Столь же неоднозначно его отношение к участникам династического конфликта 1146–1157 гг.: отрицательное к Свену Эриксcену и благожелательное к Кнуту Магнуссену и Вальдемару I. Это объясняется тем, что Саксон писал «Деяния данов» в правление сыновей Вальдемара I – Кнута VI (1182–1202) и Вальдемара II (1202–1241), матерью которых была сводная сестра Кнута Магнуссена. Избрание Свена он считал нелегитимным, рассказывая, что «Свен добивался поддержки сьяландцев, и, когда большинство из них уже начали благосклонно внимать ему и склоняться на его сторону, некто Олав по прозвищу Заика, рьяный приверженец заведенного издревле порядка, предал проклятию как каждого, кто назовет королем Свена, так и самого Свена, если он примет это звание. Он говорил, что не может согласиться с тем, что власть над страной будет передана кому-то без предварительных совещаний с народом Отечества, а королевские почести будут присвоены кем-то без согласия на то жителей всего королевства. Он напомнил, что, хотя выборы обычно и происходят на Сьяландии, право решать, кому становиться королем, принадлежит всему народу. И когда все начали колебаться, решив было немного подождать со своим выбором, один человек [по имени] Стено, которого тайными обещаниями Свен успел к тому времени привлечь на свою сторону, отвергнув старинный обычай, первым назвал его королем, после чего точно так же отважилась поступить и бóльшая часть собравшихся на тинге людей». «Безрассудная дерзость» присвоившего королевское звание Свена побудила жителей Ютландии отдать предпочтение Кнуту Магнуссену, которого поддержал союзник Свена лундский архиепископ Эскиль. Свену удалось не допустить объединения Кнута с Эскилем, которого он заточил в церкви Святого Лаврентия, однако позже освободил, «испугавшись проклятия, которое является самой строгой карой из тех, что может наложить на человека понтифик».
Саксон рассказывает, что Свен заключил с Кнутом перемирие после объявления католической церковью Крестового похода против полабских славян (1147), в ходе которого его войска потерпели поражение, что дало основания Кнуту возобновить военные действия. Неудачный ход войны, вынуждавший Кнута неоднократно покидать Данию, заставил его обратиться к Фридриху I Барбароссе, который на рейхстаге в Мерзебурге добился выделения Кнуту Зеландии и принесения Свеном присяги в качестве вассала Священной Римской империи (1152). После достижения мерзебургского компромисса, условия которого так и не были выполнены в полном объеме, политика Свена ужесточилась. По словам хрониста, он стал не только следовать тевтонским обычаям, но и демонстрировать высокомерие и алчность даже по отношению к своим сторонникам. На этом фоне произошло сближение Кнута с Вальдемаром, который долгое время оставался на вторых ролях, довольствуясь полученным от Свена титулом герцога Шлезвигского. Формальным поводом к сближению послужили переговоры о браке Вальдемара с сестрой Кнута Софией, вызвавшие недовольство Свена, который сначала попытался схватить конкурентов, а потерпев неудачу, начал переговоры. Однако, «не надеясь извлечь для себя какую-либо пользу из новых его обещаний, по решению жителей Ютии они приняли на себя королевское звание».
Таким образом, мерзебургский компромисс продержался чуть более двух лет, до 1154 или 1155 г., после чего военные действия возобновились. Свен постепенно утратил свои позиции и был вынужден бежать в Саксонию вскоре после того, как его вторично оставил лундский архиепископ Эскиль. После возвращения Свена последовал новый раздел Дании. На этот раз соперники, хотя каждый из них сохранил за собой королевский титул, обошлись без помощи иностранных посредников. Модератором раздела выступил Вальдемар, который взял себе Ютландию, дав Кнуту Зеландию, а Свену – Сконе. «Заключенное соглашение было скреплено торжественной клятвой, чтобы благоговейный ужас заставлял любого из них воздерживаться от вероломства», – писал Саксон, рассказывавший, что, «договорившись об этом, Канут в сопровождении Вальдемара отправился в доставшуюся ему во владение Сьяландию, надеясь вскоре оказать там гостеприимство и Свену, обещавшему прибыть вслед за ними. Узнав через день, что Свен прибыл в Рингстадий, он, полностью ему доверяя, отправился к нему. Однако, встретив по дороге прелата из церкви Рингстадия и тевтонского рыцаря Радульфа, он узнал от них, что до Свена дошел слух о том, что [Канут] якобы идет нему со множеством вооруженных людей. Это вызвало у Канута подозрения, и он решил быть осторожным. Посчитав услышанное доказательством того, что Свен замышляет предательство, он отказался встречаться с ним и вместо этого отправился на тинг, который проходил как раз в этот день и при большом стечении народа.
Вальдемар же, чья верность слову всегда перевешивала подозрительность, по-прежнему испытывая доверие к заключенному соглашению, все-таки отправился к Свену, что, впрочем, явилось больше выражением его твердости, чем осмотрительности. Тем временем там уже стоял отряд королевских воинов в полном вооружении, которым было приказано убить их, в случае если они появятся оба. Однако, обнаружив, что один из них отсутствует, Свен отозвал своих людей и обратился к пришедшему с изъявлениями самой искренней радости. Когда Вальдемар спросил, зачем вокруг него, несмотря на отсутствие опасности, так много вооруженных людей, тот рассказал ему о дошедшем до него слухе. Вальдемар обругал его разными бранными словами за это коварство, но Свен скрыл свой замысел и намерение, притворившись, что у него и в мыслях ничего подобного никогда не было. Затем по приглашению Канута он отправился в Роскильдию, где в соответствии с законами гостеприимства тот намеревался устроить пир. Проведя ночь и веселье и забавах, на рассвете с небольшим числом своих людей Свен отправился в расположенное недалеко от города принадлежавшее Торбьёрну село, намереваясь проведать свою маленькую дочь, которая воспитывалась там и которую он горячо любил. Рассказывают, жена Торбьёрна сказала, что ей удивительно видеть, как он мог дойти до такого жалкого состояния, при котором в настоящее время готов довольствоваться лишь третьей частью того, что прежде принадлежало ему полностью. Эти сказанные с целью вызвать его гнев слова сильно подстегнули Свена к совершению его злодеяния.
Ближе к вечеру прибыли люди, которых Канут послал к нему с приглашением вернуться на пир. Торбьёрн принял их чрезвычайно любезно, а на их вопрос о том, почему король задерживается, он отвечал, что причиной его промедления стала головная боль от банного дыма и пара. Сам Свен, когда решил принести им свои извинения за то, что заставил их ждать так долго, сказал, что все это время забавлялся, наблюдая за детскими ласками своей совсем еще маленькой дочери. Эти различия в ответах Свена и Торбьёрна не остались незамеченными для тех, кто спрашивал. Вернувшись по их просьбе обратно в город, Свен, как самый уважаемый благодаря своему возрасту из них троих, получил место между своими соправителями. Когда после трапезы столы были убраны, а веселое настроение гостей, по мере того как небольшие чаши [с вином] то тут, то там стали [все чаще] переходить из рук в руки, поднялось еще выше, Свено попросил принести все необходимое для игры в камешки, похваляясь тем, что он очень искусен в ней и во время его изгнания именно она была его главным развлечением. Эти слова, внешне похожие на хвастовство, в действительности были горьким напоминанием о несчастьях, которые ему пришлось пережить. Однако, поскольку доски поблизости не оказалось, поиграть ему так и не довелось. Среди прочих развлечений был еще германский певец, который исполнил песню о бегстве Свена и его изгнании, и в ней, переложив на стихи все собранные им попреки, осыпал короля жестокими оскорблениями и насмешками. Поскольку гости резко осудили певца за это, Свен скрыл свою досаду и сказал, что тот может свободно продолжать петь о неудачах, заявив, что ему приятно вспомнить о своих злоключениях, которые теперь уже все в прошлом.
Когда стемнело и, как обычно, принесли свет, один из воинов Свена, по имени Тетлев, который незадолго перед этим выходил из пиршественного зала, вернулся во дворец и принялся молча выжидать, когда представится удобная возможность совершить свое злодеяние. Когда он простоял так некоторое время, словно остолбенев и будто задумавшись о чем-то, Канут расстелил на земле свой плащ и пригласил его сесть рядом с ним. Тот поблагодарил его за столь великую честь и покинул помещение, однако вслед за этим снова вернулся и еле заметным кивком головы подал знак Свену подойти к нему. Поскольку Свен не заметил его скрытого жеста, Канут сказал ему, что Тетлев зовет его. Когда же Свен поднялся и подошел к нему, Тетлев о чем-то с ним пошептался, после чего в их беседе приняли участие уже все люди Свена, но так, что, когда они встали в круг, никто из сидевших поодаль не мог расслышать, о чем они говорили. И тогда Канут, словно поняв, что оказался в ловушке, обнял Вальдемара и поцеловал его. Поскольку он никогда раньше не делал ничего подобного, тот, кому он подарил свой поцелуй, спросил его, в чем причина этих нежностей, но он ничего ему не ответил.
Тем временем Свен, оставив своих воинов в этом зале, приказал мальчику взять светильник и нести его перед собой, пока сам он через заднюю дверь не переберется в другой покой. Его люди тотчас же обнажили мечи и, по тайному сговору, набросились на Канута и Вальдемара. Вальдемар быстро вскочил со своего места, обмотал руку плащом и не только сумел отразить удары, метившие ему в голову, но и нанес яростно бросившемуся на него Тетлеву такой сильный удар в грудь, что тот рухнул на землю. Сам Вальдемар, будучи тяжело ранен в бедро, упал вместе с Тетлевом, но тут же вскочил на ноги и, забыв о ране, пробился через толпу, стоявшую у него на пути, и выбежал в дверь. При этом один человек, случайно оказавшись в темноте у него на пути, схватил его за конец ремня, пытаясь удержать Вальдемара, но тот смог вырваться.
Тем временем другие, чтобы темнота не мешала им совершать преступление, открыли окна, после чего поднявшийся с земли Тетлев вонзил меч прямо в лицо тщетно пытавшемуся закрыться от него правой рукой Канута ‹…›.