ти его на территорию своего княжества[326]. Поведение Святослава, выступившего одним из гарантов неприкосновенности Киева весной 1069 г., позволяет предполагать, что к тому времени среди Ярославичей возникли скрытые разногласия.
Согласно одному из позднейших дополнений к статье 1068 г., Святослав оказался единственным из правителей Русской земли, которому поздней осенью 1068 г. удалось собрать войска после поражения на Альте и разгромить половецкие отряды у Сновска. Несколько позже ему удалось установить контроль над новгородским столом, который после поражения, нанесенного Всеславом Полоцким Мстиславу Изяславичу в битве на Черехе (1066), оставался вакантным и который занял вызванный из Тмутаракани сын Святослава Глеб. В то же время Святослав не предпринял никаких действий против княжившего в Киеве Всеслава, и это обстоятельство наводит на мысль о том, что ситуацию, сложившуюся зимой 1068/69 гг., он использовал в своих интересах. Аналогичным образом, по всей видимости, поступил и Всеволод, сын которого Владимир Мономах оказался во Владимире-Волынском. По всей видимости, Изяславу пришлось задним числом санкционировать сложившееся положение вещей. По справедливому замечанию А. В. Назаренко, «позиции Изяслава после его возвращения при поддержке польского князя Болеслава II на киевский стол в 1069 г. оказались существенно иными, нежели те, которые он занимал до своего бегства в Польшу в предыдущем году. Вернув Киев, Изяслав утратил, однако, контроль над Новгородом и Волынью, оставшимися за Святославом и Всеволодом соответственно…»[327]
В начале 1070-х гг. Изяслав был занят борьбой с Всеславом, которому в 1071 г. удалось вернуться на княжение в свою «отчину» и удержать ее за собой, несмотря на поражение, которое ему нанес сын киевского князя Ярополк. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, едва нейтрализовав Всеслава, Изяслав, стремясь укрепить свой пошатнувшийся авторитет и упрочить единство «триумвирата», выступил инициатором строительства новой церкви-усыпальницы Бориса и Глеба, куда в мае 1072 г. были перенесены их останки. В «Сказании о чудесах» причиной строительства новой церкви называется ветхость прежнего храма, сооруженного при Ярославе. Эту же причину называет и «Чтение…» Нестора, сообщающее, что Изяслав «ходил ко святым на праздник их» и «устраивал на память святых большой праздник для нищих», а увидев, что храм, где покоились князья, обветшал, решил возвести новую церковь, убедив митрополита Георгия освятить начатое строительство и пожертвовав на него деньги. После того как строительство было закончено, на украшение вновь созданного храма Изяслав распорядился отдать часть дани, собираемой в Вышегороде. Однако из свидетельств источников, сохранивших противоречивую репрезентацию этих событий, можно заключить, что вышегородские торжества преследовали не только религиозные, но и политические цели.
В ПВЛ это событие описано следующим образом: «В год 6580 (1072) перенесли святых страстотерпцев Бориса и Глеба. Собрались Ярославичи – Изяслав, Святослав, Всеволод, митрополит же тогда был Георгий, епископ Петр Переяславский, Михаил Юрьевский, Феодосий, игумен Печерский, Софроний, игумен монастыря Святого Михаила, Герман, игумен Святого Спаса, Никола, игумен Переяславского монастыря, и все игумены, и устроили праздник, и праздновали светло, и переложили тела в новую церковь, построенную Изяславом, что стоит и поныне. И сначала Изяслав, Святослав и Всеволод взяли Бориса в деревянном гробу и, возложив гроб на плечи свои, понесли, черноризцы же шли впереди, держа свечи в руках, а за ними дьяконы с кадилами, а затем пресвитеры, за ними епископы с митрополитом; за ними же шли с гробом. И, принеся его в новую церковь, открыли раку, и наполнилась церковь благоуханием, запахом чудным; видевшие же это прославили Бога. И митрополита объял ужас, ибо не твердо верил он в них (Бориса и Глеба); и пал ниц, прося прощения. Поцеловав мощи Борисовы, уложили их в гроб каменный. После того, взяв Глеба в каменном гробу, поставили на сани и, взявшись за веревки, повезли его. Когда были уже в дверях, остановился гроб и не шел дальше. И повелели народу взывать: „Господи, помилуй“, и повезли его. И положили их месяца мая во 2-й день. И, отпев литургию, обедали братья сообща, каждый с боярами своими, в любви великой. И управлял тогда Вышгородом Чудин, а церковью Лазарь. Потом же разошлись восвояси»[328].
По рассказу Нестора, после того как церковь была украшена, «боголюбец Изяслав просил архиепископа Георгия пойти и перенести мощи святых в церковь, которую построили. Архиепископ же собрал весь причт церковный, и так вышли с крестами в вышеупомянутый город, где были тела святых. И придя, сотворили обычное обновление церкви новой и святую литургию в ней отслужили. А на другой день собрал митрополит всех епископов и всех церковников туда, где были раки святых, желая совершить перенесение. Пришли и благоверные князья из своих земель, и многие другие из своих земель, младшие. Собралось и множество черноризцев из своих монастырей, и был среди них преподобный отец наш Феодосий, игумен Печерского монастыря, сиявший среди них как солнце, украшенный добрыми нравами. А митрополит не верил, что святы блаженные. И, приступив, открыли раки святых и увидели их целыми лежащих, а церковь наполнилась благовония. Увидев это, митрополит затрепетал мысленно и, повернувшись на восток, воздев руки к небу, воскликнул, говоря: „Прости меня, Господи, потому что не верил в святых Твоих, согрешил, и помилуй неверие мое. Вот, верую воистину, что святы страстотерпцы Твои“. И после этого, приступив, взял руку блаженного Бориса (ибо это были мощи) и целовал, прикладывая к глазам и к сердцу. Ею же потом благословил благоверного князя Изяслава, потом благословил брата его Святослава, которому на благословение остался на голове его ноготь. Еще благословил так же боголюбца Всеволода и всех князей и всех людей, и положил руку на место. Потом, взяв раки, понесли их в новую церковь поставили на правой стороне в год 6580 (1072) месяца мая в 20. Совершили они великий праздник в тот день и, славя Бога, разошлись по домам»[329].
«Сказание о чудесах…» описывает перезахоронение останков Бориса и Глеба так: «Наступило время перенесения святых мучеников Романа и Давида. Собрались братья – Изяслав, Святослав, Всеволод – и митрополит Киевский Георгий, и второй митрополит, Черниговский, Неофит; епископ Петр Переяславский, и Никита Белгородский, Михаил Юрьевский, и игумены: Феодосий Печерский, и Софроний Святого Михаила, и Герман Святого Спаса, и все остальные игумены. И сотворили торжественный праздник. Сначала понесли князья на плечах деревянную раку святого Бориса. Впереди шли преподобные черноризцы со свечами и диаконы, за ними духовенство, и потом митрополиты и епископы, а за ними несли раку. Принесли ее и поставили в церкви, и когда открыли раку, то наполнилась церковь благоуханием и запахом чудесным. Увидев это, прославили Бога. А митрополита охватил ужас, так как он сомневался в этих святых, и, пав ниц, он просил прощения. И, целовав мощи, переложили их в каменную раку.
После этого взяли каменную раку с Глебом, поставили ее на сани и, зацепив веревками, повезли. И когда были в дверях, остановилась рака недвижно. И велели народу взывать: „Господи, помилуй!“ И молились Господу и святым. И сразу повезли. Поцеловав голову святого Бориса, митрополит Георгий взял руку святого Глеба и начал благословлять ею князя Изяслава и Всеволода. Тогда Святослав, взяв руку, приложил к нарыву на шее, к глазам своим и к темени. После этого положили руку в гроб и начали служить святую литургию. А Святослав сказал Берну: „Что-то мне голову колет“. И снял Берн шапку с князя, и увидел ноготь святого Глеба, снял его с головы Святослава и отдал ему. Он же прославил Бога за милость святых. После литургии все братья пошли и обедали все вместе.
И праздновали праздник торжественно, и щедрую милостыню раздали беднякам. И, распрощавшись друг с другом, разошлись по домам. С тех пор установился этот праздник святым мученикам в двадцатый день месяца мая благодатью Господа нашего Иисуса Христа»[330].
Эти три «сценария» вышегородских событий 1072 г. давно привлекали внимание исследователей. Так, А. А. Шахматов отметил, что в статье 1072 г. по Лаврентьевскому списку ПВЛ дата церемонии появилась под влиянием вторичного перенесения мощей 2 мая 1115 г., тогда как в 1072 г. перенесение мощей произошло 20 мая, как указывается в Ипатьевском списке ПВЛ, с которым согласуется и «Чтение…» Нестора и «Сказание о чудесах…»[331]. Н. Н. Воронин акцентировал внимание на том, что в «Чтении…» церемония благословения Ярославичей совершается рукой св. Бориса, а в «Сказании…» – рукой св. Глеба, но не раскрыл религиозно-политическое значение этого расхождения текстов, ограничившись предположением о том, что церковь, построенная Изяславом Ярославичем, была посвящена именно св. Глебу, который на древнерусских складных крестах (энклопионах) изображался с миниатюрным храмом в руках[332]. Наблюдения Н. Н. Воронина углубил М. Х. Алешковский, разработавший предположение В. И. Лесючевского о том, что почитание Глеба являлось первичным, а культ Бориса сложился несколько позже. Чудеса в Вышегороде начались только после того, как останки Глеба были захоронены рядом с останками Бориса, и это обстоятельство могло обусловить приоритет в его почитании, указанием на который служит тот факт, что в 1072 г. останки Бориса покоились в деревянном гробу, а останки Глеба – в каменном саркофаге[333]. По М. Х. Алешковскому, почитание Глеба отвечало интересам Святослава, поскольку в состав его владений входил и Муром, где по летописи княжил Глеб. Однако о том, что Глеб княжил в Муроме, мы узнаем только из летописного перечня сыновей Владимира под 988 г., тогда как в тексте повести «Об убиении…» об этом ничего не говорится, а только описывается путь Глеба в Киев из Поволжья. Между тем вопрос о существовании Мурома как развитого городского центра в начале XI столетия – тем более, «стольного города» – с археологической точки зрения остается дискуссионным