накануне приезда Эйвери в Прагу. Наконец сложил картину воедино.
Карта. Он вспомнил, как нашел первый коридор. А потом и второй. Размышления, точнее, попытки думать отвлекали от чувств. Страх так и норовил вцепиться в горло, будто дикий зверь.
Цепи. Я закован.
– Ты не должен был тут оказаться, – произнес женский (или детский?) голос, вроде знакомый, но откуда? Послышались шаги. Они все приближались, и вдруг шею ему обожгло что-то острое, металлическое и уперлось в кожу чуть выше ключиц.
Нож? Никакие попытки навести в голове порядок уже не отвлекали от страха. По языку разлился металлический привкус. Нож или…
Лезвие – если это было оно – понемногу вонзалось в плоть. С болью пришла ясность и упрямый отказ от всякого страха. Секунда – и Джеймсон вспомнил все, что случилось, прежде чем его поглотила тьма.
Винарна Чертовка. Он шел по этой узкой улочке, за ним спешила Эйвери, а потом он вдруг увидел… невозможное.
Призрака. И тут же погнался за ним. Но видение исчезло. Наверняка призрак не думал, что Джеймсон проникнет за потайную дверь.
– Элис.
Стоило ему произнести имя своей давно умершей бабушки, как женщина (или девочка?), подошедшая к нему с ножом, начала методично срезать пуговицы с его рубашки.
Обнажая кожу.
Еще и еще.
Джеймсон догадался, что она высвобождает побольше места для своих злодеяний, и его замутило.
Но тут зазвучал новый голос, легкий и воздушный, сдержанный и спокойный.
– Довольно, – сказала женщина – судя по всему, уже пожилая.
Его тетя Зара говорила с похожими интонациями.
– Думаю, мы сойдемся во мнении, что сидеть сложа руки и молча смотреть – мало, учитывая сложившуюся ситуацию, – возразил первый голос.
Ненадолго повисло молчание, а потом второй голос, постарше – Элис, женщина, которую отчаянно, как умеют только однолюбы Хоторны, любил Тобиас, – снова заговорил:
– Запрокинь ему голову.
Чьи-то руки схватили его за подбородок. В этот раз он не стал бороться со страхом. А уцепился за него, чтобы тот помог выжить. Джеймсон пытался дать отпор, но ему что-то влили в глотку.
Что-то густое, как сироп. И горькое, как сам страх.
Сильные руки закрыли ему рот и зажали нос. Он, как мог, пытался не проглотить горькую жидкость.
Он боролся – и проиграл.
Через тридцать секунд тьма снова накрыла его с головой.
Когда Джеймсон пришел в себя, в воздухе пахло дымом. Нет, не просто пахло – этот запах лип к его коже, а огненный жар приближался, делался все невыносимее с каждой секундой. Где-то совсем близко потрескивало пламя – а может, костров было несколько. Тело вздрогнуло, мигом переключилось в режим выживания. Бей или беги. Третьего не дано.
Джеймсон дернулся, пытаясь порвать цепи, сломать стальные браслеты на запястьях. Нет. Хоторн никогда не сдается. Хоторны бьются до последнего.
Цепи. Пламя. Стало быть…
Он сопротивлялся, как мог. То вдыхал, то задерживал дыхание.
То вдыхал, то задерживал дыхание.
Вдалеке слышались три голоса. Они преспокойненько обсуждали цену на пшеницу.
Отпустите меня. Если сказать это вслух, придется сделать вдох, а дым уже такой густой, что это попросту опасно.
Нельзя…
Он вдохнул.
А через несколько секунд дыхание прервалось.
Когда Джеймсон в третий раз очнулся, никакого огня и цепей на руках уже не было, как и мешка на голове. Он сидел на террасе на крыше, за маленьким, круглым столиком, в окружении великолепного цветочного сада.
Напротив сидела его почившая бабушка. Его потрясло, как сильно она похожа на Скай.
– Ты напоминаешь своего деда в молодости, – сказала Элис Хоторн. Ее мысли пугающе напоминали его собственные.
– А вы… – начал Джеймсон. Собственный голос обжег ему горло.
– Никто, – ответила Элис Хоторн и будничным, но весьма грациозным движением поднесла к губам чашку чая. – Я никто, милый мальчик. – Он так и не понял, какой у нее голос – то ли нежный, то ли предостерегающий. А может, и то и другое. – Ты ничего не видел и не слышал. Прага – чудесный город, но тебе в нем искать нечего. – Она поставила чашку на блюдце, и та тихо звякнула. – Я слышала, в это время года в Белизе очень красиво.
Мысли Джеймсона никогда не прекращали свой бег. Вопросы требовали ответов, а загадки – разгадок. Если твоя фамилия – Хоторн, у тебя всегда есть на примете по меньшей мере одна тайна.
Одна загадка.
Одна игра.
Вот только порезы на шее и запах дыма, который по-прежнему лип к его коже, как-то не вязались с играми. Он напряг память, попытался восстановить всю цепь событий, но смог вспомнить только, как вышел из улочки Винарна Чертовка.
И увидел Элис.
И бросился за ней.
А потом – ничего.
Только жар, боль, страх и – самое странное – разговоры о цене пшеницы.
– Давайте кое-что выясним, – попросил Джеймсон, тщетно пролистывая воспоминания. – Я умер? – Он взглянул на бабушку. – Потому что вы-то – точно да.
– Мы ведь уже договорились, милый мальчик, что я никто и ничто, – возразила она. В этот раз Элис Хоторн, которая ну никак не могла дожить до этого дня, не стала пить чай, а потянулась к салфетке, лежавшей у нее на коленях. А когда снова положила руку на стол, на ладони поблескивал золотой компас.
Она нажала на тайную кнопку, и компас открылся. Мертвая бабушка Джеймсона достала маленькую, переливающуюся бусинку, похожую на жемчужину.
– С проблемами, Джеймсон Хоторн, можно справляться по-разному.
Одну жемчужинку бабушка бросила ему в чай, а вторую, точно такую же, положила на блюдце.
– Это тебе на память, можешь взять.
Джеймсон уставился на бусину.
– Яд, – уверенно заключил он, хотя сперва хотел задать вопрос.
– Он совсем не оставляет следов, – с легкой улыбкой пояснила Элис и снова удивительно напомнила ему Скай. – Я так понимаю, вы с братьями достаточно близки? – спросила мертвая бабушка и отпила чаю. – А еще – что есть одна девушка…
«Эйвери», – подумал Джеймсон. Воспоминания о последних его днях с Наследницей, обо всем, что было до, и грезы о совместном будущем отдавались болью, будто удар ножа в живот.
Он вскочил.
– Руки прочь от Эйвери. И от моих братьев.
Яд, не оставляющий следов. Угроза, которую невозможно не заметить. Да кто такая эта Элис Хоторн?
– Чувствую, ты вот-вот начнешь мне угрожать, но, уверяю тебя, это совсем ни к чему. – Элис снова кивнула на ядовитую жемчужинку. – Возьми. Если любовь к Хоторну чему меня и научила, так это тому, как значимы материальные напоминания о прошлом. О цене и риске, об историях – рассказанных и сокрытых.
Джеймсон уставился на нее.
– Я не понимаю.
– Ну еще бы. В противном случае у нас возникли бы трудности. – Она скользнула взглядом по порезам на его шее и ниже.
Джеймсон тоже оглядел себя. Засохшая кровь, пепел.
С проблемами, Джеймсон Хоторн, можно справляться по-разному.
– Тебе пора, – сообщила бабушка. – Скоро рассвет, а твоя юная Наследница, наверное, уже места себе не находит, все гадает, куда ты пропал. – Элис встала. – Уверена, у нее немало вопросов.
Джеймсон вновь почувствовал смутную угрозу. Ему очень хотелось понять, что это вообще было, как такое могло произойти, но рисковать Эйвери он никак не мог.
Ведь страх – это не просто лед, растекающийся по венам, или дикий зверь, впивающийся в горло. Страх – это когда любишь ее так сильно, что не видишь смысла в том, чтобы продолжать жить, если ее сердце вдруг остановится.
Джеймсон заглянул Элис Хоторн в глаза.
– Это не ваше дело.
Пожилая дама задумчиво хмыкнула и пошла прочь. Джеймсон, оставшийся наедине с величественной Прагой и разгорающимся рассветом, не сдержался и бросил ей вслед единственный вопрос – хотя в голове их роились целые тысячи:
– Старик знал?
Тишина и больше никакого ответа. Но Джеймсон, привыкший к загадкам, кодам и тайнам, и сам смог прийти к некоторым выводам.
Ну кто еще смог бы нарисовать ту карту? Старик знал, что его возлюбленная жива. Что она в Праге. Вопрос в том, что еще ему было известно.
Какие еще тайны придется раскрыть.
Огонь, боль, страх, цены на пшеницу. Воспоминания кружили, как призраки над могилами. Джеймсон не стал терять времени. Он спустился с крыши и поспешил по извилистым пражским улочкам.
Всю дорогу ему казалось, что за ним кто-то следит.
Благодарности
Чувствую себя как патефон, у которого заело пластинку, потому что всякий раз, когда я сажусь писать благодарности к книгам серии «Игры наследников», все мысли только о том, как же мне повезло работать с чудесными людьми из молодежной редакции издательства Little, Brown Books, а также с литературным агентством Curtis Brown, особенно с теми сотрудниками, которые остаются со мной еще с первой книги. Вряд ли я когда-нибудь перестану восхищаться вашим непревзойденным профессионализмом, чутьем и трудолюбием.
Отдельная благодарность моему редактору, Лизе Йосковиц. Когда я сказала ей: «А что, если вместо запланированной книжки мы выпустим сборник повестей и рассказов, где будет много романтики и сюжетных переплетений, но все выстроится вокруг главной тайны “Грандиозной игры”?», она сразу же согласилась. Лиза, ты не представляешь, какое счастье я испытывала, когда писала эти истории и делилась ими с тобой, моей первой читательницей. И как я рада, что тебе они понравились так же, как и мне самой. С самого начала.