Дэ снова кричит – так громко, что его грудная клетка отрывается от кровати.
Почему он не просыпается? Не встает? Что его держит?
Зэй оставляет женщину, которая так похожа на него, только меньше и нежнее чертами, чтобы подойти к нам с Буном. Бросив быстрый взгляд на Буна, Зэй становится рядом со мной, лицом к Дэ.
– Судя по всему, проявилось благословение Геры для Амира.
– И поэтому Дэ кричит?
Зэй кивает:
– Благословение Геры – мщение. Амир потерял свой флаг Силы из-за Дэ в последнем Подвиге, а ее благословение в том, что любой поборник, который помешает или навредит Амиру во время Тигля, пожнет последствия в следующем испытании.
Дэ снова кричит – так долго, что у него пропадает голос, а рот остается открытым.
Я вздрагиваю.
– Тише, – бормочет мне Бун.
И Зэй бросает на него хмурый взгляд.
Проклятье богов. Я чувствую, как кровь приливает к лицу, и у меня начинает кружиться голова.
– Ему больно? – шепчу я.
На лице Зэя проявляется вынужденное беспокойство.
– Нет. Проклятье заперло его в теле. Это делает не Амир. Он это не контролирует. Так просто… есть. – Зэй выглядывает в окно. Вечер уже почти поглотил солнечный свет, сделав небо темно-синим, кроме горизонта на западе, где оно меняет цвет с темно-пурпурного. – Дэ не может спасти того, кого любит.
– Кто это?
– Его бабушка.
Я закрываю глаза от осознания и вида того, что происходит с Дэ. Его бабушка, которую он любит больше всех на свете, сейчас умрет, а он не может добраться до нее. Не может спасти ее.
Крики Дэ становятся яростнее и выше тоном, и сдержанные конвульсии его тела делаются только сильнее, хуже и хуже, из уголков его глаз текут слезы, пока он внезапно не замолкает и не застывает, как мертвый.
Быстрый взгляд в окно подтверждает, что солнце село, забрав с собой день.
Слишком поздно.
Бабушка Дэ умерла.
Он медленно открывает глаза, глядя в потолок несколько долгих, безмолвных мгновений. Потом закрывает ладонями лицо и начинает рыдать.
– Я смотрю, ты выжила.
Аид ждет в центре фойе своего дома, когда мы с Буном туда заходим. Он стоит, расслабленно засунув руки в карманы черных брюк; рукава серебристой рубашки закатаны. Почему он так одет?
Его тон и взгляд снова обрели оттенок расчетливой, смертоносной стали. Ни намека на того, кто делился со мной толикой себя в моей спальне.
– Вы оба.
Я никогда не видела Буна таким тихим, как сейчас, когда он таращится на бога смерти.
– Значит, ты тот ублюдок, который подверг жизнь Лайры опасности, заставив играть в эти упоротые игры.
Аид даже не морщится:
– Значит, ты тот вор, который считал, что вошел в мой дом и вышел из него без моего ведома.
Бун хмурится, бросает взгляд на меня, потом снова на Аида, а затем выражение его лица становится хитрым – и более чем знакомым мне. Он что-то задумал.
– Засек, да? – Бун обвивает руку вокруг моей талии и слегка сжимает. – Я просто пытался помочь.
– Я знаю. – Аид даже не глядит на его руку. – Поэтому я и оставил тебе жизнь.
«Ну вот те здрасте».
Я передергиваю плечами, стряхивая руку Буна, ведь он совсем не всерьез ко мне прикасается. Просто парит мозг Аиду.
– Давайте вы познакомитесь, пока я переодеваюсь.
– Нет времени. – Аид щелкает пальцами, и на нас с Буном оказывается новая одежда.
Теперь оба мужчины одеты в черные костюмные брюки и накрахмаленные до хруста рубашки, вот только рубашка Буна белая. Я еще не видела его таким нарядным. На мне черный брючный костюм с широкими штанинами и длинными рукавами, с бабочкой, вышитой блестящей нитью над сердцем.
Я перевожу взгляд с нее на Аида, но он все еще сдержан. Его лицо ничего не выдает.
– Нам нужно… присутствовать… на вечеринке, – говорит он.
Чего?
– Да ты шутишь.
Аид только качает головой, и мы выходим вслед за ним за дверь и, пройдя один дом, вступаем в дом Зевса – да, с молниями и облаками в качестве украшений всего подряд и кучей блеска, вспышек и чрезмерного декора. Ему бы стать дизайнером казино в Вегасе.
В большом бальном зале – и да, у Зевса есть долбаный бальный зал с муралом, нарисованным на потолке, на котором нимфы и херувимы служат ему, и только ему, – нас проводят к стульям у одного из двух длинных, прекрасно украшенных банкетных столов, стоящих напротив друг друга. Мы сидим в самом конце нашего, у открытых дверей, выходящих на террасу. Арес, Нив и девушка, которая, по всей видимости, является ее сестрой, сидят по левую руку от Аида, а мы с Буном – по правую. Я застряла в середине, так сказать. Дэ, разумеется, здесь нет. Артемида сидит за столом одна, без поборника и любимого им человека, и это охренеть как бросается в глаза. А Афродита не сидит рядом с Джеки и молодым человеком рядом с ней. Думаю, это ее брат.
Это кошмар.
Может, я никого не спасла и Гипнос и Морфей до сих пор держат меня в ловушке моего же спящего тела?
Зевс заходит в комнату с Сэмюэлом и его любимым человеком – женщиной примерно его лет. Даже Бун слегка выпрямляется при появлении бога грома.
– Я приветствую наших новых гостей от лица Афродиты, – гремит Зевс. Бог в своей стихии: он принимает гостей, которые явно перед ним благоговеют. – По Афродите сильно прошелся итог Подвига, – объясняет он.
– Это же Тигель, – бормочет Гера подобающе печальным голосом, хотя выражение ее лица никакой печали не отражает. – Она знала риски, когда придумывала свой Подвиг. Не обязательно было делать финал столь ужасным.
Лицо сидящего рядом с Герой Амира краснеет. Он едва может заставить себя смотреть на свою богиню-покровительницу и глядит на пожилую женщину, посаженную с другой стороны от него. Может, это одна из его нянек? Учитывая то, что он говорил про семью, вряд ли это его мать.
Я снова перевожу взгляд на Геру.
Дело в том, что как бы жестоко это ни звучало, но богиня права. Афродита была не обязана вводить в правила смерть в финале. Я понимаю, что боги и богини любят, когда часики тикают, и смерть – это, конечно, стимул, но есть же и другие способы. А что до благословения Геры для Амира… теперь мы все знаем последствия, и никто не будет рисковать даже прикасаться к нему. Вот это гениальный ход с ее стороны.
Зевс бросает укоризненный взгляд на Геру.
– Я буду принимать гостей вместо Афродиты. Мы бы отложили праздник, но, в конце концов, наши «гости» будут находиться здесь всего три дня – до начала следующего Подвига.
Опять всего лишь дни? Ох.
Ну да, я понимаю, у них куча планов и всего месяц времени, но все-таки.
– Сперва я хотел бы поздравить Нив с победой в сегодняшнем состязании, ведь она первая вернулась с сестрой.
Он улыбается ей, но в глазах улыбки нет.
– Твой приз за победу в этом Подвиге – лук и стрелы Эрота – уже в твоей комнате.
– Спасибо, – вежливо говорит Нив. Хотя, судя по выражению лица, хорошие манеры у нее колом в горле стоят.
– А теперь, – продолжает Зевс, – пока мы наслаждаемся роскошной трапезой, я бы хотел, чтобы каждый поборник представил своего любимого человека. – Он машет рукой.
Потрясно. Мой личный кошмар доходит до уровня пыток: публичная речь и попытка объяснить, кто для меня Бун. На глазах у бога, которого я целовала только сегодня утром.
– А надо? – протяжно вопрошает Аид, лениво откидываясь на спинку стула со скучающим выражением лица.
Зевс гневно смотрит сперва на него, потом на меня:
– Ты не можешь хоть что-нибудь с ним сделать, Лайра?
«Ну ни хрена себе речи». Это было просчитанное замечание, чтобы вывести из себя одного из нас – и, возможно, Буна.
Я нарочно копирую ленивую позу Аида и склоняю голову, смотря не на Зевса, а на него, как будто изучая.
– Не знаю. Никто из вас не смог сделать с ним хоть что-нибудь за несколько тысячелетий с тех пор, как его выпустили из брюха Кроноса, – говорю я.
Ртутные глаза Аида пришпиливают меня к спинке стула дикой вспышкой удовлетворения так быстро, что только оставшееся головокружение служит мне знаком: я это видела.
Я прокашливаюсь и с трудом сосредоточиваю взгляд на капризно хмурящемся Зевсе:
– Не знаю, с чего вы решили, что мне, простой смертной, повезет больше.
Зевс выпрямляет спину.
– Начнем представляться, – говорит он, небрежно пожав плечами. – Как вы знаете, любимым человеком Дэ была его бабушка.
Эта грубая нарочитость погружает его слова в чан молчания.
Рима сидит достаточно близко от меня, чтобы я услышала ее шепот:
– Даже не знаю, лучше это или хуже, чем если бы это была девушка Дэ.
Не слыша ее, Зевс машет Сэмюэлу, и тот встает на ноги.
К счастью, не только я не особо проявляю энтузиазм. В комнате царит несколько подавленное настроение, пока каждый из поборников быстро представляет своих. В большинстве случаев никаких сюрпризов. Здесь давняя партнерша Сэмюэла и старший брат Джеки. У Майке – соседка. Триника спасла сына. Женщина рядом с Зэем – его мать, как я и полагала. Жена Диего тоже не вызывает удивления, а Деметра, показывая свою материнскую сторону, уверяет нас, что об их двоих детях заботятся родители Диего. Также здесь муж Римы.
Нив поднимается на ноги:
– Это моя младшая сестра, Нора.
Я медленно наклоняюсь вперед, чтобы Аид не загораживал мне девушку, сидящую прямо рядом с ним. Ей где-то лет двадцать пять, лишь слегка моложе Нив. Та самая Нора? Та, о которой бормотала Нив, типа ее скоро убьют?
Бун тихо свистит мне; остальные едва это замечают, не говоря уже о понимании. Он использует сигналы заложников, спрашивая, что я нашла таким интересным.
Я насвистываю в ответ сигнал «ничего или не важно».
Естественно, это неправда. Нора очень похожа на сестру, только ее рыжие волосы темнее, а глаза скорее зеленые, чем голубые. Что-то среднее. И улыбка у нее милее… Давайте так: она в принципе улыбается.
Нив вздергивает подбородок: