Ликование толпы больше похоже на слабое жужжание на фоне. В основном я слышу звук собственного дыхания. Других поборников поблизости нет, насколько мне видно. И я не могу воспользоваться жемчужинами, чтобы выбраться быстрее. Наверняка Афина добавила это правило специально для меня.
Рядом раздается топот бегущих ног – нет, скорее лапок, резво топочущих по песку и камню. Возможно, в соседнем туннеле, потому что тут со мной никого нет. Пока.
Новый топот раздается над головой, я поднимаю голову и вижу минимум десять разных насекомых, ползущих на верхних уровнях, и их лапки цокают по стеклянному полу. Я хмурюсь, глядя на лабиринт прямо над моей головой. Это стекло выглядит шероховатым. Это чтобы нам было проще бежать? Или насекомым?
Брызги желтой слизи над головой заставляют меня метнуться назад как раз вовремя, чтобы увидеть подошвы ботинок Зэя, пока он бежит, стиснув Гарпу Персея в руках до белых костяшек.
«Беги, Лайра. Он уже пытается победить. Он уже поднялся на уровень».
Какое же гадство, что мне вообще нужно так думать.
Направо или налево? Я выбираю право, и почти сразу коридор ныряет в тени, изгибаясь и заворачивая за стадион, пока свет не пропадает полностью. Я на десять шагов продвигаюсь в кромешную тьму, ориентируясь на ощупь, когда приходят они.
Пауки.
Из темноты.
И тогда я вбегаю в паутину. Они уже разложили ловушку на всю ширину туннеля. Я умудряюсь сглотнуть удивленный вопль, но прикосновение к паутине триггерит их. Топоча и издавая странные писки, напоминающие мне о моем тарантуле, они бегут, и я оказываюсь покрыта пауками размером с мой кулак.
Я ничего не вижу, но они ползут по мне.
Спасибо, Орден воров, за мучительные тренировки, означающие, что насекомые меня не парят. Я видела, каких пауков использовала Афина. Ничего смертельного. Больно, если они будут кусаться при таких размерах, но моя плоть не сгниет. Закрыв глаза и рот, задержав дыхание, я выпрямляю ладони, прижимаю пальцы друг к другу и этими плоскими «лезвиями» плавно провожу вдоль предплечий, сбивая с себя пауков. Внезапный укол боли в шею заставляет меня дернуться, но, хвала богам, это не Подвиг Артемиды с приступами страха, боли и смятения, потому что это был бы куда больший отстой.
Заставляя себя двигаться осторожно, я сбиваю и этого паука. Но через секунду мою лодыжку снова что-то колет – менее болезненно, через штанину.
Я хмурюсь. Они не должны меня кусать. Я не веду себя враждебно. Я не извиваюсь, не кричу, не двигаюсь и не давлю их. Это не агрессивные пауки.
Я пячусь, продолжая их смахивать. Еще один укус в бедро. И они прибывают. Их все больше и больше. Это нападение.
Как будто запланированное.
У меня подскакивает пульс, адреналин бьет в кровь, и мне приходится контролировать дыхание: пауки залезают мне на лицо. Я пячусь быстрее.
Я все еще пытаюсь не проявлять агрессии по отношению к ним, но еще один укус – и я понимаю, что это не работает. Я ставлю руку поперек груди и мощным взмахом стряхиваю с рук как можно больше пауков. Одновременно с этим поворачиваюсь и бегу, дергаясь, вздрагивая и шлепая по себе.
Обратно на солнце, и мимо, и во тьму на другой стороне. Но не все так плохо. По крайней мере, я вижу, куда бегу.
Писки, щелканье паучьих жвал и топотанье лапок по стеклу за моей спиной – самые жуткие, мать его, звуки. Я бегу и бегу, хотя мне в ноги впиваются еще два укуса. Мои негромкие возгласы отражаются от стекла. Размахивая руками, я стряхиваю пауков, спринтуя по коридорам, и пофиг, куда я бегу. Поворот за поворотом. А пауки бегут за мной.
Так не пойдет.
Резко поддернув рукав, я пробуждаю лиса и пантеру, которые спрыгивают с моего предплечья и бегут рядом со мной уже настоящими.
– Помогите!
И тогда тарантул как будто ползет под самую мою плоть, и, учитывая, с чем я имею дело, я от этого едва не срываюсь на хрен. Но смотрю вниз и вижу, что паучиха бешено мне машет.
Она хочет, чтобы ее выпустили. Конечно, как я могла забыть испытание Афродиты?
Я касаюсь ее, и она спрыгивает с моего тела. Но в этот раз вырастает за пределы нормальных размеров для ее вида. Топотанье за моей спиной наглухо останавливается, эту тишину можно пощупать руками. Я даже торможу, спотыкаясь, и оборачиваюсь. Моя паучиха, настолько большая, что заполняет весь туннель, смотрит сверху вниз на где-то тридцать пауков разных размеров, от моего кулака до большой собаки. Их нет на стенах туннеля, только на полу, но они покрывают его, как движущееся, ерзающее черно-коричневое море, и их глаза – все глаза – прикованы к моему тарантулу.
Она шевелит хелицерами и вибрирует. Несколько пауков тоже двигаются, как будто машут друг другу. Кто-то скребет придатками, издавая царапающий шум. Другие щелкают или пищат, и в воздухе разносится вибрация, которую я просто чувствую. Она скользит по моему телу невидимыми волнами.
Они общаются.
Понятия не имею, что им говорит моя паучиха, но в итоге они убегают в другом направлении. Моя самка тарантула уменьшается, чтобы повернуться в туннеле головой ко мне.
– Я обещала им, что ты не будешь убивать пауков в этом лабиринте. – У нее странный голос, она как будто скребет и мычит-напевает одновременно, но я ее понимаю. – Взамен пауки не будут нападать на тебя.
У меня все еще саднят и кровоточат некоторые места на теле, и я наверняка начну чесаться и опухать, учитывая размеры укусов. Я киваю:
– Даю тебе слово.
– Но с остальными насекомыми я не смогу помочь.
– Спасибо. – Я протягиваю руку, и она возвращается.
Теперь надо понять, что дальше. Надеюсь, из-за бесцельной беготни я не заблудилась и не попала глубже в туннели.
– Пожалуйста, помогите мне найти выход, – говорю я лису и пантере. – Берегитесь насекомых.
Они, не колеблясь, прыжками устремляются по туннелю. Я следую за ними рысцой. Мы довольно быстро добегаем до развилки лабиринта.
– Вперед. – Я указываю в противоположных направлениях.
А потом жду. Я закрываю глаза и заставляю колотящееся сердце и летящие стремглав мысли замедлиться и сконцентрироваться. Фокусируюсь на своих ощущениях. Игнорирую укусы пауков. Воздух справа прохладнее и чуть свежее. Еле-еле.
От топотанья лапок, приближающегося ко мне, у меня встают дыбом волосы, и я разворачиваюсь в тот самый момент, когда муравей-пуля бросается на меня.
Через мою голову с рычанием перепрыгивает пантера, едва разминувшись со стеклянным потолком, и приземляется на спину муравья-пули. Мощные челюсти кошки погружаются в тыльную сторону его бронированного черепа с тошнотворным хрустом.
Я уже сжимаю топор, но опускаю руки с осознанием, сбивающим весь настрой. Мои звери могут сражаться за меня, а не только направлять? Аид ничего про это не говорил, но мне стоило догадаться. Очень удобно.
Моя пантера возвращается перемазанная зеленоватой слизью, от которой она продолжает отплевываться, и трет морду лапой.
Надо мной пробегает Сэмюэл, внимательно глядя на какой-то медный диск в руках. Аид говорил, что он выиграл Подвиг Гефеста. Наградой был компас, который всегда указывает правильный путь. Почти как зеркало Майке.
Моя пантера с пыхтением пробегает мимо меня в том же направлении, куда побежал лис.
Я бегу за ней с топором в руке.
Мы сталкиваемся с возвращающимся к нам лисом, и он разворачивается, чтобы снова бежать в ту же сторону. Снова бежать и следовать.
Мы бежим, пока не добираемся до еще одной развилки: один путь ведет наверх, второй – на тот же уровень. Мы поступаем точно так же, просто для верности, но тут все очевидно. Разумеется, лис возвращается первым, и мы идем наверх за пантерой.
Мы выходим на второй уровень. Тут все из стекла, это уровень между каменным лабиринтом у меня под ногами и самым верхним уровнем над нами. Свет здесь рассеивает тени… и я повсюду вижу насекомых, бегающих туда-сюда. Еще я замечаю нескольких других поборников, а когда смотрю вверх, то вижу лица бессмертной толпы, полные восхищения и жажды крови, и их вопли доносятся даже сюда.
Я отгораживаюсь от всего этого и сосредоточиваюсь на том, что находится прямо передо мной. Решаем одну проблему, потом следующую. И каждую секунду я ожидаю услышать голос Аида, предлагающего совет. Или, быть может, его бабочка покажет мне путь.
Но я не получаю ничего.
Я стою на еще одном перекрестке, когда стук по стеклу заставляет меня развернуться. Сердце бьется сильнее, я сжимаюсь и готова защищаться. Но обнаруживаю только Тринику, стоящую у меня под ногами.
Я опускаюсь на колени, а она смотрит вверх, на меня.
– В какую сторону? – Ее голос через пол звучит искаженно.
Из-за прозрачных туннелей я не могу понять, была ли я сама в этой секции. Я указываю:
– Кажется, туда. Но я не уверена.
Здесь, в этом стекле, очень легко заблудиться.
Триника хмурится, упирает руки в бока.
– Ты не уверена? Или теперь не помогаешь мне, потому что тебе надо выиграть?
Я внимательно смотрю на нее:
– Я не стала бы не помогать тебе.
Спустя секунду она опускает взгляд к своей обуви, потом снова смотрит на меня:
– Ладно. Я тебе верю.
Я не уверена, что это так.
– Ты справишься. Путь, по которому тебе надо идти, всегда немного прохладнее и лучше пахнет. Едва заметно, – говорю я ей.
– Едва заметно. Отлично.
Я прижимаю ладонь к стеклу.
– Увидимся снаружи.
И в этот момент из теней за ее спиной поднимается зловещий хвост с жалом на конце.
– Скорпион! – ору я.
Триника мгновенно, используя перчатки и поножи, с видимой легкостью забирается по стене до потолка. Ее дар от Гефеста, я так полагаю. Скорпион мечется под ней, потом пытается лезть следом, но лишь соскальзывает с гладкой стены. Хвостом ее тоже не достать.
Триника ухмыляется мне, вися вниз головой.
– Хвала богам, эти твари и пауки не могут лазать по стеклу – или пауки без паутины не могут, по крайней мере. – Она корчит рожу. – А вот шершни и муравьи…