Дважды я замечаю Зэя где-то надо мной, рассекающего воздух, отчаянно кричащего, с пятнами на лице. Не то чтобы я могла что-то услышать. Я ухожу под воду, и меня крутит, пока я не перестаю понимать, где верх. Вода такая черная, что свет не проходит.
Вынырнуть не получается. Мои легкие горят, становится уже совсем невмочь, но именно в этот момент меня выбрасывает обратно на поверхность, где я хватаю ртом воздух, задыхаюсь и бью руками по воде. И каким-то образом, несмотря на прилипшие волосы и воду в глазах, я замечаю, что Зэй летит прямо ко мне.
Одним отчаянным рывком я бью ногами и швыряю себя в его сторону, вытянув руку. Он так тянется ко мне, что мне кажется, может быть…
Но потом вода утягивает меня обратно, и его лицо исчезает.
В следующий раз, когда я выныриваю, отплевываясь, вокруг черным-черно, и становится понятно, где я, – в тоннеле, который ведет в Нижний мир, в тоннеле, ведущем к реке Стикс.
Прошу, боги, пусть река пробила путь так, что меня не убьет. Я представляю себе подземные пещеры, которые вода заполняет доверху, не оставляя воздуха. Я представляю себе белые пороги, которые распылят меня по зазубренным валунам. Я представляю себе тоннель такой узкий, что мне не протиснуться.
И когда эти образы возникают, я лечу с отвесного обрыва, издав вопль, который может разбудить и мертвого. Я падаю в воду, избитая и обескураженная, не понимая, когда мне надо группироваться, и надо ли, и обо что еще я ударюсь по дороге. Кажется, что течение затягивает меня еще глубже, крутя и переворачивая. Когда меня еще раз выталкивает на поверхность, я полной грудью вдыхаю воздух – как раз вовремя, ведь меня снова переворачивает.
Не знаю, сколько это продлится, насколько глубоко уходит река. Я просто стараюсь держаться. Должно же течение где-то замедлиться, верно? И я уж точно не даю себе думать о том, что река Стикс должна быть смертельна для смертных.
В какой-то момент течение становится не таким бурным, и я стягиваю с себя тяжелые, пропитанные водой джинсы, которые тянут меня ко дну сильнее, чем моя реликвия. Меня прикладывало о стены – или, может быть, большие камни, кто знает, – столько раз, что я наверняка разбила голову до крови.
Но хуже всего то, что у меня нет сил.
Я не знаю, что опаснее – бурные воды или мои отказывающие мышцы. К этому моменту я уже не сопротивляюсь, а просто делаю минимум, чтобы держать голову над водой, позволяя швырять мое тело как промокшую насквозь, порванную тряпичную куклу.
Я уже почти сломалась. Никогда еще я не была настолько готова сдаться и позволить богам забрать меня.
Было бы так просто закрыть глаза и умереть. Но я не могу. Не буду. Я продолжаю плыть и вдыхать как можно больше воздуха, когда всплываю на поверхность.
Я чуть не теряю сознание от шока, когда меня вносит в новую пещеру, где вода быстро успокаивается, и я могу наконец плыть, и меня не швыряет и не топит.
Я перевожу дыхание в полной темноте, ожидая следующее ужасное событие, когда до меня доходит, что у меня есть способ добыть свет. Я веду пальцем по руке, и мои животные возвращаются к своей сверкающей жизни.
– Не оставляйте меня, – говорю я им. – Просто помогите увидеть, куда плыть.
Я поднимаю руку, освещая их радужным сиянием спокойную воду, чтобы разобраться, куда меня занесло. Судя по всему, это огромное подводное озеро. Берег так далеко, что я не уверена, что смогу добраться, но я не останавливаюсь, переворачиваясь на спину, когда мне кажется, что больше не сделать ни одного гребка.
Когда мои руки наконец касаются твердой земли под водой, я чуть не плачу от облегчения, которое прокатывается по телу такими волнами, что меня трясет. Я медленно и неуверенно ползу на карачках, выжимая из конечностей все, что могу, и наконец умудряюсь выбраться из воды и рухнуть на берегу. Камни размером с гигантских жуков впиваются в мой живот, но мне глубоко плевать.
Я не умерла.
Все, что я слышу, – это мое тяжелое булькающее дыхание: я наглоталась воды, но это проблема на потом. Не знаю, сколько времени проходит, как долго я лежу здесь, прежде чем мое тело успокаивается, добрав воздуха, которого мне не хватало, кажется, несколько веков.
– Надо было внести это в Тигель, мать его, – бормочу я самой себе.
Потом смеюсь. Скорее всего, несколько истерично.
Я горжусь собой за то, что не поддаюсь отчаянию. Никогда. Это будет значить, что Зевс выиграл, со своими проклятьями и капризами, а я отказываюсь позволять этому ублюдку победить меня. Но в данный момент, пока никто не смотрит, так заманчиво отдаться текущим через меня ощущениям. Эмоции словно были заблокированы, пока я сражалась с водой, и сейчас догоняют меня, накрывая снова и снова.
Я не смогла бы сказать, что сейчас чувствую, даже если бы попыталась. Наверное, в основном скорбь. По тому, какой могла бы быть моя жизнь.
Я переворачиваюсь на спину и заставляю себя открыть глаза, потому что, если позволить себе поддаться небытию усталости, кто знает, что со мной случится. Я все еще застряла где-то в Нижнем мире, и мне надо найти отсюда выход.
Что, если я заперта здесь, внизу?
Я закрываю глаза ладонями и нажимаю на них, сдерживая слезы. Я не буду плакать. Не из-за этого. Не когда я выжила. Не когда поцелуй Аида защищает меня здесь, внизу. Проклятье, слезы нужны только для грустных моментов. И даже тогда – лучше не надо.
– Что ты делаешь, крохотная смертная? – звучит у меня в голове шелковый, серьезный голос.
Я взвизгиваю, отдергивая руки от лица, чтобы уставиться прямо на три огромные, ужасные, драгоценные, прекрасные морды Цербера.
– Не умираю, – со стоном говорю я чудовищному трехголовому псу Аида. – Вот что я тут делаю.
Хвала мойрам за то, что они обеспечили мою первую встречу с Цербером до того, как я очутилась здесь, а не после, что бы Аид ни говорил о метке на моих губах.
– Тогда ты хорошо справляешься, – говорит Цер.
Бер поднимает голову и оглядывается вокруг:
– Как ты тут оказалась?
У меня слишком устали руки, чтобы даже поднять одну и показать.
– Я упала в водопад Аида на Олимпе.
Огонь и сера. Это даже для моих ушей звучит бредово, а я это пережила.
– Ты упала… – Все три головы издают резкий лай, который, вероятно, означает смех. – Да ты нам головы морочишь. – Рус снова лающе смеется.
Я издаю стон:
– Боюсь, что нет.
Цер деликатно меня обнюхивает.
– Ты говоришь правду.
– Да.
Бер коротко и недоверчиво рычит:
– Никто бы не пережил такое, кроме полубога.
– Считай, что я удачливая. – Выкуси, Зевс. Чтобы пережить такое, не нужна любовь.
– Не совсем понял, о чем ты, – говорит Цер, – но полагаю, это сарказм. Аиду тоже нравится сарказм.
Я выдыхаю смешок. Ведь так и есть.
– Но у меня получается лучше, чем у него. – Я сглатываю, и мое горло как будто кто-то царапает лезвиями бритвы изнутри. – Ты можешь помочь мне вернуться на Олимп?
Ну, ведь… Цербер возник в доме Аида и унесся оттуда в клубах дыма, так что почему нет?
– Не из этой части Нижнего мира.
– Отлично, – бормочу я и забрасываю руку, лежащую мертвым грузом, поверх саднящих глаз. Потом включается малая часть моего мозга, я опускаю руку и бросаю взгляд на пса. – Погоди. Как ты узнал, что я здесь?
– Метка Аида. – Рус растягивает губы в пугающей ухмылке. – Она говорит со мной каждый раз, как ты входишь в Нижний мир.
– Я всегда смогу найти тебя, крохотная смертная, – говорит Бер. И мне кажется, что он так меня предупреждает, но это звучит как обещание. Защиты.
Помимо Аида, меня никто никогда не защищал. Даже в Ордене, несмотря на то что для них я была вложением. А для Аида я – средство, ведущее к цели.
– Можешь звать меня Лайра.
Цер и Рус кивают, но Бер наклоняет голову, как будто не уверен. Они говорят в унисон:
– Я не могу доставить тебя на Олимп, но в местечко получше, чем это, – вполне.
Потом он кладет лапу мне на грудь. Лапу размером с маленький столик, с ониксовыми когтями, – порождение кошмаров, – и ведет он себя не очень деликатно, так что я кряхчу. Но этот звук теряется в тишине перехода. Понятия не имею, через что мы переходим: пространство, время или что-то еще, – и мне плевать.
Боги, чудовища и магия.
Мы снова появляемся через мгновение, и вокруг нас быстро рассеивается дым, но я лежу на земле, поэтому он заполняет мои ноздри, и от этого мне сводит уже измученные дыхательные пути. Я не могу прекратить кашлять целую минуту.
Я все еще под землей, глубоко под землей, но потолок надо мной усеивают огоньки – ярко-синие и люминесцентные. Я не знаю, что их испускает. Может, светлячки? Не важно. На фоне черного каменного потолка пещеры они похожи на звезды в бархатном ночном небе.
– Спасибо, – говорю я своим татуировкам и отправляю их спать.
Какой-то плеск, ритмичный и негромкий, заставляет мое избитое, обмякшее тело приподняться на локтях и обнаружить, что я лежу на причале на берегу широкой реки, светящейся тем же синим оттенком, что и мерцающие точки на потолке.
Я перегибаюсь через край причала и присматриваюсь. Это не вода светится. Такое ощущение, что глубокие течения пробуждают к жизни блестящие пятнышки света, которые кружатся и танцуют, создавая узор за узором, как в калейдоскопе.
Я шепчу слова Аида:
– В Нижнем мире она не черная.
Завораживающее зрелище.
– Стикс? – спрашиваю я Цербера.
– Да, – отвечает Цер. – Не трогай: она может тебя убить.
Я хмурюсь:
– Я думала, эту реку питают воды, которые принесли меня сюда.
– Да.
– Тогда почему они не убили меня раньше?
Цербер всеми тремя глотками издает звук, настолько похожий на собачью версию «ой-ой», что я едва не смеюсь.
Ну что ж. Добавляем еще один пункт к богам и магии. Этот список удлиняется быстро.