Сам Нильс Хансен был сыном нотариуса и после смерти отца унаследовал добротный дом с окнами, выходящими на Кронхельский залив, скрипучую крытую повозку, которая служила передвижной конторой, пару полудохлых кляч, маленькую жаровню для варки сургуча и большую круглую печать, которая стала ему верной кормилицей до самого конца его скучной размеренной жизни, такой же, как и у большинства подданных доброго конунга Густава VIII.
Единственным развлечением, которое он мог себе позволить, кроме воскресных посещений церкви, были прогулки по набережной, где он мог раскланиваться почти с каждым встречным, поскольку почти все жители окрестных кварталов пользовались его услугами.
Он был скромным клерком, никогда не покидавшим Копенхальма, но в его жилах всё ещё текла кровь морских бродяг, видевших берега обеих Лемурид задолго до Роба Эвери и Виттора да Сиара, беспощадных воителей, свирепых морских разбойников, одно упоминание о которых когда-то повергало в ужас жителей прибрежных городов Альби и имперских провинций. Ему, как и большинству его сограждан, не было суждено отправиться в дальнее путешествие, участвовать в сражениях, охотиться на бизонов, ездить на слонах, но душа его восставала против обыденности и творила миры, полные чудес, отваги, злодейств и благородства. Теперь, через двести лет после его тихой смерти в окружении скучающей родни, книги Нильса Хансена включены в университетские курсы истории литературы, но почти не переиздаются, возможно, потому, что сказки, которые он написал, кажутся нашим современникам слишком жестокими, для того чтобы читать им детям на ночь. Но, возможно, есть и другая причина того, что мы боимся заглянуть под потёртые переплёты: всё, что там написано, слишком похоже на правду, невиданную, невозможную, невообразимую, но всё-таки правду.
Он прожил почти семьдесят лет, и родственники, собравшиеся у его смертного одра, в один голос утверждают, что, перед тем как испустить дух, дедушка Нильс улыбнулся и прошептал: «Держись, Сигурд. Я иду!» Потом, когда перед погребением с его тела стянули простыню, которая, по мнению родственников, была слишком хороша для мертвеца, оказалось, что его старческая рука сжимает меч, сотни лет провалявшийся в кладовке, причём, никто не признался, что приносил ему это древнее оружие, а сам он уже несколько дней не поднимался с кровати.
Меч решили оставить в гробу, скорее для того чтобы избавиться от вещи, во-первых, ненужной, а во-вторых, внушающей суеверный страх своим необъяснимым перемещением в пространстве. Вскоре опасения родственников покойного нашли подтверждение: плотник, пристраивая к гробу крышку, вдруг заметил, что на клинке выступили пятна чёрной крови, и все участники похоронной процессии почуяли явственный запах серы. Возможно, плотник был нетрезв, и всё это ему пригрезилось, но едва ли полпинты бренди, выпитые им накануне, могли довести сорокалетнего коренастого мужика до подобного умопомрачения.
Итак, Сигурд! «Тот самый Сигурд, перед которым любые владыки склоняли свои знамена. Его немногочисленной дружины боялись все – и варвары севера, и горожане юга, и даже бесстрашные бароны Серединных земель. У любого из его воинов на шлеме было не меньше десятка серебряных заклепок, каждая из которых означала победу в воинском турнире. Каждый из них носил на мизинце левой руки хотя бы один перстень с изумрудом, означавший, что его хозяин сокрушил в честном бою хотя бы одного великана».
Сигурд-воитель, герой многих сказок, вышедших из-под пера Нильса Хансена. Едва ли это исторический персонаж. Даже собирательным образом его можно считать с большой натяжкой, поскольку сила его невообразима, воинское искусство бесподобно, авторитет непререкаем. Однажды, на заре своей карьеры, он добыл некое Кольцо, которое делало его почти неуязвимым, поэтому его доблесть и самоотверженность автор описывал с немалой долей иронии. И ещё он ненавидит ведьм, колдунов, драконов и прочую нечисть. Он редко обнажает свой меч, когда кто-либо из людей оказывается на его пути, он щадит даже разбойников, если те дают ему слово никогда не возвращаться к своему кровавому ремеслу. Зато гномов, водяных, русалок, троллей, василисков и бесов истребляет, даже не спросив, как их зовут, даже если ему ничего не известно об их злодеяниях. Казалось бы, жизнь Сигурда-воителя полна благородных поступков, подвигов, риска и самоотверженности, но автор почему-то ни разу не отозвался о нём сколько-нибудь благожелательно. Он именует его «неуёмным», «жестокосердным», «безумным», «обуянным гордыней» и т.д. Наоборот, Нильс Хансен, кажется, сочувствует самым безобразным созданиям, которые оказываются жертвами великого воина. Например, ведьму, которая держала в страхе несколько селений, грозя навести порчу на детей и неурожай, если её кто-то тронет, он называет «несчастной», «бедной», «обиженной», а двухголового крылатого змея, который стал очередной жертвой Сигурда, пытаясь её выручить, именует «славным», «храбрым» и «простодушным». Кстати, после того, как герой Хансена убил-таки ведьму, все её угрозы начали приводиться в исполнение и виновным во всём, в конечном итоге, оказался сам Сигурд.
Возможно, чтобы понять причину неприязни автора к своему герою, нужно лишь внимательно прочесть его сказку «Хвост и рога», рукопись которой сохранилась только в черновике, скорее всего, потому что набело он не решился её переписать.
Итак, Сигурд-воитель ехал на своём верном скакуне по лесистым холмам Северного Йёринга, дружина от него, естественно, отстала, и вдруг передние ноги коня подкосились. С трудом удержавшись в седле, Сигурд заметил, что из ложбины выглядывает тролль, удивлённый тем, что заезжий воин не свалился на камни, сломав себе позвоночник. Само собой разумеется, между ними начался поединок, они загоняли друг друга в землю то по колено, то по пояс. Конечно, тролль, поскольку он и так был нежитью, ничем не рисковал: в случае поражения он бы просто был низвергнут туда, откуда пришёл, и получил бы взбучку от начальства. Этим можно было объяснить и его отвагу, и его упорство.
В конце концов, Сигурд решил, что сила тролля в рогах, и отрубил ему рога. Однако тролль не ослаб и продолжал биться с прежним пылом. Тогда Сигурд сделал вывод, что сила противника в хвосте, и отсёк ему хвост молодецким ударом, но сломал при этом свой булатный меч. Тролль, видимо, решив, что связываться с психом – себе дороже, покинул поле битвы и скрылся за холмами. Как только миновала опасность, тролль сообразил, что в таком виде, без рогов и хвоста, ему никак нельзя появляться в Пекле и уж тем более попадаться на глаза Хозяину. Ему теперь оставалось только одно: поселиться среди людей, прикинувшись человеком. Чтобы никто не заподозрил, кто он такой на самом деле, троллю пришлось заняться мелкой торговлей, купить дом, жениться и, как все, три раза в неделю посещать церковь, а по субботам сидеть в кабаке. Шли годы, тролль уже почти забыл, кем он был когда-то, и только приходившие издалека вести о новых подвигах Сигурда не давали ему покоя. Но настоящей трагедией для него стала весть о гибели великого воина в пустыне Тар. Теперь у него не осталось ничего, даже возможности отомстить своему обидчику, поломавшему ему былое существование, полное «приключений, счастливого безрассудства, свободы и наслаждений». Оставалось только одно – настичь Сигурда на Том Свете. Если бы он мог вернуться в Пекло, сейчас он смотрел бы, как весёлые бесы жарят на медленном огне грешную душу его обидчика, а теперь ему предстояла лишь никому не нужное бесконечное подобие жизни, от которого нигде нет спасения. Однажды он спросил у странствующего монаха, как можно убить беса, и тот ему ответил, что это не так уж и трудно – достаточно плюнуть ему под хвост и стукнуть промеж рогов Нерукотворным Писанием. Но, поскольку ни рогов, ни хвоста у него не было, даже такую смерть ему не суждено было принять. И тогда тролль решил исповедоваться и рассказал пилигриму всю правду о себе, зная, что бродягам в рясах свойственно милосердие, и они могут пожалеть кого угодно, даже самого отпетого грешника.
И монах сказал ему: «Твоя тёмная душа успела обрасти человечиной, и если убить в тебе тролля, наверное, что-то останется. Попроси Господа о милости, и он отчистит твоё нутро от копоти Пекла. Тогда, может быть, ты станешь человеком, состаришься и умрёшь, как все люди…»
Вскоре выяснилось, что странник – тоже не человек, что он – ангел, спустившийся на землю, чтобы на своей шкуре почувствовать искушения и скорби земные.
А кончилось всё тем, что тролль, превратившись в человека и обретя душу, далеко не сразу расстался с желанием увидеть муки своего недруга. Лишь дожив до старости, чувствуя приближение смерти, он вдруг осознал, что не желает видеть ничьих мучений, а предвкушение мести утратило былую сладость. Зная, что всё равно попадёт в Пекло, он приказал слугам положить в свой гроб меч, чтобы, встретившись с тамошними рогатыми и хвостатыми тварями, повторить подвиг Сигурда.
В том, что на узкой грязной улочке слякотным вечером встретились ангел и бес, Нильс Хансен, кажется, не находит ничего необычного. Ещё будучи сравнительно молодым человеком, сидя в таверне, он порассказал приятелям и соседям немало историй, удивительных и страшных, а иногда даже старался убедить добропорядочных подданных мирного конунга Густава, что всё это – чистая правда. А вот о том, что он записывал свои байки, при жизни Нисльса Хансена не знал никто. Через несколько лет его внук, тоже нотариус, нашёл дедовские тетради, прочёл их и (не пропадать же добру), отнёс знакомому издателю. В те времена ещё были в чести легенды о славных подвигах доблестных эрлов, и сказки Нильса Хансена едва ли могли ужаснуть даже самого впечатлительного ребёнка. И всё-таки, если принять во внимание случай, произошедший на похоронах самого сказочника, начинаешь осознавать, сколь призрачна грань между иллюзией и реальность, между сказкой и былью…