искусства, и это совсем не походило на изысканно-блёклую обстановку английских гостиных — Хартфорд-Хаус сверкал и играл яркими красками.
«Изумительно! — мысленно признала Долли. — Нужно взять на вооружение. Только как успеть всё здесь рассмотреть и запомнить?»
Маркиз Хартфорд — весёлый толстяк немного за шестьдесят — и его милая жена, имевшая в Лондоне славу превосходной хозяйки, встречали гостей, стоя на красной ковровой дорожке у основания лестницы. Хозяева дома любезно приветствовали Черкасских, а Долли, наблюдавшая за Хартфордами из-под опущенных ресниц, заметила быстрый взгляд, брошенный маркизой на рубины Кати.
«Вот так-то! Съели? У вас небось таких нет», — злорадно подумала княжна. Презрительный взгляд английского соседа до сих пор жёг ей кожу, и немного подтрунить над его соотечественниками оказалось делом очень даже приятным.
Черкасские поднялись по лестнице в овальный бальный зал, где, ожидая приезда государей, собралось множество гостей. Стоявшая рядом с мужем-посланником графиня Ливен приветственно помахала Долли рукой.
Алексей повёл своих дам к Дарье Христофоровне. Он и Катя на ходу здоровались со знакомыми. Старшим по возрасту князь представлял свою сестру, а молодых сам знакомил с Долли. Пока они добрались до посланника с супругой, в голове девушки уже сварилась настоящая каша из имён и титулов. Долли схватилась за руку графини Ливен как за спасательный круг:
— Ваше сиятельство, я уже всех перепутала, что мне теперь делать?
— Ничего… Улыбайся и обращайся ко всем, чьи имена забыла, просто на «вы». Тебе нужно запомнить только троих: императора Александра, короля Пруссии Фридриха Вильгельма и Георга — английского принца-регента. С этим ты с лёгкостью справишься.
Долли успокоилась и повеселела. В поисках знакомых лиц она оглянулась по сторонам. В нескольких шагах, не решаясь подойти, стоял Михаил Печерский. Он кидал на Долли умильные взгляды и корчил жалостливые рожицы. Она чуть не расхохоталась. Скрывая неуместное веселье, Долли прикрыла лицо маленьким перламутровым веером, хотя и подозревала, что её развесёлую ухмылку всё равно не спрятать.
Эта сияющая улыбка и впрямь слишком бросалась в глаза и как магнитом притягивала взгляд герцога Гленорга. Чарльз приехал сюда уже час назад и, встретив старого друга — сына хозяев, графа Ярмута, которого в весёлой компании принца-регента любовно называли Рыжей Селёдкой, — отошёл с ним в одну из задрапированных бархатом ниш с креслами и стульями. Друзья уже выпили не один бокал и теперь перешли к задушевной беседе (Чарльз слушал, а Ярмут сплетничал о прибывших гостях).
— Вон, видишь представительного мужчину в вицмундире и рядом с ним высокую брюнетку? — вопрошал Ярмут. — Это — русский посланник граф Ливен и его жена Долли — неизвестно еще, кто из них двоих на самом деле является истинным дипломатом. Впрочем, по официальной версии, графиня держит лучший в городе литературный салон, и моя матушка всякий раз меняется в лице, когда кто-нибудь в её присутствии начинает говорить о меню «Русских ужинов» леди Ливен. Боком к посланнику стоит высокий брюнет в гусарском мундире — светлейший князь Черкасский, адъютант и доверенное лицо императора Александра. Рядом с ним жена — молодая шатенка в рубинах, уже отравивших ядом зависти всех наших дам, а девушка в вышитом платье — его сестра.
Чарльз разглядывал семью Черкасских и не мог понять, откуда эти русские пронюхали о завещании отца. Сегодня царственные рубины носила жена главы семьи. Значит, барышне их дали лишь для того, чтобы продемонстрировать богатство соседу, а надеть красный балахон на голое тело — до этого, как видно, додумалась она сама. Впрочем, пришлось признать, что нынче соседка выглядела безупречно. Она походила на сверкающий драгоценный камень — блестящая, с острыми опасными гранями. И вдруг мгновенно всё изменилось: девушка улыбнулась каким-то своим мыслям, и её прекрасное лицо сделалось очень юным и ангельски нежным.
Так кто она — ангел или демон?.. Впрочем, какая разница?
Почему-то известие о том, что красотка не замужем, а джентльмен, встречавший её в порту, приходится ей братом, обрадовало Чарльза. Однако он не хотел этого, не хотел иметь никаких дел ни с этой семьей, ни с этой девицей. Герцог просто желал, чтобы его оставили в покое. Он — сам по себе, а Черкасские — сами по себе…
Шум у дверей возвестил о прибытии августейших особ. Первым в зал вплыл принц-регент. Высокий и настолько тучный, что даже в чёрном фраке казался необъятным, Георг тем не менее смотрелся величественно. За британским монархом вошли русский император и прусский король, оба в военных мундирах, высокие и особенно стройные на фоне английского правителя. Все три монарха двинулись в обход зала, здороваясь с гостями. Когда они приблизились к Черкасским и Ливенам, посланник попросил разрешения представить государям недавно прибывшую из России светлейшую княжну Дарью Николаевну Черкасскую.
— Конечно, представляйте, — весело сказал император Александр и, обращаясь к своему флигель-адъютанту, добавил: — Ну что, Алексей, вот и твои малышки выросли, а мы не успели этого заметить.
— Ваше императорское величество, княжна Дарья — моя вторая сестра. Графиня Ливен и великая княгиня Екатерина Павловна выразили желание опекать её в этом сезоне, — объяснил Черкасский.
— Ну, тогда у вас, сударыня, всё сложится отлично, — заметил император, поднимая Долли, присевшую в глубоком реверансе, — каждая из этих дам заменяет собой стопушечный корабль — безопасность под такой защитой вам гарантирована. К тому же обе ваши покровительницы скоро едут с нами в Вену. Приглашаю и вас поехать туда вместе с братом. Императрица Елизавета Алексеевна с радостью примет вас под своё покровительство.
— Благодарю, ваше императорское величество, — отозвалась растроганная таким приёмом Долли.
Александр Павлович сам представил её прусскому королю и принцу-регенту, сказавшим княжне по комплименту, и отошёл к следующей группе гостей.
— Замечательно! — обрадовалась графиня Ливен. — Ты не только представлена трём монархам, но и получила приглашение на конгресс в Вену.
Дарья Христофоровна ободряюще улыбнулась и вместе с мужем присоединилась к свите императора.
К Черкасским стали подходить ещё незнакомые с Долли гости. Молодые люди просили у князя Алексея разрешения навещать его сестру и получали благожелательный ответ. Наконец сквозь толпу смог пробиться и Михаил Печерский, попросивший Черкасского представить его своим жене и сестре. Как только представление закончилось, граф пригласил Долли на танец:
— Оставьте за мной вальс, пожалуйста.
— Хорошо…
Долли едва сдержала улыбку. Она так и не смогла понять, почему Печерский всегда её смешит. Но факт оставался фактом. Княжна с опаской подумала, что, если они с кавалером оба расхохочутся во время танца, ярлык «невоспитанной» приклеится к ней намертво.
Заиграла музыка, и пары потянулись в центр зала, готовясь к котильону. Долли танцевала с братом. Катю пригласил император Александр, графиню Ливен — принц-регент, и бал закрутился, набирая обороты. Все танцы у Долли были расписаны, и она с упоением порхала в руках кавалеров, осознав наконец, что все этом в зале ею любуются. Кружась в вальсе с Печерским, княжна была на седьмом небе от счастья.
— Но почему же вы не надели свой сарафан?! Представляете, как бы у всех здешних гостей вытянулись лица, — вдруг прошептал Печерский.
Долли подняла на него глаза, увидела умильную улыбку и засмеялась.
— Всё, выводите меня из круга, иначе я буду хохотать на весь зал, — стараясь сдержаться, велела она.
Михаил кивнул и, плавно кружась, подвёл партнёршу к колонне.
— Громко не смейтесь, а то англичане выведут нас обоих из зала, — сказал он, — просто стойте здесь, а я схожу за стаканчиком лимонада.
Долли прислонилась к колонне, но, поняв, что слишком привлекает внимание, скользнула в нишу, декорированную бархатными портьерами, и рухнула в кресло. Она наконец-то расхохоталась в голос и, лишь насмеявшись вволю, постепенно успокоилась. Княжна уже собралась выйти, когда перед нишей остановились двое мужчин, она видела только их силуэты и различала цвет волос. Оба были высокими, один — поплотнее и рыжий, а вторым оказался широкоплечий брюнет. Парочка вела разговор, явно считая, что их никто не слышит.
— Готовься, Гленорг, ты тоже станешь одним из тех, кого принц-регент обяжет дать бал или приём для русских, — заметил рыжеволосый.
— Ничего я для этих варваров делать не буду — эти люди не имеют никакого понятия о приличиях и воспитании, они распущены и бестактно кичатся своим богатством. Вешают на женщин украшения ценой в пару графств, как вот сейчас на княгине Черкасской, и считают, что они — победители мира, — раздражённо ответил брюнет.
Долли сразу узнала проклятый голос, и вчерашнее унижение вновь пронзило её гордость, но, когда англичанин язвительно помянул Катю, гнев княжны вспыхнул ярче лесного пожара. Не помня себя, Долли в ярости вышла из ниши, остановилась перед наглым брюнетом и заявила:
— Мы, русские, может, и варвары, но мы никогда не перемываем кости нашим гостям за их спиной.
Ничего себе заявление! Чарльз сначала не поверил собственным ушам, потом глянул на побледневшего графа Ярмута и тут уже не на шутку перепугался. Эта девчонка даже не понимала, что сейчас публично оскорбила хозяина дома, принимающего у себя трёх монархов. Герцог оглянулся по сторонам — свидетелей разговора было немного, но они были. Значит, выбирать не приходилось: надо было спасать ситуацию — принять удар на себя и сделать вид, что оскорбление не относится к хозяевам.
— Граф, простите великодушно, но мне нужно срочно поговорить с княжной Черкасской. Этот разговор не терпит отлагательства, — вежливо сказал Чарльз и, не дожидаясь ответа Ярмута, крепко схватил девицу за локоть и потащил в нишу.
Швырнув Долли в одно из кресел, герцог навис над ней. Ему так хотелось стукнуть эту бестолочь по лбу, чтобы её куриные мозги встали наконец-то на место, но, сдержавшись, он начал разговор: