имеет обыкновение влиять на нас.
Надо было догадаться.
– Мы весь вечер наблюдали с интересом. – Асклепий переводит взгляд с Аида на меня.
Потрясающе. Я теперь звезда реалити-шоу для бессмертного мира. Вот прямо всегда этого хотела.
Асклепий смотрит на Аида строго, будто дедушка:
– Надо было позвать меня раньше.
Я выпрямляюсь. Кто-то смеет возражать Аиду? И не только… Он его отчитывает.
– О, ты мне нравишься.
Аид сжимает губы.
– Она мне не сказала.
Асклепий фыркает:
– Ты должен был понять. Ты же был там, когда она упала на ступени.
Не успевает Аид ответить, как Асклепий похлопывает меня по плечу:
– Я не смогу так делать, когда начнется первый Подвиг, дорогая. Любое магическое исцеление ждет только победителя каждого Подвига и тех поборников, что разделяют его добродетель.
Отлично. После Подвигов может быть нужно исцеление. А я – единственная из добродетели Выживания, так что, если я не выигрываю, меня не вылечат. Еще одна галочка в колонке «против Лайры».
Хватит уже вести этот список. Он угнетает.
– Удачи тебе. Хорошей игры. – И Асклепий пропадает так же быстро, как появился.
Аид все еще в режиме «грозовая туча», так что я поправляю водолазку, застегиваю разгрузку – теперь это гораздо удобнее – и разворачиваю табурет к островку, чтобы наконец-то доесть уже наверняка остывшую еду.
– В следующий раз говори, – произносит Аид.
– Ладно.
Мы оба замолкаем, но от него исходит слишком мрачная задумчивость, и от этого у меня сводит мышцы плеч.
– Ты знаешь, какое сегодня будет испытание? – спрашиваю я.
Аид качает головой:
– Знает только тот бог или богиня, кто его придумывает. Они не должны говорить об этом даже своим поборникам, хотя, я так понимаю, большинство из них обойдут этот запрет.
Мои челюсти замирают, но потом я доедаю кусок. Такими темпами я никогда не впихну в себя эту яичницу.
– А ты будешь придумывать Подвиг?
– Нет. Мне сообщили, что уже поздно. Надо было решить этот вопрос с даймонами год назад.
Потрясающе. Я буду не готова ко всем Подвигам до единого, и хотя бы один поборник будет иметь преимущество в каждом. Я прожевываю эту мысль с остатками завтрака.
Видимо, я слегка потерялась в своей голове, потому что вопрос Аида звучит как гром среди ясного неба:
– Что за человек был у тебя в комнате вчера ночью?
Я не могу не поперхнуться и давлюсь яичницей, пытаясь как-то запить ее чаем. Когда наконец у меня получается нормально вдохнуть, я осторожно откладываю вилку.
– Ты ведь не обидел Буна?
– Нет. Он ушел невредимым и не зная о том, что я его заметил.
Ну, хвала богам за это. Но я не могу сейчас понять Аида, ведь у него самое нейтральное выражение лица.
– Он твой любовник? – спрашивает он скучающим голосом.
Я бы рассмеялась, если бы он не тыкал в больное место, которое, наверное, никогда не залечится.
– Разумеется, нет, – беспечно говорю я вместо этого.
Оказывается, боги могут чувствовать вину. Лишь на йоту, и это выражение пропадает с его лица так же быстро, как и появилось, но я замечаю.
– Это один из мастеров-воров в моем логове. Даже не друг. – Я умолкаю, потому что после вчерашней ночи я уже не уверена, что это так.
– Тогда зачем он был здесь?
Очень хороший вопрос. Если бы я знала.
– Принес мои вещи. Он помогал мне избегать кое-кого, когда ты выбрал меня, и видел, как я исчезла.
– Твой не-друг помогал тебе избегать – кого?
– Это долгая история.
– И ты не хочешь мне рассказывать.
Что творится с его голосом? Я думала, что начинаю понимать варианты его интонаций и их смысл. Один взгляд показывает, что его лицо по-прежнему нейтрально. Но все равно голос звучит как-то не так.
– Не особо. Нет.
Я встаю и иду к раковине мыть тарелку и сковородку.
– Ты в него влюблена?
Я ставлю сковородку в раковину с негромким лязгом и поворачиваюсь к Аиду:
– Ты действительно бьешь в самую суть, так ведь?
Аид с легким интересом наклоняет голову:
– Так что же?
О преисподние, я правда не хочу об этом говорить.
– Это не важно. – Я поворачиваюсь к раковине.
За моей спиной повисает показательная пауза.
– Хорошо, если нет. Чем меньше волнений у тебя за спиной, тем лучше ты справишься в Тигле.
И это с хлопком возвращает меня к реальности, а я и не понимала, что упорхнула куда-то. Его голос звучал напряженно не потому, что ему было не все равно, что со мной происходит и как и что влияет на мою жизнь. Аиду важна только конечная цель, какой бы она ни была, а я – просто средство для ее достижения.
И будет умно об этом помнить.
За моей спиной раздается тихое диньканье.
– Твою мать, – тихо бормочет Аид.
Через секунду он тянет руку мимо меня и выключает воду, а потом разворачивает меня лицом к себе, и его серебристые глаза сдержанны и серьезны.
– Я думал, что у меня будет больше времени на твою подготовку. Сейчас начнется первый Подвиг.
Сердце пытается выскочить у меня из горла, явно готовое бросить все остальное мое тело, пораженное проклятьем. Я его сглатываю.
– Откуда ты знаешь?
Аид поднимает телефон с групповым чатом. У богов есть групповой чат. Серьезно?
– Мне только что сказал брат, – говорит он.
На экране секунду плавает имя Посейдона. У меня тут же включается мозг.
– Посейдон. Значит… вода? Океан?
Аид кивает.
Может, надо было надеть что-то водонепроницаемое.
– Какая у него там добродетель?
– Отвага.
Отвага?
– Значит, наверное, не шашки, – бормочу я себе под нос. А потом громче: – Чудовища?
– Не знаю. Во время последнего Тигля он заставил поборников встретиться со всеми их величайшими страхами одновременно. – Он сейчас не шутит и не дразнится, и это меня еще более нервирует.
Видимо, Аид это понимает, поскольку дарит мне ободряющую улыбку – чего наверняка не делал уже тысячу лет, настолько она деревянная, и ямочек не видно, и это нервирует меня еще сильнее. Аид пытается меня ободрить. Это плохо.
– У тебя есть все, что нужно? – спрашивает он.
Жемчужины. Зубы дракона. Набор отмычек Буна. Моя реликвия. Еще парочка инструментов. Все рассовано по карманам разгрузки. На мне два дара Аида – татуировки и поцелуй – как часть меня, внутри меня.
Я киваю.
– Хорошо. Не рискуй без нужды. Пусть этим занимаются другие поборники.
Вот сейчас? Сейчас он решает дать мне совет?!
– Береги тыл. Инстинкт выживания внедрен во всех нас, но особенно в смертных, ведь, как ты сама сказала, вы не перезагружаетесь. Это делает всех живых существ безжалостными, вне зависимости от их личности и поведения в иных условиях.
– Это я уже поняла, – бормочу я.
Его пальцы впиваются мне в руку.
– Используй дары, но только если должна. Лучше дать это сделать другим поборникам, а свои приберечь.
Я снова киваю. Почему-то инструкции, которыми он меня бомбардирует, меня успокаивают. Может, потому, что напоминают мне о годах обучения, когда Феликс забрасывал меня указаниями так быстро, что я едва поспевала. Это кажется… знакомым.
Я сосредоточиваюсь на словах Аида, на его голосе.
– Ничто и никогда не бывает таким, как кажется, при участии богов, – говорит он. – Сомневайся во всем.
– Ну, охренеть теперь.
Его губы изгибаются, хотя глаза остаются серьезными.
– А если я буду нужен, тебе нужно лишь добраться до меня.
Я хмурюсь:
– Ты там будешь? Тебе же нельзя вмешиваться. Правила.
На его лицо ложится тень надменности.
– Я – бог смерти, а смерть не знает правил.
Я издаю неуверенный смешок.
– Наконец-то что-то позитивное в том, что ты – мой покровитель.
Спаси меня Олимп. Поверить не могу, что я это сказала. У меня расширяются глаза, но, наверное, Аид читает мои мысли, потому что накрывает мой загривок ладонью, притягивая к себе, и наши лица теперь совсем близко.
– Сосредоточься, Лайра, – говорит он.
Ну да. Сосредоточиться. Я киваю. Потом снова киваю:
– Ладно.
– Я не сказал «позови меня». Я сказал «доберись до меня». Есть разница. Ты поняла?
Еще одна загадочка. Класс.
Его черты искажает раздражение:
– Я не могу сказать больше.
– Я соображу. – Когда-нибудь. Может быть.
В моем теле зарождается забавное ощущение, как будто оно стало легче и с пузырьками, особенно ступни. Я опускаю взгляд и вижу, как они постепенно пропадают вместе с кожаными сапогами, и это ощущение ползет выше по ногам.
– Надеюсь, вода там хотя бы теплая, – бормочу я. Не знаю почему.
– Посмотри на меня, – приказывает Аид.
И я смотрю. Смотрю прямо в плавящиеся серые глаза, где клубятся эмоции, которые я сейчас не могу расшифровать.
Аид сжимает мне плечо:
– Что бы ни случилось, Лайра, запомни одну вещь.
Одну вещь? Он мне уже с десяток сказал.
– Какую?
– Я выбрал тебя не просто так. Ты сможешь.
Бог смерти выбрал меня. Избрал меня. Верит в меня. Несмотря на мое проклятье.
Ощущение добирается до подбородка, и образ Аида начинает меркнуть, пока я пропадаю. Его голос летит за мной в ничто:
– Ты сможешь, Лайра… потому что ты моя.
Часть 3. Да начнутся игры
Слабаки не побеждают, победители не сдаются.
Но те, кто умеет выживать, меняют ход игры.
«Моя».
Последнее слово Аида преследует меня в пути через весь мир, который снова становится четким так же, как размывался, с ощущением пузырьков под кожей, но только сейчас мое тело тяжелеет.
И по нервам бьет холод, когда волна захлестывает меня с головой.
Она отходит, и я отплевываюсь, захлебнувшись; естественно, вода пипец ледяная.