– Да уж, если и нарушать закон, то лучше делать это на законном основании, – вставил реплику Егор Гусля, действительный тайный советник, куратор операции «Седьмица» от личной канцелярии Верховного Посадника. – Иначе народ не простит. Да.
– Майор, продолжайте, – поторопила Дина Сохатого. – Только покороче. Переходите прямо к аномальным проявлениям.
– Всем или наиболее значимым?
– Наиболее…
– Самсон Лыко, по прозвищу Буй-Котяра, 46 лет, уроженец посёлка Курочки Кемской волости Тиверского уезда, житель… Язычник. Каким-то образом изменил код своей идентификационной карточки, хранящейся в сейфе начальника колонии.
– Личный код? – обеспокоено спросил генерал-майор Степан Клён, представитель ГУ Внутренней Стражи при штабе операции.
– Нет, – торопливо успокоил его майор. – Изменилось состояние счёта. Прибавилось пять тысяч гривен, причём по линии Государственной рассчётно-кассовой системы не зафиксировано никаких денежных переводов на его идентификационный номер. Трижды проверяли всю систему.
– Непонятно, зачем язычнику, да ещё и на зоне, деньги.
– Указанная сумма перечислена на предъявительский счёт, который по агентурным данным принадлежит двоюродной племяннице начальника колонии штаб-майора Тихого. По версии наших стукачей, извиняюсь – наблюдателей, за указанную взятку заключённому № 93 перестали чинить препятствия в отправлении языческих ритуалов и даже выделили место для временного капища.
– Кого просили, того и получили! – немедленно вступился за честь своего ведомства приглашённый на совещание генерал-майор Внутренней Стражи. – Сами же просили отобрать отморозков для лагерной охраны. По всей Восточной Тайге собирали всех, в отношении кого было начато служебное расследование по обвинению в неоправданной жестокости и мздоимстве.
– А вас, голубчик, и ваше ведомство никто и не упрекает, – заметил командующий Спецкорпусом. – Наоборот, лично я считаю, что с этой задачей вы справились наилучшим образом. Думаю, не лишним будет напомнить, что нам необходимо создать для них невыносимые, нечеловеческие условия, чтобы те, кто может, в кратчайшие сроки… Ах, да! Я это уже говорил.
– Ваше Высокопревосходительство, вы как себя…
– Скверно, голубушка, скверно, – не дал Дине договорить генерал Сноп. – А в моём возрасте никто себя хорошо не чувствует, так что – здоровье в норме. Ладно, вы поговорите, а я послушаю. – Он расстегнул верхние пуговицы кителя, постарался изобразить добродушную улыбку.
– Вчера интересный феномен наблюдался на занятиях доктора Сапы в женской подгруппе шестого подразделения, – продолжил доклад майор. – После введения в транс, все три испытуемых наблюдали одну и ту же картину. А сегодня утром пришла информация, что в новаградской гимназии № 177 госпитализированы в психиатрическую лечебницу три человека – классная наставница Инна Водолей, организатор культурно-массовой работы Влад Коростель и ученица десятого класса Юлия Хомчик. Все трое одновременно потеряли сознание, хотя и находились друг от друга на значительном расстоянии, и симптомы, проявившиеся вскоре после приведения их в чувство, оценены как, – майор достал из кармана скомканный лист бумаги, расправил его и приблизил к глазам, – параноидальный бред, возникший на почве психического расстройства, вызванного внезапным потрясением. Все трое тем или иным образом были причастны к отчислению из гимназии нашей курсантки Яны Вербы. Припадок с ними случился именно в то время, когда курсантки Яна Верба, Лейла Кунь и Татьяна впали в транс на тренинге доктора Сапы. Причём две последние дали верное описание трёх пригрезившихся им субъектов, хотя никогда прежде с ними не встречались.
– Так что, нам, выходит, вся троица годится? – живо поинтересовался генерал Сноп.
– Кто будет способен осуществить миссию, это, господа, не нам решать, – напомнил Никола Плавун, директор Исследовательского Центра. – Всё решит третий этап отбора, и здесь от нас уже ничего не будет зависеть.
– Какой ещё третий этап? – Дина с явным непониманием уставилась на своего заместителя. – Почему я не в курсе?
– В лагере прекрасные условия для того, чтобы у людей могли проявиться интересующие нас способности, но они должны будут сдать экзамен.
– Какой ещё экзамен? Вы случайно не бредите? – Дина меньше всего ожидала, что доктор Плавун, гражданский служащий, будет пытаться внести какие-то коррективы в тщательно продуманный, утверждённый на самом верху план, да ещё и на совещании у командующего.
– Прошу прощения, но это элементарно. – Директор поднял верх указательный палец. – Если за колючей проволокой действительно сложится Седьмица, вы думаете, их там что-то удержит? Извините, но никакие ограждения, никакие пулемётчики на вышках, никакие минные поля их не остановят. Вы что, думаете, всё так просто – они нашли друг друга, мы дарим им свободу, и они, обуреваемые непреодолимым чувством благодарности к Великой Родине, резво бросятся исполнять распоряжения высокого начальства?! Нет, дорогие мои! Если всё случится, как мы задумали, не приказывать вам придётся, а просить, в лучшем случае – пытаться убедить. А если в Седьмице окажутся асоциальные элементы? Наверняка ведь окажутся – их там, в лагере, не меньше трети. Так что не удивляйтесь, если, прежде чем они позволят с собой поговорить, от караульных помещений и казарм останутся только головёшки. Одно хорошо: если их действительно караулит такое отребье, как господин генерал Внутренней Стражи изволили доложить, то это можно будет считать не слишком большой жертвой. Давайте смотреть правде в глаза! Мы пытаемся породить монстра, и самое сложное в этом деле – найти с ним взаимопонимание.
15 ноября, 15 ч. 10 мин. В трёхстах пятидесяти верстах к северо-востоку от Гремихи
– Ты чем-то обеспокоен, Сохатый-аяс? – Айна уже почти полчаса неподвижно стояла к нему спиной и смотрела на медленные холодные волны, набегающие на каменистый берег. Ветер сбил с её головы меховой капюшон и трепал её жёсткие пепельные волосы, сплетённые во множество тонких косичек.
Майору было зябко на неё смотреть, холод пробирал его самого сквозь шинель, китель и тёплое бельё, но он не решался поторопить дочь охотника Лайсы. Сейчас его больше всего удивляло, как Акай-Итуру вообще удалось уговорить родичей отпустить Айну с каким-то большеглазым. Впрочем, скорее всего, он никого и не уговаривал – просто сказал, что так угодно Хой-Маллаю, или пригрозил, что Хакк, чёрная душа, поселится рядом с ютом и будет по ночам прокрадываться в сны… Шаман даже не спросил его ни о чём, – просто сказал, что давно ждал Сохатого-аяса и добрый знак, что он пришёл именно сегодня, а не вчера и не завтра. Айна сидела на ступенях высокого крыльца его юта, набивала старику трубку, и два баула с вещами стояли рядом, уже упакованные.
– Ты чем-то обеспокоен, Сохатый-аяс? – повторила Айна свой вопрос, по-прежнему подставляя скуластое лицо холодному ветру.
– Я? – Майор слегка помедлил с ответом. – Да…
– Тебе жалко меня?
– Да. Я не знаю, что тебя ждёт. Да и вообще неправильно это – отправлять детей на войну.
– На войну? – Казалось, Айна слегка удивилась. – Не бойся. Хой-Маллай сказал, что я буду жить долго. Я стану бабушкой всех йоксов.
– Кто сказал? – Теперь настала его очередь удивляться. Слухи о том, что древнее божество, прародитель всех йоксов, до сих пор беседует со своими потомками, доходили до него и раньше, но примерному прихожанину и гражданину не пристало принимать всерьёз всяческие суеверия. – Он сам тебе сказал?
– Он сказал: если я не пойду с тобой, Сохатый-аяс, йоксов не будет, а тех, кто останется, уведёт Хакк, а потом погаснет небесный костёр, греющий души предков.
– И ты веришь?
– Дело не в вере. Я знаю. Хой-Маллай – маленький бог, но даже у маленьких богов хватает сил, чтобы не лгать. Хой-Маллай – маленький добрый бог. Но он сильный. Лгут только слабые.
Майор не нашёлся, что ответить, но Айна, похоже, и не ждала ответа. Всё было сказано уже давно. Ещё на пути из Витязь-Града, когда за окнами купе стремительно пролетали белые огни, она заявила, что знает больше, чем можно сказать. Можно было как угодно относиться к её словам, но там, в становище Лай-Йокса, Акай-Итур сказал ему напоследок: сто шаманов не помогут – она поможет, она видит без бубна, она слышит без колотушки, она умеет говорить не только с Хой-Маллаем, но и с Большим Белым Богом.
– Я пойду затоплю печь. – Майор оглянулся на приземистую хибару, сложенную из потемневших от времени брёвен. Её перетащили сюда за пятнадцать вёрст и собрали на месте, которое указала Айна, даже не потрудившись объяснить, почему здесь, а не сотней аршин к югу, за холмиком, прикрывающим от ветра. Но сейчас казалось, что эта вросшая в землю избёнка простояла здесь пару сотен лет.
– Нет, Сохатый-аяс. Я сама. А ты уходи. И больше пусть никто сюда не приходит, пока я не позову.
– Пойдём, я хотя бы покажу тебе, что где лежит.
– Не надо. Сама найду.
– Там телефон. Если что-то понадобится…
– Не надо. Убери телефон.
– Но как же ты сообщишь о том, что гости прибыли?
– Никак. Ты сам узнаешь.
Вот и всё. Теперь она останется наедине с этим ветром, с этим студёным морем, с этими заснеженными холмами, поросшими чахлой лиственницей, с этим серым небом и с ожиданием…
Очередная волна едва не докатилась до гусениц вездехода, который стоял на прибрежной гальке, и водитель едва успел отпрыгнуть, чтобы не зачерпнуть сапогами ледяную воду.
– А если они сюда не придут? – спросил он на всякий случай. На самом деле он просто тянул время – от одной мысли, что Айна останется здесь одна, становилось ещё холодней.
– Они придут. Я знаю.
– Откуда? Хой-Маллай сказал?
– Нет, просто знаю.
Лет двести назад в конунгате Копенхальм жил ныне почти забытый сказочник Нильс Хансен. К тому времени потомки грозных воителей, свирепых морских разбойников уже давно превратились в сыроделов и ростовщиков, лавочников и портных, ткачей и трубочистов. Потомки суровых эрлов стали владельцами свиноферм и мануфактур, отдавшимися всей страстью горячих сердец подсчёту барышей. Единственным, что у них осталось от предков, были хранящиеся в чуланах ржавые доспехи и легенды о давних грабительских набегах и кровавых сварах, которые по прошествии времени стали именоваться славными подвигами.