— Костик, — забранилась мама, видя смущение гостьи, — ты задушишь девочку!
— Она, вон, какая крепкая! — Родитель с довольным видом сжал Лизины плечи, и актриса выдавила жалобную улыбку. — Ты приехала за Сашкой вместо братца?
— Знаю, птичка, я не та, кого ты рассчитывала увидеть, — приподнявшись на цыпочках, Лиза выглянула из-за отцовского плеча, — но он попросил доставить тебя в лучшем виде. Говорю сразу, за услугу мне обещан новый Мерседес.
— Ты умеешь торговаться, — присвистнула я, стараясь не показывать огорчения. — Объяснения, почему он сам не приехал, оплачены?
— Нет, — цокнула языком Лиза, — спросишь его лично.
Мама бросила на меня сочувственный взгляд и из деликатности утащила отца, готового разразиться градом неловких вопросов, в гостиную. Из комнаты донеслось его недовольное бормотание — похоже, папаня костерил сбежавшего кавалера.
— А ты уже собрана? — Актриса многозначительно оглядела мои домашние шорты, футболку с рожицей Микки Мауса и узел рыжих волос. — Это, конечно, твое дело…
— Сейчас переоденусь, — тяжело вздохнула я. Признаться, от категоричного отказа, ехать на ведьмовскую вечеринку, меня удержала исключительно тоска по имениннику.
Приведя себя в порядок, я бросила в лакированный клатч ключи и мобильный телефон. Помялась, и все-таки прихватила купленный браслет. Хотелось надеяться, что Филипп просто вспылил и сгоряча отказался от подарка.
Крошечный кабриолет бодро пересекал улицы города. За окном проплывали районы, заснеженные проспекты. Едва передвигаясь по дороге и задерживая движение, чистили снег неповоротливые грузовики. В салоне играло радио, доносилось довольное урчание спортивного двигателя. Лиза не гоняла на бешеных скоростях, но все равно я чувствовала себя неуютно, когда за рулем сидел кто-то другой, а не Филипп.
— С Филиппом что-то происходит, — прервала я задумчивое молчание. Кошка покосилась на меня, но не ответила.
— С ним произошла Снежана, — наконец, произнесла актриса.
— И что это значит?
— Фил забрал у Малышки дар.
— Он упоминал какой-то кровавый обряд.
— Ритуальное убийство, — с неохотой пояснила Лиза. — Знаешь, не каждый способен всадить нож в девочку, которая выросла на его глазах, а потом жить, как ни в чем не бывало.
— Теперь понятно, почему Зак спрашивал, как прошло убийство! — вырвалось у меня. Невольно пальцы с силой сжали клатч на коленях.
— Нашему красавчику не помешает рот зашить! — проворчала актриса. — Верховный судья устроил аттракцион невиданной щедрости и решил, что Сила должна остаться у Вестичей. Фил был вынужден починиться, чтобы не навредить семье. Такая вот паршивая политика и система выживания.
— Верховный судья, ведь, настоящий отец Филиппа?
В голове не укладывалось, что по приказу родителя сын фактически превратился в убийцу. Подобная жестокость отца могла сломать любого, даже сильного духом, человека, и разбудить спящих в душе демонов!
— О, да! — иронично хмыкнула Кошка. — И у них очень теплые родственные отношения. Настолько теплые, что братец не желает слышать имени папаши. Даже не позволил позвать Роберта на шабаш.
— Я бы тоже не позволила, — буркнула я, отворачиваясь.
— Какая милая человеческая солидарность, — с ехидцей пробормотала актриса, сворачивая с шоссе на неосвещенную проселочную дорогу.
Приглашенные на праздник гости уже собрались. На заснеженной обочине, рядом с каменным забором, выстроилась шеренга дорогущих автомобилей. Ворота были распахнуты настежь. Огромный особняк светился огнями, и во дворе толпились разодетые в пух и прах люди. В саду, у расчищенных широких дорожек, мерцали головки уличных фонариков, а голые ветви деревьев опутывали разноцветные гирлянды. Горели голубоватые контуры по краю крыши дома, отчего по фасаду разлетались зыбкие лучи.
Народ оглядывался, пытаясь угадать, кто приехал. Я с тоской изучала расфуфыренную толпу, понимая, что с Елизаветой мы окажемся единственными людьми на шабаше.
Вкатив на подъездную дорожку, Лиза недовольно посигналила зазевавшейся даме в длинном элегантном платье и норковом манто. Гостья, энергично копавшаяся в сумочке, резко оглянулась, и зрачки глаз, как у кошки, зеркально отразили свет фар. Актриса заглушила мотор, намереваясь бросить крошечную машину посреди двора.
— Очень удивлюсь, если Гнездо не развалиться от такого наплыва городского населения, — проворчала Кошка и, глядя в зеркальце заднего вида, принялась деловито подкрашивать губы. — Ты чего сидишь, птичка? Приехали. — Покосилась девушка на меня. — Выметайся.
— Ты не попытаешься раствориться на моем человеческом фоне? — иронично хмыкнула я, открывая дверь. С потоком холодного воздуха в маленький салон ворвались обрывки разговоров и звуки музыки, исполняемой живым оркестром.
— Наивный птенчик, твой выход первый. — Лиза закрутила тюбик с помадой. — После тебя, меня уже никто не заметит.
Но она жестоко ошиблась в расчетах. Вероятно, о человеческой девушке в ведьмовской семье сплетники насудачились еще в прошлый раз, и фурора не случилось. Без проблем я добралась до крыльца и в первый момент не узнала холодного, неуютного Гнезда. Наводненный народом холл утопал в интимном полумраке. Под потолком кружились десятки алых фонариков с подрагивающими светляками внутри. Лестницу на второй этаж застилала красная ковровая дорожка, а высокие перила обвивали цветочные гирлянды. Вокруг витал запах алкоголя и чужих духов. Из бальной залы доносилась музыка, приглушенная гамом шумливого сборища. Филиппа в холле не было.
На меня обращали внимания не больше, чем на синеглазых официантов с подносами шампанского и канапе. Растерявшись в шумной толпе ведьмаков, я захлебывалась в дурном чувстве, что незвано заявилась на чужой праздник.
— Позвольте? — Ко мне подскочил прехорошенький молоденький швейцар, вероятно, нанятый специально для праздника, и помог снять шубку.
— Сашенька! — Прозвучал в гвалте оклик Аиды.
Хозяйка дома, стоявшая рядом с двумя степенными матронами, подозвала меня царственным кивком. Древние ведьмы синхронно пожали узкие синеватые губы.
Одна нафталинная старуха с седыми буклями надменно сканировала толпу через стеклышко старомодного лорнета. Другая ведьма опиралась на трость с тяжелым наболдашником в виде бульдожьей головы и имела столь кислый вид, будто желала этой самой тростью поколотить всю ведьмовскую ватагу без разбора на звания и чины.
— Добрый вечер. — Подойдя, я едва сдержалась от хулиганского книксена.
— Здравствуй, милая. — Аида прижалась надушенной щекой к моей щеке и, изображая поцелуй, едва слышно прошипела: — Не смей испортить праздник, девочка!
Отстранившись, ведьма по-прежнему ласково улыбалась. Я изумленно моргнула, почти уверенная, что просто ослышалась. Судя по всему, мать Филиппа всерьез опасалась, что вечер закончится поножовщиной!
В душе вспыхнуло возмущение. Только, в отличие от Лизы, у меня никогда не получалось притворяться настолько талантливо, чтобы скрывать настоящие чувства.
— Не переживайте, Аида, я понятия не имею, где лежит ритуальный кинжал.
Железная выдержка хозяйки Гнезда поражала. От недвусмысленного намека на кровавую резню, завершившую последний шабаш, она смущенно хохотнула в сторону матрон и потрепала одной из них сухую, похожую на куриную лапку руку:
— Ох, уже эти дети.
— В наше время короткие юбки на шабашах запрещали, — поддакнула старуха, останавливая рентгеновский взор на моей обтянутой сетчатым чулком разбитой коленке.
— Как хорошо, что времена меняются! — с крайне почтительной улыбкой воскликнула я. — Мне рассказывали, что в ваше время на шабаши приходили голыми, а человеческих девушек использовали для жертвоприношения.
Аида поперхнулась. Даже на расстоянии ощущалось, как от матери Филиппа волной исходит недовольство.
— Сашенька, — елейным голосом вымолвила она, — найди мальчиков. Пора начинать праздник.
Как всегда, хозяйка дома решила, что возмутителя спокойствия лучше услать подальше. Я же посчитала за благо закончить разговор с высокомерными ведьмами и затеряться в толкучке.
Маленькая гостиная, где обычно проводили время молодые Вестичи, оказалась заперта, оттуда не доносилось ни звука. Пришлось несколько раз настойчиво постучать, прежде чем последовала хоть какая-то реакция, и щелкнул замок. Юрко прошмыгнув внутрь, я получила ощутимый удар в поясницу дверной латунной ручкой.
В комнате горели свечи, пахло воском и терпким алкоголем. Гомон и музыка доносились неясным гулом, а почерневшие, будто замазанные краской, окна скрывали гостиную от любопытных гостей, гуляющих по дорожкам заснеженного сада. На журнальном столике теснились бутылки с вином и виски, несколько стаканов, тарелка с нарезанным лимоном и открытая коробка шоколада.
Расслабленный, нетрезвый Заккари в расстегнутой белой рубахе полулежал на диване и лениво прихлебывал янтарную жидкость. Филипп с бокалом в руке удобно развалился в кожаном кресле.
На широком подлокотнике, практически прижимаясь к плечу моего парня, устроилась Маргарита в потрясающем небесно-голубом платье. Из глубокого разреза шелковой юбки высовывалось круглое колено. В гранях рубинового перстня преломлялся свет, и камень сиял, словно торжествовал вместе со своей неотразимой хозяйкой.
— И, о чудо! — патетично произнес блондин, возводя глаза к потолку. — Она молчит!
— Боюсь, что тебе не захочется услышать, о чем именно я сейчас думаю, — холодно процедила я, пристально рассматривая Филиппа. Его одежда была в беспорядке, а на лице с хмельным румянцем блуждала высокомерная ухмылочка.
— Добрались без проблем? — пригубив бокал, спросил он.
— А проблемы намечались? — Голос не дрогнул, хотя внутри клокотала обида. — Поздравления с днем рождения прослушаешь на автоответчике. Мы с ним очень плодотворно общались последние два дня.
— Я их слушал одно за другим, — усмехнулся Филипп, отчего-то говоря с неуловимым, но незнакомым акцентом. — Очень красноречивые сообщения.