Бун закатывает глаза.
– Я знаю об этом последнюю пару лет, – говорит он.
И так и не сдал меня Феликсу? Я искоса смотрю на него:
– Откуда?
– Увидел, как ты тренировалась на полигоне как-то ночью, когда я поздно возвращался с неудачного дела, – отвечает он.
«О.
Что ж…
Взрывы и сера».
Я сглатываю.
Но Бун не закончил.
Следующим он вытаскивает набор отмычек. Но не эту дешевую здоровенную дуру, которую предоставляет нам Орден. Это личный набор Буна, за который он заплатил сам, и ради этой покупки ему пришлось дольше отрабатывать долг своей семьи. Набор маленький. Я смогу засунуть его в самый большой карман на спине жилета-разгрузки.
Но… я качаю головой. Он дорого ему стоил.
– Я не могу.
– Можешь, – настаивает Бун. – Я попользуюсь орденским, пока ты не вернешься.
Я смотрю на него в упор:
– Я могу не вернуться.
Он кривит губы, но ничего не говорит, пока не залезает обратно в спортивную сумку.
– И вот еще.
Он вынимает кожаный кисет на завязках: он слегка шуршит, а внутри что-то пощелкивает. Любопытство всегда меня подводило. Когда я немедленно не тянусь за кисетом, Бун подбрасывает его на ладони.
– Давай, Лайра-Лу-Ху. Ты же знаешь, что хочешь посмотреть.
Я вытаскиваю кисет у него из горсти, затем высыпаю содержимое на ладонь, и мои глаза округляются.
Зубы?
– Э-э… – Я смотрю на Буна. – Гадость?
– Моя реликвия, – говорит он так, будто это какая-то мелочь.
Я чуть не роняю их, и они постукивают у меня в ладони.
– Преисподние, Бун. Ты не можешь отдать их мне.
– Это моя реликвия. Я могу делать с ними что захочу. – Он пожимает плечами. – Они все равно не были полезны мне как вору, так что…
Я все еще не хочу их брать.
– Что это такое?
– Зубы дракона.
Зубы чисто-белые, коричневые у корней, и они все разной формы, но все напоминают мне древнее оружие. Одноручные длинные изогнутые мечи. Маленькие прямые кинжалы. Кальтропы с тремя шипами. И молотоподобные моляры, созданные крушить, а не рвать.
– Они такие…
– Впечатляющие?
– Маленькие.
Я поднимаю взгляд и вижу, как плечи Буна тихо трясутся.
– Их зачаровали, чтобы было проще носить, но работают они как надо. Ты сажаешь их в землю – любую землю, – и спустя пару минут из них вырастают костяные солдаты, которых не убить и которые подчиняются твоим приказам. Используй их с умом.
– Чем именно, по-твоему, я буду заниматься? – настороженно спрашиваю я. Он как будто представляет испытания, но я уверена, что это невозможно.
– Кто знает? – отвечает он. – Если используешь их – отлично. Если нет – заберу, когда вернешься.
Он понятия не имеет, что, если я выйду против чудовищ в какой-то момент, из всего, что он принес сегодня ночью, эти зубы могут оказаться самыми полезными. И даже так я не могу взять его реликвию.
– Они… должны стоить небольшое состояние. Даже если ты их не используешь, ты можешь продать их и выплатить свой долг десятикратно, не меньше.
Бун пожимает плечами:
– Я получил свой Договор об исполнении два года назад.
Я застываю, глядя на него круглыми глазами. Два года?
– Так ты хочешь остаться в Ордене? – медленно спрашиваю я. – Стать боссом?
– У меня есть причины оставаться там.
Я не спрашиваю. Он не говорит.
– И все же… Они могли бы помочь тебе, когда ты начнешь жить по закону. – Я протягиваю зубы ему. – Не стоит отдавать их мне. Всего остального более чем достаточно.
Он позволяет мне высыпать их ему в ладонь, затем берет кожаный кисет и бросает их туда с легкими щелчками кости о кость… а потом передает кисет мне.
Я понятия не имею, что делать с таким Буном. Да, он всегда был мил со мной, но в необязательном стиле «мы работаем вместе» с налетом флирта, как он общался со всеми. Может, даже в более жалостливом смысле. Но самоотверженная дружба? Нет.
Во второй раз за две ночи на глаза наворачиваются слезы, и я смаргиваю их, чувствуя их как жжение.
– Если не возьмешь их, я их просто выкину, – говорит Бун.
Зная его, уверена: он серьезен. Я фыркаю:
– Упрямый до победного конца.
Бун подмигивает:
– Чья бы корова мычала.
Я еще немного ворчу, но потом забираю мешочек из его ладони.
– Сколько они действуют?
– Пока не закончится то, зачем они тебе нужны. Одноразовые.
– Поняла. – Я кладу кисет на столик у кровати и выжидающе смотрю на Буна.
Только вместо того, чтобы уйти (или что он там собирался делать), он не двигается, и комнату заполняет неловкое молчание.
– Ты всегда восхищался драконами, – говорю я, чтобы нарушить тишину. – Вечно читал про них. Кажется, теперь я понимаю почему.
Он отводит взгляд, и я понимаю, что мы недостаточно близки, чтобы я знала о таком. Я слегка выдаю себя, вот только он наверняка уже знает о моих чувствах от Шанса.
Бун встает с кровати, и я точно не знаю почему, но я тоже встаю и провожаю его до двери спальни.
– Я проверю, все ли чисто, – говорю я ему.
Такое чувство, будто мир перевернулся вверх ногами и начал вращаться в обратную сторону: Бун в моей комнате, тот риск, на который он пошел, чтобы помочь мне сегодня…
Я тянусь к дверной ручке, но он успевает первым, останавливая меня.
– Что-то еще? – спрашиваю я.
Он ищет мой взгляд, но теперь иначе, как будто пытается найти тайну в моих глазах. У него чуть дрожит подбородок, как будто он тихо смеется про себя. А может, над собой, потому что выражение лица у него мрачно-торжественное.
– Ты всегда думала, что я ненавижу тебя. Что мы все ненавидим, – говорит Бун.
– Я… – Кто-нибудь, избавьте меня от мучений. – Не то чтобы… ненавидите.
– Я знаю, что прав. Не пытайся это отрицать.
Я медленно закрываю рот, и Бун кивает – снова самому себе. Он поворачивает ручку, высовывается в коридор, хорошенько осматривается, потом возвращается.
– Так вот, чтобы ты знала: никакой ненависти не было.
Я кривлю губы, сдерживая забивающие глотку слезы и слова, которые сказали бы ему, что я уже знаю об этом. Штука, которую я выяснила давным-давно о своем проклятье: оно не заставляет людей ненавидеть меня, просто заставляет их… не выбирать меня.
Но только не после Тигля. Если я выиграю.
И в первый раз я осознаю, что, может быть, со снятым проклятьем у меня есть шанс с Буном. Странно, что я не думала об этом раньше. Но опять же, мне было с каким дерьмом разбираться.
– Увидимся через месяц, – говорит он и сверкает своей фирменной пиратской усмешкой, прежде чем выскользнуть из комнаты.
Я закрываю за ним дверь, прислоняюсь к ней спиной и мягко бьюсь затылком, откидывая голову.
– Сука, – бормочу я.
Пришедший сюда Бун развеял туман отрицания, в котором я жила с момента, когда Аид назвал мое имя. А может, мои мысли прояснил тот факт, что он потрудился приволочь мне все эти вещи.
В любом случае правда, которой я избегала до этой самой секунды, становится кристально ясной, светящей неоновыми огнями прямо мне в физиономию. Неотвратимой.
Мне ни за что не уйти от участия в Тигле.
Мне всерьез придется это делать.
И теперь в моей игре есть ставка.
Я скорее чувствую, чем вижу, как наутро Аид заходит на кухню: судя по тому, как мне закололо тыльную сторону шеи, он на меня смотрит. Долго и мучительно изучает. И когда у меня начинает сводить желудок, он говорит:
– Что именно на тебе надето?
Оказывается, по утрам голос Аида рокочущий и немного ворчливый. И то, что внушающий ужас бог не из жаворонков… это даже мило. Шепоток дрожи никак не может угомониться на моей коже. Я списываю это на то, что почти не спала прошлой ночью и теперь утомление воздействует на меня, как дополнительная гравитация.
Я перевожу взгляд на себя, а потом на яйца, которые я взбиваю.
– Форма, которой меня снабдили.
Спортивный костюм-двойка из тянущегося, дышащего материала появился в моей комнате с первым лучом зари. Простые штаны и водолазка с длинными рукавами и низким воротом – спортивная одежда. Я очень, очень сильно пытаюсь притвориться, что это все ради удобства, а не для того, чтобы бежать, спасая себе жизнь.
Спереди желтыми буквами проштамповано имя Аида; выглядит это дешево и похоже на тюремную робу. В остальном костюм серый, того уродского оттенка, который делает мою кожу землистой. Серый не относится ни к одному из четырех цветов добродетелей, на которые нас, по идее, должны делить.
– Это мой цвет, поскольку у тебя нет добродетели? – Вопрос соскакивает с языка прежде, чем я успеваю его отфильтровать. Вчера ночью я поняла, что Аид так и не ответил на мой вопрос ранее.
– Это должно быть смешно?
Немного. Я пожимаю плечами.
Я слышу его уверенные шаги, а потом Аид появляется в моем поле зрения, становится рядом со мной у кухонной стойки. На нем джинсы с низкой посадкой и голубая футболка.
– Я ценю нечто иное, нежели остальные.
Иногда любопытная натура – это серьезный отстой.
– Что?
– Выживание.
О.
Вот еще одна наша общая черта, только мои брови изгибаются от удивления по другому поводу.
– Ты же бог. Бессмертный. Выживание в тебя встроено.
– Выжить не означает просто не умереть. – Его голос грубеет.
Если кто и в состоянии это понять, так это я.
– Ты прав. Не означает.
– В любом случае… – продолжает он и машет на мою одежду. – Только не это. – В его голосе слышны более плавные нотки, в которых я начинаю распознавать раздражение.
Не уверена, почему его бесит то, что я ношу. Это ведь я ношу. Да, это не писк спортивной моды, ну и что?
– Мне нужно хорошо выглядеть или постараться не умереть?
– Вчера ты только и твердила о том, чтобы вписаться. Обещаю, это тебя никуда не впишет. – Он скрещивает руки на груди. – А еще это намеренное оскорбление