Позиции моральной терапии в XIX в. ослабели под натиском теории вырождения. До того, как Пинель и Тьюк были прославлены в чине великих реформаторов общественного здравоохранения, моральная терапия успела навредить там, куда она пришла с программой улучшений. В последней трети XIX в. бедламы превратились в концентрационные пункты для всех аутсайдеров, не вписавшихся в социальную норму: психически больных, неизлечимых сифилитиков и преступников. Общество послушалось психиатров, учивших о целительной силе моральной терапии, и стало скидывать социальный балласт в бедламы.
Наступил момент, когда стало ясно, что идеи Ритрита работают, мягко говоря, не всегда. Например, в тех случаях, когда болезни передаются по наследству. И тогда очень кстати пришлась теория вырождения, которая оправдывала бедламы тем, что единственное, что можно сделать – изолировать дегенератов и не давать им размножаться.
В истории медицины моральная терапия оказалась окружена двумя крайними материалистическими системами. До моральной терапии преобладало представление о том, что лишенное разума тело идентично камню или животному. После моральной терапии флаг подняли сторонники теории вырождения. Обе системы выделяются на фоне моральной терапии с ее домашним уютом, буколическим спокойствием Ритрита и мягкостью манер медперсонала. Однако не нужно быть левым радикалом или антипсихиатром, чтобы согласиться с тем, что моральная терапия – это не только шаг цивилизации от боли к утешению, но и программа с долговременными негативными последствиями, не теряющими силу в наши дни.
1. Herman Boerhaave. Boerhaave’s aphorisms: concerning the knowledge and cure of diseases. 1735. P. 324.
2. Tuke D. Chapters in the History of the Insane in the British Isles. 1882. P. 120.
3. Ibid, p. 139.
4. The Works of D. Jonathan Swift, Volume 9, 1752. p. 26.
5. Scull A. Social Order/Mental Disorder: Anglo-American Psychiatry in Historical Perspective,1989. P. 133.
6. Tuke S. Description of the Retreat. 1813. P. 95.
Адольф Мейер
В 1952 г. Американская психиатрическая ассоциация опубликовала DSM-1. У этого «каталога» психических заболеваний была своя, довольно эклектичная философия и яркая предыстория, связанная с именем авторитетного психиатра Адольфа Мейера (1866–1950).
О Мейере говорят, что куда бы историк ни посмотрел в поисках основ американской психиатрии, все дороги приведут к Мейеру [1].
На DSM-1 повлияло представление Мейера о симптомах. Симптомы – это не только внешние проявления нарушений в работе организма. Мейер учил, что это комплексная реакция на жизненные обстоятельства. Ключевое слово – реакция. Психическая болезнь – это плохая (неадаптивная) реакция на факторы среды.
Считать, что жизненные проблемы, включая проблемы с психикой, ни в коем случае не предопределены, но всегда связаны с внешними условиями, которые человек в силе изменить – такой взгляд был созвучен духу времени. Америка – государство, которое было создано как раз для того, чтобы люди могли начать жизнь сначала, с белого листа. В Америке ценились социальная мобильность и вера в способность собственными руками переделать свою жизнь.
Мейер, иммигрант из Швейцарии, мыслил очень «по-американски»: человек не обречен на страдание, препятствия на пути к личному успеху могут быть устранены. Причины жизненных провалов, в числе которых психические недуги, лежат в области привычек, навыков, и всего того, что ошибочно воспринимается как несдвигаемый монолит судьбы, а на самом деле является комбинацией из некогда принятых решений и пережитых травм.
Мейер верил в то, что сознание может вызывать материальные изменения в мозге, а жизненный опыт способен патологически влиять на работу нейронов. Для иллюстрации психофизической проблемы он предлагал такой пример: «Женщина услышала плохие новости и упала в обморок. Сознание отключило ее тело или тело отключило ее сознание?»
Сознание влияет на тело – это ведь не что иное, как тезисно сформулированная сверхидея психотерапии. Под влиянием Мейера американские психиатры в 1920-х гг. настойчиво пытались вылечить психотерапией даже самые тяжелые случаи шизофрении. По Мейеру, то, что называют шизофренией, является одним из видов неадаптивной реакции человека на жизненную реальность.
Понятие «реакция», основное для Мейера, становится принципиальным элементом в конструкции DSM-1. В нем есть раздел «Расстройства психогенного происхождения или без физической причины или структурных изменений в мозге», в котором указаны такие диагнозы: аффективная реакция, шизофреническая реакция, психофизиологическая сердечно-сосудистая реакция.
Мейер называл свою теорию психобиологией. Человек есть биологический организм, в котором для психиатра важны не только ткани мозга, но и поведение. К психобиологии Мейер пришел не книжным путем, а на собственном опыте, через последовательное прояснение потребностей психиатрии.
Сначала, еще учась в Цюрихе в 1880-х гг., Мейер увидел, что надежды на обнаружение анатомического субстрата психических болезней не оправдались.
Немецкий физиолог XIX века Рудольф Вирхов в свое время описывал нервную систему как систему проводов. Психическая активность в такой трактовке приравнивалась к движению тока по проводам, и, следовательно, проблемы с психикой объяснялись повреждением «проводки». Это один из примеров того, как ученые пробовали решить психофизическую проблему и найти способ встроить представление о ментальных событиях в материалистическую картину мира.
Эмпирические данные показывали, что нервные клетки работают совсем не так, как телеграф. Сверх того, никаких разительных особенностей в анатомии мозга у психически больных людей обнаружить не удавалось.
Именно в патологоанатомических вскрытиях директора психиатрических больниц видели подтверждение того, что их учреждения являются чем-то большим чем изоляторами для необычных людей. Мейер с этого и начал свою работу в США – он делал вскрытия.
Обнаружив однажды при вскрытии признаки сифилиса, он попросил медкарту умершего. Это была вполне справедливая и объяснимая просьба. Со времен Великой французской революции медики смело вскрывали трупы, собирали данные о патологиях внутренних органов, а потом сопоставляли их с данными, собранными до смерти пациента. Мейер хотел применить этот клинико-патологический метод для изучения психических болезней. Но в больнице в Иллинойсе, где началась его американская карьера, на него посмотрели с удивлением. Осмотр пациента проводился там один-единственный раз, при оформлении вновь прибывшего, а медкарты существовали только для того, чтобы фиксировать в них конфликты пациента с персоналом.
Получается, что Мейер лично пережил несколько этапов эволюции психиатрической науки. Сначала обращение к мозгу как к ключевому объекту, обещающему дать ответы на все вопросы. Затем осознание недостатков в информационном обеспечении работы с болезнями психики. Патанатомия мозга давала меньше, чем ожидалось, а данных для клинико-патологического исследования просто не было. Бедламы XIX в. нужно было поднять на иной качественный уровень, превратить их из мест концентрации больных людей в места концентрации знаний о больных людях. И тогда Мейер начал расспрашивать пациентов, доживавших свои последние дни. За это обитатели больницы прозвали его «зловещим вороном», т. е. вестником смерти. Испугавшись такой, несколько страшноватой репутации, он принялся расспрашивать не только умирающих пациентов.
В этом великая заслуга Мейера – он приучил медперсонал общаться с пациентами, собирать информацию и вести историю болезни. Правда, никакого по-настоящему нового, эффективного лечения в клиниках, где Мейер работал вплоть до 1940 гг., не было. Мейер, как пишет автор книги об истории шизофрении в Америке, «пробудил врачей, но не пациентов» [2]. Но, с точки зрения Мейера, слабое лечение не так страшно, как плохое администрирование и плохой уход – природа в конечном итоге поможет человеку вылечиться.
С философской точки зрения психобиология – крупный шаг в сторону материалистического монизма. В 1870 г. директор одной из американских больниц сказал: «Сознание не может болеть, болеет только мозг» [3]. Подразумевается, что у сознания есть свое пространство существования, отделенное от того пространства, в котором работает врач. Для работы с сознанием не подходит микроскоп, с помощью которого в те годы пытались найти причины практически всех болезней. Работой с сознанием должен заниматься священник или писатель-романист.
В 1908 г. Мейер объяснял психиатрам, насколько они неправы, если они придерживаются подобной точки зрения, приводя цитату из «Макбета». У Леди Макбет после убийств портится сон, ей мерещится кровь на руках, она теряет душевное равновесие и мучается. Лекарь говорит: «Эта болезнь не в моем ведении», то есть это не болезнь тела, и ей нужно поговорить со священником, а не с врачом. Также он добавляет: «Естеству противные дела ведут к расстройству» (перевод С. Соловьева).
Мейер обвинял психиатров в том, что они ведут себя, как лекарь из Макбета – если проблема не связана с телом, то проблема не медицинская. Все из-за того, что когда-то хотели построить психиатрию исключительно на патанатомии мозга. Мейер призывал одновременно отказаться от редукционизма, сводящего науку о психике к науке о мозге, и от дуализма, поручающего психику священникам.
Суть психобиологии в том, чтобы, держась в рамках материалистического монизма, признать человека особенным, психобиологическим существом, для описания которого лучше всего подходит язык биологии (не язык анатомии с физиологией и не философско-религиозный дискурс).
Кроме Мейера на DSM-1 в определенной степени повлиял психоанализ. Взять, например, вполне фрейдистское диагностическое определение «психоневротического расстройства»: тревога, которая оказывается под автоматическим контролем защитных систем вроде депрессии, фобии, навязчивости и т. д.