Он проводит пальцем по моей щеке, и я вздрагиваю в ответ.
– Я буду рядом, звезда моя. Обещаю.
Когда я киваю, он прижимается в поцелуе к моим губам, потом проводит меня через двойные двери, закрывая их за мной. Я замираю, оказавшись внутри, поскольку обнаруживаю остальных поборников в большой комнате без окон.
Зэй видит меня первым и застывает, на его лице медленно появляется улыбка.
– Лайра! – Триника раньше всех пролетает через комнату, чтобы заключить меня в крепкие объятья. – О боги, – говорит она. – Мы не знали, что с тобой случилось.
К тому моменту, как она отпускает меня, остальные уже добрались до нас, и меня начинают со смехом передавать из объятий в объятья.
Когда мы наконец заканчиваем с обнимашками, я немного прихожу в себя. Я уже много дней хотела им рассказать.
– Вы должны знать, что я видела остальных: Исабель, Майке, Нив и Декса. Они все сейчас в Элизии. – Я дотягиваюсь и сжимаю Дэ руку. – И твоя бабушка тоже. Она просила передать тебе, чтобы ты позаботился о сестрах, и… – Я повторяю корейские слова, которым она меня научила, в надежде, что произношу правильно.
Его глаза слегка стекленеют.
– Это значит, что моя семья – это моя сила и моя слабость, – шепчет он. – Она говорила мне это, когда сестры меня доставали. – Затем он слегка кланяется мне: – Спасибо.
– Ты серьезно богиня, Лайра? – спрашивает Амир.
Восемь пар глаз смотрят на меня.
– Да.
– Чего именно? – спрашивает Зэй.
Я смеюсь.
– Мы всё еще не знаем. Будем выяснять.
– Ну, не жди, что я буду тебе молиться, – с ухмылкой говорит Зэй. И я снова смеюсь.
Никогда не думала, что у меня это будет. Смех с друзьями. Это ощущается… потрясающе. Лучше, чем я представляла.
Жаль, что у нас не так много времени. Может быть, стоило собраться здесь раньше.
Следующие несколько минут мы наверстываем упущенное. Все поборники оставались на Олимпе. Судя по всему, боги днями спорили по поводу победителя, и поборники сами еще не уверены, кто это будет. Но, как и я, все они полагают, что это будет Диего. Меня тянет спросить Джеки, видела ли она ту странную сетчатую вуаль на лице Зевса благодаря ее способности видеть сквозь чары. Но сейчас не время разгадывать эту загадку.
– Поборники. – В комнату входят Зелес и Нике. – Вам пора присоединиться к своим покровителям.
Всех нас выводят через разные выходы. Я, как всегда, последняя, и я оказываюсь в маленькой комнате с Аидом. И там очень массивные двойные двери.
– Когда их откроют, – говорит Аид и берет меня под руку, – мы выйдем на сцену. Там будет помост. Зелес представит нас, и мы сядем.
– Хорошо.
Я слышу приветственные крики и приглушенный голос Зелеса из-за дверей. Довольно скоро появляется Нике и смотрит на меня, подняв брови. Это ее версия улыбки. Я улыбаюсь в ответ. Кажется, те несколько дней в тюрьме с даймонами подарили мне еще нескольких друзей.
Из-за дверей доносится слитный звук труб.
Нике широко распахивает двери.
Мы выходим навстречу реву толпы. Все олимпийские боги, полубоги и неубиваемые создания собрались в амфитеатре, вздымающемся в небо, как лестница в облака. Согласно инструкции, мы доходим до центра сцены. Но прежде чем мы поворачиваемся, чтобы занять места на помосте, раздается голос Зелеса:
– Прежде чем мы начнем, меня попросили огласить победителя Тигля в этом веке.
Я оглядываюсь через плечо и ищу лица друзей среди сидящих на помосте позади нас.
Зелес ждет, пока гул толпы утихнет.
– Победитель… Лайра Керес, единственная представительница добродетели Выживания в Тигле, поборница Аида, бога смерти!
Я оступаюсь, и только тот факт, что Аид стоит как каменный, зажав мою руку под локтем своей, не дает мне упасть плашмя.
Стоп.
Я выиграла Тигель?
Я с диким видом озираюсь.
Я выиграла.
– Охренеть, – слово вырывается само по себе.
Толпа на местах, уже потрясенно бормотавшая, издает смешки, но я не обращаю на них внимания. Я обращаю ошеломленный взгляд к Аиду.
Зелес возвышает свой голос над шумом толпы:
– Анонимное голосование даймонов показало, что Лайра еще была смертной, когда пересекла финишную черту, была убита тем, что не относилось к Подвигу, и, как победительнице испытания, ей было положено исцеление, вплоть до воскрешения ее из мертвых. С добавлением трех побед Зевса к ее победе в Подвиге Аполлона Лайра получила больше всех очков. Поздравляю!
– Как ты сказала, звезда моя, – бормочет Аид. Потом улыбка освещает его глаза и проявляет ямочки на щеках. – Охренеть.
Потом он шокирует даже меня, когда берет в ладони мое лицо и целует меня на глазах у всех.
Поднимает голову и смеется.
– И твоя добродетель не Выживание, звезда моя. Это Верность.
Аид снова целует меня, и зыбкие ахи толпы исчезают под ощущением его губ на моих.
Не быстрые и жесткие. Не мягкие и проворные. Он не торопится. Он целует меня снова и снова, пока я не вздыхаю под его касаниями, пока не забываю о существовании всего мира и не приникаю к нему. И он не останавливается. Пока его не начинает все устраивать.
К этому моменту я уже в его руках.
Аид замедляет наши поцелуи, покрывая мои губы все более и более мягкими ласками, пока наконец не поднимает неохотно голову, улыбаясь моим затуманенным глазам.
– Теперь мы сможем все исправить, – шепчет он.
Не надо убеждать других богов. Не нужно переговоров. Не нужно уверток или сделок.
Я моргаю.
– Бун? – Потом замираю. – Тебе пришлось бы отдать корону, чтобы сделать его богом, а больше у тебя не будет обеих корон.
Он чуть сощуривается, глядя на меня:
– Но как победительница Тигля ты получаешь награду. И ты можешь попросить сделать его богом.
Мое сердце ускоряется, потом чуть замедляется.
– Персефона?
Он качает головой:
– Даже твоей награде не достигнуть ее в Тартаре. Но теперь, когда я стану царем, у меня будет способ.
В моих жилах вскипает чистое счастье.
Все будет в порядке. Бун. Персефона. И если сделать по-моему – а я знаю, что он мне позволит, – мы сможем навсегда избавиться от этого долбаного Тигля.
Новый правитель – то, что нужно Олимпу.
Он помогает мне выпрямиться и, как будто не было того, за чем, затаив дыхание, следил весь бессмертный мир, берет меня за руку и ведет к месту перед пустым троном, где нас ждет Зелес.
Который едва ли ногой не притоптывает в нетерпении.
Я с каменным лицом смотрю мимо угрюмых олимпийских богов и богинь, разодетых в пух и прах и сидящих полукругом рядом с троном. Их поборники – мои друзья – сидят рядом с ними.
Они радуются за меня.
Но не боги, которые разом и злы, и – несмотря на то, что тщательно скрывают это, – жесть как напуганы таким поворотом событий. Думаю, единственное, что мешает им охренеть и начать новую войну прямо сейчас, – тот факт, что я царица Нижнего мира, так что Аид не получит оба титула.
Дальше идет куча пафоса, пышности и херни, через которые я заставляю себя пройти.
Я держу Аида за руку, пока Зелес надевает на меня корону поборника-победителя из золотых лавровых листьев. Не Зевс. Его здесь нет, хвала богам.
Видимо, сейчас выходит так, что я благодарю саму себя.
К этому я еще не скоро привыкну.
Аиду приходится отпустить меня, когда ему даруют власть над Олимпом. Все, что от него требуется, – это сесть на трон. Один за другим олимпийские боги и богини опускаются на колено, склоняя головы. И когда они это делают, от них к Аиду пролегает радуга.
– Ты тоже, юная богиня, – бормочет рядом со мной Зелес. – Признай его царем в сердце своем. Твоя магия сделает остальное.
И я тоже кланяюсь.
Когда радужный свет льется от меня, он ощущается как чистейшее тепло, обнимающее меня всю, и одновременно как будто частица меня отрывается от моего тела и летит по семи цветам к Аиду.
Это ощущается… правильным.
Даймоны следующие. А потом вся толпа бессмертных встает, опускается на одно колено и кланяется, и все небо наполняется радугами.
Наш свет бьет Аиду в грудь, втекает в него, пока он не начинает светиться до неземного ярко.
Когда радуги рассеиваются и все встают, сияние вокруг Аида гаснет, и у него на голове появляется корона.
Никаких золотых лавровых листьев.
Никакого золотого вообще.
На нем темная корона из черного золота, осколков обсидиана и дыма. Аид замечает, как я поджимаю губы, чтобы не разоржаться, и подмигивает. Потом дым обвивается вокруг моей головы, и я поднимаю руки, прикасаясь к острым шипам похожей короны.
Кажется, весь мир, затаив дыхание, наблюдает, как сила наполняет Аида, впитывается в его глаза, которые становятся темно-серыми вихрями.
– Моим первым действием как царя, – объявляет он голосом темным, как его корона, – будет выполнение обещания и дарование награды победительнице.
Он смотрит на меня, и я отчетливо произношу:
– Я прошу сделать Буна Рунара богом.
Аид щелкает пальцами.
На помосте появляется Бун. Он немного выцвел с нашей последней встречи. Моргает, потом озирается, явно смущенный, пока его взгляд не встречается с моим. Потом его глаза расширяются и губы растягиваются в наглой усмешке.
– Охренеть, как вовремя, – говорит он с эхом в голосе.
– В чем дело, Аид? – спрашивает Посейдон.
Прежде чем еще кто-то успевает хотя бы дернуться, Аид поднимает руки, и из него вырывается поток силы. Она не черная, как, я уверена, ожидает весь мир, а бриллиантово, сверкающе синяя – цвета реки Стикс.
Призрачная фигура Буна впитывает свет, потом он медленно становится из прозрачного матовым, а затем светящимся от невероятного здоровья. Внезапно луч того же самого синего света выстреливает от Буна прямо к Гермесу, который, как и другие боги, вскочил на ноги.
– Нет! – Гермес вскидывает руки, чтобы защититься от того, что грядет, но слишком поздно.
Бун уже забрал то, что хотел, и сияние вокруг него рассеивается, а нахальная ухмылка становится шире.