Я обученная лгунья.
В числе прочего нас учили использовать как можно больше правды, чтобы ложь казалась более настоящей. Не все из того, что он мне показывал, кем он со мной был, было ложью. Не могло быть.
Аид так сильно сдерживался на горе Геры.
Но в то же время не играл со мной в умные игры. Чтобы получить желаемое, ему надо было надавить на мою симпатию, использовать целеустремленность, которую я выказывала, чтобы помочь другим поборникам выжить. И почему бы, переспав со мной, не продолжить использовать мои чувства к нему против меня? Вот только, кажется, он пытался заставить меня его ненавидеть.
Он что, нарочно был жестоким и мерзким? Почему?
Я могу придумать только одну причину.
Без запачканного фильтра горечи, боли и яростных попыток не смотреть через розовые очки то, каким он был со мной, когда мы занимались любовью, нелогично по сравнению с тем, как он вел себя со мной на следующий день. В ту ночь ему было не обязательно говорить мне все эти слова. Он уже овладел мной.
Неужели Афродита права и у Аида всегда есть план? И Харон прав? Аид начал пытаться меня обманывать, но запутался в собственной паутине, и вместо этого его ко мне потянуло? А без проклятья его брата, возможно, он смог бы почувствовать еще больше?
Щелкает ручка, распахивается дверь, и заходит Нике.
– Пора, – говорит она.
Мне пора принять участие в последнем Подвиге. Или хотя бы не умереть, а что потом? Я собиралась сбежать, но теперь…
– Ты хоть можешь сказать куда? – спрашиваю я Нике, когда та открывает дверь моей камеры.
Даймон только головой качает.
– Это ничего, – утешаю я ее, хотя она и не выглядит обеспокоенной. – Я поняла.
– Следуй за мной, – говорит она.
И я иду из моего тюремного блока в длинный прямой коридор, который ведет в шикарный вариант дежурной части полиции, а потом на улицу – прямо в ночь.
– Мы не можем телепортироваться в этом здании, – объясняет она. – Стражи.
Я ожидаю, что она либо понесет меня, либо телепортирует, но вместо этого она расправляет крылья и взлетает без меня.
– Эй! – кричу я ей вслед. – А куда мне…
Аид появляется в одно мгновение в нескольких метрах от меня. Как будто он не смог перенестись прямо ко мне. Его глаза в вечернем свете посверкивают серебром, когда он осматривает меня одним долгим взглядом.
– С тобой хорошо обращались?
И всё? Все, что он может сказать? Леди ведь не должна бить по морде бога, которого любит, да?
– Да.
Я смотрю на него. Не могу удержаться. Я впитываю его после всех дней его отсутствия, но еще ищу хоть вспышку, хоть намек на то, что он ненавидит все это так же, как и я. Что он сожалеет. Что отталкивает меня в некой необдуманной попытке меня защитить. Что у него есть план и он пытается спасти Персефону, и Буна… и меня.
Это слишком сложно вынести.
Прежде я бы сказала, что это похоже на него. Переносить все молча и в одиночку.
Теперь я не знаю, во что мне верить.
– Как от твоего бога от меня требуется отнести тебя на последний Подвиг.
Требуется? То есть иначе его бы здесь не было. Так же, как он не смотрел испытание Афины? Я скрещиваю руки на груди.
– Удивлена, что тебя ко мне подпустили.
– Они боялись, что любой другой бог не сможет удержать Афину, если она решит напасть на тебя по дороге.
– О. – Я об этом не подумала.
Аид подходит ко мне своей медленной, крадущейся походкой – близко, но не вплотную. Потом протягивает руку.
– Идем.
Я подхожу ближе, но он все еще сплошная стена. Ни единой клятой эмоции.
– Я пыталась сказать Деметре. Ну, про Персефону…
Он медленно опускает руку.
– Ты – что?
Я вздрагиваю, потому что это настоящий гнев. Но я не отступаю, поднимая подбородок.
– Если Диего победит, она станет царицей. И сможет сама помочь своей дочери. Она имеет право знать.
Аид резко проводит ладонью по волосам, отступая на шаг.
– Ей не позволят. Она все разрушит, начнет войну…
– Так и Афродита сказала.
Он разворачивается ко мне и сцепляет руки за спиной, как будто физически запрещает себе сорваться на меня.
– Ты рассказала ей…
– Она сказала, что сохранит тайну и не скажет Деметре. По той же причине, что ты только что назвал.
– Проклятье, звезда моя…
– Не надо. Не называй меня так, – слова сами вырываются из меня. Но я не могу слышать это обращение. Больше не могу.
Аид захлопывает рот.
– Я не собираюсь извиняться, – говорю я ему. – Я думала, что поступаю правильно, с той ограниченной информацией, что у меня была. Если бы ты рассказал мне все с самого начала, мы бы сейчас были в куда лучшем состоянии и положении.
Аид бросает на меня свирепый взгляд:
– Другого способа нет…
Я делаю шаг вперед:
– Херня.
Он играет желваками:
– Все, кому я когда-либо доверял, предали меня.
Я хочу смягчиться в ответ на это. Я чувствую, что проявляю слабость к нему, но не хочу, чтобы он это видел.
– Ты мог бы довериться мне.
Он медленно поднимает и чуть откидывает голову, маска высокомерия и нетерпения закрывает его лицо.
– Это никому не поможет.
Потом он делает шаг ко мне, сгребает меня за руку, и мы пропадаем. Когда мы появляемся вновь, то стоим среди других поборников и их богов на плоской растрескавшейся пустынной земле где-то в Верхнем мире. Ночь, – значит, мы где-то далеко от Олимпа.
– Не погибни, – говорит Аид, уходя, уже отворачиваясь от меня.
– Ты правда собирался сделать Буна богом или это была ложь, чтобы втереться ко мне в доверие?
Он застывает, затем еле-еле склоняет голову в моем направлении. Я вижу только его профиль и напряженную челюсть.
– Заканчивай Подвиг и отправляйся домой, Лайра. Забудь обо всем, что здесь случилось.
И он пропадает.
А я получаю свой ответ.
Часть 8. Трофеи
Да будут прокляты судьба, проклятья и пророчества.
Я невидяще смотрю прямо вперед, впитывая истину: после сегодняшнего дня это закончится.
Все это закончится.
Победить, проиграть или умереть.
Мы, те девятеро, что еще живы, в преддверии последнего испытания выстроились плечом к плечу. Зевс стоит перед нами, на удивление сдержанный. Он не одет в броню, или в красивую одежду, или в принципе в современную одежду. На нем традиционная древнегреческая туника, скрепленная на плечах и подпоясанная ремнем. Поверх травянисто-зеленый плащ, что развевается на ветру за его спиной, а на ногах кожаные сандалии. Возможно, он хочет нам напомнить, насколько он древен.
Его лицо не напряженное, не кровожадное и не надменное. Ничего такого.
Зевс… безмятежен.
Чистые голубые глаза, разгладившийся лоб, легкая улыбка.
Я совсем не таким видела его раньше. Как будто он знает то, чего не знаем мы.
Я этому не доверяю.
Пусть Сэмюэл сегодня здесь и выглядит немного лучше – не такой пепельно-бледный, – сегодня ему не стоит надеяться даже на шанс на победу. На его целом запястье красуется золотая лента – Эгида, его щит. Видимо, Зевс ее вернул. Хорошо. Как и я и большинство остальных, он здесь затем, чтобы не умереть.
Но, как бы то ни было, Зевс какой-то слишком спокойный, учитывая, что его поборник сегодня в лучшем случае может выйти вничью. Если бы я вот-вот была готова потерять корону и была божественным ребенком-переростком вроде Зевса, я была бы в большей панике.
Зевс широко раскидывает руки, гостеприимно улыбаясь нам, отчего я слегка отклоняюсь назад, а то это похоже на то, как змея улыбается мыши.
– Добро пожаловать, чемпионы, на ваш последний Подвиг.
Никто из нас не двигается. Не улыбается в ответ. Мы ждем, когда рубанет еще один меч.
Как обычно, Зевс невозмутим перед нашим отсутствием реакции. Или, может, его не замечает.
– Вы зашли далеко. Вы теряли союзников и друзей. Вы страдали, но также отважно боролись. Мы, ваши боги и богини, ваши покровители, аплодируем вам и благодарим за борьбу вместо нас в качестве наших поборников в этом Тигле.
Ну… Это что-то новенькое.
Никакой другой бог нас пока не благодарил. Я вроде как и не ожидала. Это не в их природе – признавать страдания смертных. С их точки зрения, все вращается вокруг них.
Его улыбка спадает, становясь серьезной и даже немного окрашенной беспокойством.
– По традиции последний Подвиг самый трудный. Этот не будет исключением, а богов и даймонов не будет тут, чтобы вступиться, если вы споткнетесь.
Я смотрю вдоль ряда. До них дошло?
Он только что сказал, что тех, кто следит за правилами, тут не будет?
Зевс так и держит руки раскинутыми, показывая на пустыню вокруг нас:
– Это Долина Смерти в пустыне Мохаве на западе Соединенных Штатов.
Я получше оглядываю окружение. Синие небеса прямо над нами темнеют, их уже усыпают звезды – не такие яркие, как на Олимпе, но что-то вроде. Закат омывает все вокруг нас оранжево-розовым свечением, которое потемнеет, когда солнце опустится ниже, и обретет серебристый оттенок при свете уже взошедшей полной луны.
Мы стоим на обширной плоской местности, на твердой земле, покрытой трещинами, на которой иногда видны участки с камнями или большие валуны, а порой – особенно упрямые кактусы, отчаянно цепляющиеся за жизнь.
Я точно знаю, как они колются.
Вдали слева и справа высятся горные хребты. Даже издалека я вижу полосы цвета, обозначающие разные страты камня и почвы, что воздвигали эти пики тысячелетиями сокрушительной жары. Неудивительно, что Зевс выбрал вечер для этого Подвига. Я как-то слышала, что Долина Смерти – самое жаркое место на планете. Несмотря на растущую прохладу в недвижном сухом воздухе, жар поднимается от песка и камней вокруг нас.
– Вы не сможете здесь спрятаться, – предупреждает Зевс. – Но бежать…