Катя.
Враньё на вранье — слишком большой риск, ещё чуть-чуть, и всё могло запутаться окончательно. Пора было переводить разговор в шутку, и Доли улыбнулась:
— Я всегда любила риск, наверное, это — мой недостаток, мы, русские деревенщины, — всё такие.
— Ладно, деревенщина в лаптях, поступай как знаешь — усмехнулась Катя и уже серьёзно добавила: — Я вообще-то зашла позвать тебя к Алексу — герцог только что ушёл от него, пришла твоя очередь объясняться.
— Хорошо, я сейчас оденусь.
Лиза позвала горничную. Совместными усилиями Долли быстро нарядили и причесали.
— Ну, с богом, — сказала Катя. — Если боишься, я могу пойти с тобой.
— Нет, не нужно, я справлюсь сама, — отозвалась Долли, хотя, если уж быть честной, особой храбрости в своей душе не находила. Сможет ли она обмануть Алексея?
Алексей скептически вглядывался в лицо сестры, и его суровый вид не предвещал ничего хорошего.
— Долли, объясни, почему герцог так спешил с предложением? Он утверждает, что влюбился, увидев тебя из окна. Может, было что-то еще?
Долли решила твёрдо держаться выбранной линии:
— Нет, Алекс, ничего другого не было. Просто я подумала, что, раз за меня взялись графиня Ливен и великая княгиня, они станут предлагать мне разных кавалеров. А я хочу жить по своей воле — разводить лошадей. Если в нашем с Гленоргом браке не будет детей, через год герцог даст мне свободу и вернёт приданое, и вот тогда…
— Да, и впрямь, дети — единственное условие, поставленное женихом. Герцог объяснил тебе, почему для него это так важно?
— Нет, и я не спрашивала. Меня это тоже устроило. — Почувствовав, что брат начинает ей верить, Долли мёртвой хваткой вцепилась в свою ложь.
— Покойный отец оставил герцогу майорат из нескольких поместий и лондонского дома, а всё остальное передал в специальный фонд. Наследство вернётся к Гленоргу лишь тогда, когда у него появится законный наследник мужского пола.
— А как же девочки? — вырвалось у изумлённой Долли.
— Герцог заявил, что при том состоянии, что у него уже есть, он сможет обеспечить приданое десяти дочерям, поэтому его волнует лишь то, чтобы жена оказалась способной к деторождению.
— Понятно…
Долли почувствовала себя обманутой дурочкой: герцог обещал ей не требовать супружеских отношений, в то время как сам остро нуждался в рождении наследника… Ну это уж дудки! Пусть высокомерный сосед расхлёбывает свои неприятности сам. Голос брата вернул Долли к действительности:
— Гленорг родовит, богат и будет ещё богаче. Он — герой Наполеоновских войн и пользуется особым доверием принца-регента. Как жених он — кандидатура безупречная. Я предложил жёсткие условия брачного договора, когда всеми своими деньгами ты сможешь распоряжаться сама. Герцог согласился сразу. Я настоял на следующих условиях: приданое, оставленное тебе отцом, — сто пятьдесят тысяч золотом, переходит в твоё распоряжение, так же как и твоё будущее наследство от матери и бабушки. Взамен я, как твой опекун, даю герцогу за тобой сто тысяч фунтов. В случае расторжения брака ты получишь назад эти деньги и право пожизненного проживания в доме на Аппер-Брук-стрит. После твоей смерти дом вернется Гленоргам. Тебя это устраивает?
Господи, спасибо!.. Брат — умница и настоящий рыцарь. Долли расцвела улыбкой и с готовностью подтвердила:
— Я на всё согласна. Благодарю тебя за заботу, Алекс.
Достойный способ выйти из этого положения был у нее в руках, и Долли поспешила в гостиную, где её уже с нетерпением ждали все женщины дома во главе с Катей и приехавшая графиня Ливен.
— Что сказал герцог? Почему так скоропалительно? — со всех сторон посыпались вопросы.
— Алекс объявил, что герцог согласился на все его требования и выставил лишь одно условие, о котором сам сказал мне вчера.
Долли изложила версию о завещании и наследнике.
— Ну и ну! А если родится девочка? — хмыкнула графиня Ливен.
— Гленорг согласен воспитать десять дочерей, но дождаться наследника.
— Очень замысловато, слишком по-английски, — подвела итог Дарья Христофоровна. — Но я думаю так: Долли получает самого богатого, знатного и, что немаловажно, красивого жениха Англии. Она обошла всех дебютанток в брачном сезоне этого года, а победителя, как известно, не судят! Предлагаю закончить любые разговоры о причинах этого брака и начинать готовиться к свадьбе. Катя, что жених сказал по поводу празднования?
— Он полагается на наше усмотрение и готов оплатить любые расходы.
— Ну и прекрасно. У нас будет два венчания — по православному и англиканскому обрядам, значит, свадьба растянется самое меньшее на два дня. Первое венчание — вечером, затем званый ужин в доме невесты, второе венчание — днём, потом маленький приём для близких и бал в доме жениха. Согласны?
Дамы, как, впрочем, и всегда, согласились с графиней Ливен, и началось подробнейшее обсуждение всевозможных деталей и тонкостей. Долли благоразумно помалкивала. Её совершенно не волновало, как и кто отпразднует дурацкий фиктивный брак, но она очень надеялась, что об этом не догадается Алексей.
Сестра неплотно прикрыла дверь кабинета, и до Алексея долетали отзвуки взволнованных женских голосов — шло обсуждение свадебных приготовлений. Князь скептически хмыкнул. Дела в его семействе вышли из-под контроля, а причиной всему был неугомонный характер Долли. Граф Ливен успел вчера шепнуть Алексею, что между его сестрой и её новоявленным женихом случилась серьёзная размолвка и что Долли отчитывала герцога, как хорошего знакомого.
«Когда же она успела сойтись с этим англичанином? — спросил себя Алексей. — Ну надо же, ничему девчонку жизнь не учит!»
Последнее, конечно же, относилось к драме, случившейся в Афанасьеве. Алексей открыл ящик стола и вытащил несколько листов, принесённых вчера графиней Апраксиной. Тётке письмо переслал барон Тальзит, а Евдокия Михайловна сочла своим долгом передать послание главе семьи. Алексей разложил листы по порядку и вновь перечёл письмо барона. Пропустив обращение и весь набор вопросов о жизни и здоровье, сосредоточился на словах о возможных действиях преступников:
«…Теперь я полностью разделяю мнение Орловой, что сбежавший убийца станет преследовать и Долли, и Дашу. Я не стану пересказывать вам аргументы Орловой, лучше почитайте всё сами — её письма я прикладываю. Отвечая ей, я счел своим долгом сохранить втайне имена наших барышень. Впрочем, не удивлюсь, что при такой проницательности фрейлина и так догадалась, кто они…»
Дальше письмо барона Алексей читать не стал (он и сам знал, что нужно следить за каждым шагом барышень, не позволяя им рисковать). Зачем читать — только расстраиваться, ведь Алексей уже умудрился прошляпить новую выходку Долли. Он постарался отбросить горькие мысли и сосредоточиться на письме Орловой. Первые её замечания были понятны — тогда фрейлина ещё не знала о драме, случившейся в Афанасьеве, зато послание, направленное в ответ Тальзиту, оказалось очень интересным. Алексей ещё вчера обвёл некоторые абзацы и теперь сосредоточился именно на них:
«…Ваша лжеслужанка во время допроса выдала огромное количество сведений, которые просто не могла знать в силу своего положения в доме. Она смело рассуждала о желании хозяйки взять верх над молодыми соперницами, о её одержимости связью с собственным пасынком, о том, что именно Илария заманивала молоденьких девиц, истязала их, а потом травила. Всё это сильно напоминает хвастовство человека, который гордится своими поступками и тяготится тем, что вынужден скрывать правду…»
Алексей пододвинул к себе листы с копиями протоколов допросов и, прочитав их, не смог не согласиться с мнением фрейлины. От откровений преступницы в душе остался мерзкий осадок.
«Так эта женщина безумна или нет?» — спросил себя Черкасский.
Ответа не было. Алексей вновь вернулся к письму и нашёл следующий обведённый абзац:
«…Я почти уверена, что Островский бросится на поиски жертвы и её подруги. Мачеха давно приучила Лаврентия к тому, что он — пуп земли. Я сомневаюсь, что сама Илария считала так же, для неё пасынок, скорее, был трофеем, отнятым у сестры, но, чтобы удержать молодого любовника, стареющей женщине приходится потакать и его порокам, и его тщеславию. И вот такой избалованный человек лишается всего: дома, имени, средств к существованию. Он никогда не скажет, что виноват сам — он обвинит в своих бедах „врагов“, так что и жертва, и разоблачительница станут Островскому ненавистны. Стремление к мести — самое простое и понятное чувство, оно позволяет пренебречь всеми обязательствами, например семьёй. К тому же зачастую кажется, что победа — совсем рядом, а для избалованных натур такое искушение обычно непреодолимо».
Алексей разделял и это мнение, но он надеялся, что Островский не сможет выбраться за пределы России. Вот только этого никто не мог сказать наверняка. Конечно, барон Тальзит позаботился о том, чтобы полиция искала не только помещика Островского, но и маклера Сидихина. Но вдруг преступник сможет ускользнуть?
«Князь Василий! Тот ведь тоже сумел бежать за границу, когда его стали разыскивать в России», — пришло вдруг на ум, и холодный пот выступил на лбу Алексея.
Черкасский схватил письмо фрейлины и перечёл его от начала и до конца, стараясь уловить даже то, что могло остаться между строк. Орлова утверждала, что Илария будет колебаться между ненавистью к предателю и любовью к человеку, много лет стоявшему в центре её мира. Фрейлина склонялась к мысли, что пара всё-таки воссоединится.
— Господи, и чего мне тогда ждать? — пробормотал Алексей.
Как уберечь Долли, если она выходит замуж? Рассказать всё её мужу и нарваться на скандал? Не хочется… Промолчать? Не слишком-то благородно… Взвешивая все за и против, Алексей долго размышлял, машинально расчерчивая лист на квадраты.
«Я этого герцога в нашу семью не звал, если его что-то не устраивает — скатертью дорога, но опозорить сестру я не позволю. Есть договоренность на один год — вот пусть англичанин её и соблюдает: обращается с Долли со всем почтением. Ну а потом разойдутся полюбовно. Сестре будет всего девятнадцать — она ещё найдет своё счастье», — наконец решил Черкасский.