В некоторых странах (например Индия) такой серьезный симптом шизофрении, как голоса, не всегда вызывает у пациентов острое беспокойство. Спокойное отношение к голосам отражается на нейронной активности в амигдале и других участках мозга. Эти участки мозга обычно активируются при психозе, но, если пациент, в соответствии с культурными стереотипами принимает симптом, отмечается ослабление патологических процессов в мозге [9].
Проявления неполадок в психике могут быть разными. Это могут быть болезненные искажения привычных эмоций или необычные переживания, которые приносят страдание. Это могут быть поступки, убеждения и довольно сложные системы идей.
В любом случае между тем физическим фактом в мозге, который можно зафиксировать приборами, и наблюдаемым поведением действует феноменологическая фабрика. Сырьем для этой фабрики является некая патологическая активность мозга, а продуктом становится болезнь, о которой психиатр узнает от пациента или его близких.
Исследования в области кросскультурной психиатрии обогащают коллекцию идиом, которыми пользуются пациенты из разных стран для описания своего опыта. Очевидно, что культура учит человека, как удобнее всего концептуализировать свое психическое состояние, и поэтому фактор культуры нельзя не учитывать. Но на каком уровне действует это влияние?
Упрощенно варианты ответа можно представить так:
1) культура снабжает сознание инструментами для трансляции биологического события, произошедшего в мозге, вовне, в виде слов (произнесенных или непроизнесенных) и поведения; т. е. культура ответственна за нарратив,
или
2) культура, пользуясь длительным периодом взросления человека (уникальным по продолжительности в мире живых существ), формирует нейронные сети в мозге и «пропитывает» человека так основательно, что само нейробиологическое событие, ядро симптома, существенно отличается в разных культурах; т. е. культура ответственна не только за нарратив болезни, но и за биологию болезни.
Из второго варианта следует, что люди не просто пользуются различными идиомами для описания одного и того же опыта, но переживают разные внутренние события.
Кросскультурная психиатрия с момента своего появления привязана к этой проблеме. В 1977 г. Артур Клейнман написал статью «Депрессия, соматизация и новая транскультурная психиатрия», в которой показывал, что феноменология депрессии сильно варьируется в разных культурах. Есть похожие, более современные исследования, посвященные другим психическим расстройствам.
Например, паническое расстройство [10]. В DSM-4 13 симптомов приступа паники, из которых для постановки диагноза достаточно четырех. У пациентов кхмерской национальности при панической атаке фиксируются симптомы, которых нет в этом перечне: напряжение шеи, тиннитус, размытость зрения. У жителей Нигерии на первом месте ощущение жара в голове.
Азиаты отличаются особенной барорецепторной[55] чувствительностью и относительно низким вагальным тонусом[56]. По этой физиологической причине, у кхмеров с паническим расстройством приступы провоцируются резким вставанием со стула. Возникающее головокружение они привязывают к угрозе смерти, чему способствует объемная система метафор в национальной культуре, и в итоге разворачивается паническая атака.
В статье, посвященной феноменологии панического расстройства [10], довольно много примеров, взятых из экзотического мира кхмерской психиатрии. Как выясняется, для кхмеров очень важна метафора ветра, с ее помощью они концептуализируют свой психический опыт, включая симптомы паники. От избытка ветра в теле может повыситься давление в конечностях, животе и голове. Тогда происходит паническая атака, начинающаяся из-за движения ветра, который сжимает сердце и кружит голову изнутри. Кручение и кружение – вот, что страшно, вот, где центр симптоматики у кхмеров. На Западе тревожность концептуально связана с другим явлением – с удушьем. Anxiety, anxiété, angst – все эти слова связывают с праиндоевропейским корнем «сужать, стягивать» (далекий русский родственник латинского «anxius» – слово «узкий»).
Итак, на то, как именно пациент конфигурирует ментальные события, влияет очень много факторов. Культура, к которой он принадлежит, – лишь один из таких факторов. «Идеальный пациент» хорош тем, что для работы с ним можно игнорировать его национальность, культурные корни и вообще все, что не содержится в анализируемом симптоме.
Судя по тому, какое влияние оказывает культура на психику, психиатрия еще долго не встретит своего «идеального пациента».
1. John S. Brekke and Concepcion Barrio Cross-Ethnic Symptom Differences in Schizophrenia: The Influence of Culture and Minority Statu. Schizophrenia Bulletin, 23(2):305–316, 1997.
2. Bauer, S. et al. (2011). Culture and the Prevalence of Hallucinations in Schizophrenia. Comprehensive Psychiatry, 52, 319–325.
3. Michael S. Boroughs and Conall O’Cleirigh Pathoplasticity. The Encyclopedia of Clinical Psychology, First Edition. Ed. by Robin L. Cautin and Scott O. Lilienfeld. 2015.
4. Thomas Stompe et al. The Pathoplastic Effect of Culture on Psychotic Symptoms in Schizophrenia WCPRR July/October 2006, 1(3/4): 157–163.
5. Kim, Yoshiharu; Berrios, German E. Impact of the Term Schizophrenia on the Culture of Ideograph: The Japanese experience. Schizophrenia Bulletin, Vol 27(2), 2001, 181–185.
6. Maruta, T., Matsumoto, C. and Kanba, S. (2013), Towards the ICD-11: Initiatives Taken by the Japanese Society for Psychiatry and Neurology to Address Needs of Patients and Clinicians. Psychiatry and Clinical Neurosciences, 67: 283–284.
7. Kirmayer, L.J. Cultural Variations in the Response to Psychiatric Disorders and Emotional Distress. Social Science and Medicine, 1989; 29(3): 327–339.
8. Al-Issa I. The illusion of Reality or the Reality of Illusion, Hallucinations and Culture. British Journal of Psychiatry 1995; 166: 368–73.
9. Daina Crafa, Saskia K. Nagel Group Differences in Mental Health: A Role for Culture in Neuropsychiatry. WCPRR December 2014: 144–150.
10. Devon Hinton and Susan Hinton Panic Disorder, Somatization, and the New Cross-cultural Psychiatry: The Seven Bodies of a Medical Anthropology of Panic. Culture, Medicine and Psychiatry (2002) 26: 155.
Раздел V. Психоистория
Психиатрия Галена
Древнеримский врач греческого происхождения Гален (129–200/216) довольно много писал о душевных болезнях. Всерьез этой стороной его наследия занялись лишь в 1970-е гг. [1]. В современной поп-психологии отголоски галеновской философии души проявляют себя в системах вроде теории личности Айзенка и им подобных классификациях людей по темпераменту.
Значение Галена в истории психиатрии определяется не объемом текстов о душевных заболеваниях. Обращаясь к болезням, которые в наши дни относятся к сфере психиатрии, Гален встречает проблемы, не теряющие актуальность по прошествии многих столетий. Там, где медицина соприкасается с философскими вопросами, рассуждения Галена о психике созвучны рефлексиям современных психиатров. Для Галена близость философии и медицины принципиально важна. В этом его отличие от тех врачей, кто беспрекословно, без сомнений принимает обычную антропологическую модель, делящую человека на тело и душу. Для прояснения слабостей этой модели, заметно влияющей на психиатрическую практику, полезно обратиться к древним авторам, писавшим о философии медицины.
Два главных авторитета для Галена: Гиппократ и Платон. Преданность Платону останавливает его от принятия физикалистской позиции, в соответствии с которой психика тождественна мозгу. Гален хочет сохранить представление о душе, но в то же время он – эмпирик, а эмпирический опыт не дает ему знаний о субстанции души. Он признает, что не может сказать ничего определенного о природе души, хотя существование души не отрицает.
Шаг к пониманию природы души делается в учении Галена о физиологии. Материальным субстратом души является пневма, производимая организмом из воздуха и пищи. Три вида пневмы присущи трем частям души. Гален, как и многие мыслители древности, раскладывает душу на несколько компонентов, повторяя платоновское деление души на три части с привязкой к главным органам тела. Рациональность – мозг, аффекты – сердце, желания – печень. В мозге находится та часть души, которая считалась Платоном (и Галеном [2]) бессмертной. Психическая пневма хранится в желудочках мозга и распределяется в теле по нервам.
Не все были согласны с тем, что центром психической жизни является мозг. Спор о том, где этот центр расположен – в мозге или в сердце – длился веками. На заре Нового времени Вильям Гарвей (1578–1657 гг.) был кардиоцентристом, а Везалий (1514–1564 гг.) – энцефалоцентристом. Гален обосновывал энцефалоцентризм эмпирически: если поражен возвратный гортанный нерв, нарушается речь, но сердце при этом работает нормально. Значит, психические функции зависят не от сердца, а от нервной системы.
Размышления Галена на эту тему напоминают описательный дуализм Спинозы – у единой сущности тела есть два аспекта, физический и ментальный. Когда философ говорит о желательной части души, а врач говорит о печени, они говорят об одном и том же, но каждый на своем языке.
Для практика, лечащего душевные заболевания, вопрос о свойствах души не должен стоять на первом месте. Достаточно признать верность физикалистских посылок и работать с психикой так же, как врач работает с внутренними органами. Таков компромисс, к которому склоняется Гален, – не отрицать существование души, но лечить всегда только тело. Многие врачи в наши дни согласятся с этим. Душа, которую во избежание религиозных коннотаций современные люди иногда называют сознанием, существует, но мы по каким-то причинам не способны описать ее свойства. Онтологический статус сознания неопределен, но заботить это должно философов-теоретиков, а не врачей-практиков. Свойство сознания, интересующее медика, – это его локализация. Сознание – в мозге (по Галену, там находится рациональный компонент души).