Он попросил для меня. И пусть это невероятно самолюбивое предположение, и я уверена, что вот это все «не заставлять души» – тоже причина, но Аид сделал это для меня. И в отличие от того раза, когда он помог вылечить Сэмюэла, я знаю, что эта мысль не дурацкая. Я уверена. Он сделал это, потому что мне было больно. Но все же хотел убедиться, что моя эгоистичная боль не пересилит то, что Бун выбрал бы для себя.
Аид все еще пытается играть в беспечность, но я вижу, что его руки в карманах сжимаются в кулаки.
Землетрясение нежности к этому богу заставляет дрожать само мое основание.
Забудьте неписаные «не». Я сейчас нарушу их все до единого.
Я подхожу к Аиду, пересекаю границу, которую мы оба так старательно соблюдали, прижимаю ладони к его груди. Он становится таким жестким, что его можно принять за холодную мраморную копию. Я не обращаю на это внимания, поднимаюсь на цыпочки и целую его прямо в уголок губ.
Аид издает тихий возглас.
Я отстраняюсь, но не свожу с него глаз, выдерживаю его взгляд, который полон подозрения, но и внимания, который подмечает каждую деталь во мне.
– Спасибо, – шепчу я. – За все это.
Не оборачиваясь, я отступаю к бассейну за моей спиной. В то же время я медленно снимаю желтый сарафан через голову и роняю на каменную дорожку сада. Ночной воздух ласкает мою кожу.
Сначала он смотрит на черный паучий шрам у меня на боку, и, клянусь, Аид злится – на бесконечно малую секунду, но я вижу. А потом, как будто не в силах удержаться, его взгляд блуждает по всему моему телу и становится голодным, как у хищника, а глаза меняют цвет от ртутного до стального.
– Что ты делаешь? – Голос его низок и тревожен.
Но серебристые глаза рассказывают иную историю. Он пожирает меня взглядом. Его жар лижет мою кожу, хотя сам Аид изо всех сил остается спокойным.
Я улыбаюсь:
– Меняю правила нашей игры.
Аид делает рваный шаг вперед, вынимая руки из карманов и сжимая кулаки, лицо подергивается пеленой раздражения.
– То, что между нами, не игра, Лайра.
Я стою на краю бассейна и скидываю сандалии.
– Я знаю. Поэтому я меняю правила.
Аид качает головой:
– Я ухожу.
Вот только он не двигается. Ни на дюйм. Даже не отводит взгляда.
Я поворачиваюсь к нему спиной и раздеваюсь до конца. Сердце бьется о грудную клетку так сильно, что даже он наверняка слышит. Я могу быть умницей и проклятой воровкой. Я могу спорить с богами и поступать, как считаю правильным, в любой момент, даже если меня ждут последствия не из лучших. Меня называл дурой далеко не один человек в моей жизни.
Но это другое. Это истинная уязвимость.
Не просто потому, что я обнажена физически, а потому, что я ставлю на кон себя. Мои действия невозможно понять двусмысленно. Забудьте о невозможности будущего. Я возьму все, что смогу, здесь и сейчас. Тигель научил меня хотя бы этому.
Теперь выбор за Аидом. Он все еще может уйти, отвернуться, отвергнуть то, что я предлагаю.
И если он так поступит, мне будет звездец как больно.
Но порой риск стоит болезненных последствий. Это один из таких случаев.
Я оглядываюсь через плечо и вижу, что Аид стоит на месте. Смотрит. Челюсти стиснуты, а сам выглядит так, будто сильный толчок разобьет его вдребезги. И не надо пытаться вульгарно с ним флиртовать. Это не я, не моя суть. Вместо этого я искренне улыбаюсь ему. В отличие от всех дней, проведенных в логове, сейчас я не скрываю свои чувства.
Я позволяю ему увидеть мою жажду. Но еще и приязнь, нежность и… надежду.
И он вздрагивает. Прямое попадание.
Уголок его губ дергается. Мой бог смерти так сильно сдерживается. От этого понимания я улыбаюсь еще шире. По крайней мере, он не такой холодный и бесстрастный, каким явно хочет мне показаться.
– Я предлагаю тебе себя, – говорю я ему. Так, для полной ясности. – Никаких сделок. Никаких «ты мне, я тебе». Никаких ожиданий.
Я делаю паузу, изучая его реакции, когда до него доходит.
– Присоединяйся… или нет. Тебе решать. – Я отворачиваюсь, закрывая глаза перед ужасным пониманием, что он очень легко может выбрать «нет». Особенно учитывая, как он борется. – Но мне бы очень хотелось, чтобы ты присоединился ко мне.
С этими словами я ныряю в воду.
Как и все прочее в этом месте, вода идеальна: прохладная, но не холодная, она будто шелком касается моей кожи, пока я плыву.
Сердце бьется так быстро, что приходится вынырнуть раньше, чем хотелось бы, чтобы глотнуть воздуха. Я пытаюсь казаться как можно более беззаботной. Я не знаю, смотрит ли на меня Аид. Он мог отвернуться.
Я заставляю себя не оглядываться, просто лениво плыть ко входу в грот. Тут тоже красиво: природный камень, омытый светом фонарей и вкраплений на потолках пещер над Стиксом, сияющих, как синие звездочки.
Но когда я выплываю, мне кажется, что я подвешена над Нижним миром в личном фантастическом и парящем убежище. И все же роскошно и беспардонно у всех на виду.
А Аида здесь нет.
Он не поплыл за мной.
Я наконец поворачиваюсь и немедленно надламываюсь от одиночества. За мной никого нет, и воду не тревожат ничьи движения, кроме моих, а в гроте не слышно ни плеска.
Его ответ – «нет».
Он не хочет этого. Недостаточно.
Я глубоко вздыхаю, продавливая пустоту в груди, и, как замороженная, плыву к краю грота, где вода переливается в бассейн внизу. Как можно дальше от склона горы и от него. Я кладу руки на каменный карниз и со вздохом устраиваю на них подбородок.
Ну, по крайней мере, я выбрала красивое и уединенное место, чтобы скрыть свою обиду и унижение. Верьте не верьте, я стараюсь сосредоточиться на втором ощущении и очень пытаюсь не признавать разочарование, что накапливается в моей груди сокрушительным бременем.
Я была одна почти всю свою жизнь. И хорошо справляюсь одна.
Но это другое.
Это что-то значило. Больше, чем просто желание. Может, я дура, что позволила настолько на себя повлиять? Наверное. Все те же аргументы против того, чтобы поддаваться этому притяжению. Они не исчезли, как пыль на ветру, только потому, что он показал мне крохотную частицу настоящего себя, только потому, что он показал, насколько меня знает и как поддерживал, и защищал, и принял за меня наказание.
А я продолжала превращаться в желе.
– Проклятье, – шепчу я.
И тут, без предупреждения, меня обхватывают сильные руки, а обнаженная грудь прижимается к моей спине. Аид утыкается лбом мне в затылок, и я слышу, как он вдыхает мой запах. В нем еще осталось сопротивление – в негибкости объятий, позы.
– Мне нужно знать, что ты понимаешь, чем это не может быть… и чем может, – рычит он.
Суровое предупреждение. Темное обещание.
Даже когда Аид прижимается ко мне, даже когда он борется с желанием, мне нужно быть уверенной, что я понимаю, что он имеет в виду.
– Скажи, чтобы все было понятно, – бормочу я и не могу сдержать улыбку.
Я так хочу вжаться в него, воодушевление наполняет меня резкими толчками, но я заставляю себя подождать.
– Я не могу дать тебе будущее, Лайра, – говорит Аид. – Не могу заботиться о тебе так, как нужно смертным. Этого во мне нет. Но ты нужна мне.
Резко. Прямо. По-настоящему. Я не хочу верить, что для него это все, даже с моим проклятьем, но заставляю себя.
– Достаточно понятно.
Никто из нас не шевелится.
– Ты дала мне выбор, – говорит он, скользя дыханием по моей шее. – Теперь я даю его тебе.
Я закрываю глаза и выношу собственное требование:
– Мне нужно знать, что ты сейчас здесь только потому, что тебе нужна я. Я. Что я значу для тебя достаточно, чтобы ты хотел этого, хотя вокруг столько причин, почему мы не должны. Даже если мое проклятье не позволяет большего. Даже если это может быть единственный раз и ни один из нас не сможет дать чего-то сверх того.
– Я не могу устоять, – говорит Аид. – Хотя я обрекаю этим нас обоих.
Он до сих пор с этим борется? Я не буду давить на него больше, чем уже давлю. Я сделала свой выбор – и прояснила его.
Проходит напряженная минута тишины. Аид не поднимает головы, но его руки медленно сжимаются, когда он притягивает меня к себе. Его тело достаточно горячее, чтобы согреть воду вокруг нас. Я перетекаю к нему, а он одним дразнящим, ищущим движением проводит ладонью вниз по моему животу.
Легчайшее, самое бесящее из всех касаний заставляет меня всю дрожать.
Я откидываю голову ему на плечо и ахаю; его эмоции молнией проходят сквозь меня.
Это почти сносит мне крышу, но есть что-то еще. Его власть надо мной.
Эмоции настигают, мне их не удержать, но они делают происходящее только ярче.
Снова, и снова, и – о боги! – снова он меня дразнит. Пока дыхание не застревает в горле. Пока я не поднимаю руки и не завожу их назад, обнимая его за шею, сцепляя нас вместе.
Я ожидала, что все будет быстро и жестко. Но нежно и дразняще – боги, я уже рассыпаюсь на части.
Его свободная рука проходит вверх по моим ребрам и горячит прикосновениями.
А потом я чувствую его касания дальше, они разогревают меня, испытывают – и я не могла бы сдержать стон, даже если бы этого хотела. Но я и не хочу.
Он останавливается, мучая меня.
– Продолжай, – требую я. Даже хнычу. Вот что он со мной делает.
Я чувствую его улыбку, а потом Аид прижимается к основанию моей шеи в сладком поцелуе, как бы заявляя свои права. Это ощущается как клеймо. Он помечает меня как свою. Это не тот поцелуй благословения на моих губах. Тут дело не в защите.
– Есть тысяча причин, почему мы не должны… я не должен… – шепчет Аид, и хриплый голос наждаком проходится по моим чувствам. – Но я желаю тебя, Лайра. Я уже давно тебя желаю…
Он судорожно выдыхает, сдерживая силу и желание. Полный целеустремленный контроль.