– О, здравствуйте, шеф… Когда Вы появились? Я не слышал вертолета…
– Здравствуйте, Майкл. Я появился только что. А вертолет у меня бесшумный.
– Какие будут указания? Если по нашему арбитражному спору с фирмой «Коупол энд Донахью», то вопрос практически решен.
– А что с Донахью?
– Умер.
– Что так?
– Банальный сердечный приступ.
– Он был не прав. Сердце надо беречь… Это я по себе знаю. Вот и сегодня оно у меня немного покалывало…
– Надеюсь, ничего серьезного?
– Ничего серьезного, Майкл, но и ничего оптимистичного. Здоровьем надо заниматься не от случая к случаю, а постоянно.
– Вот это самое я и сказал мистеру Джону Коуполу.
– А он что?
– А он настолько был поражен тем, что я выиграл пари, что не спорил.
– Что за пари?
– Я утверждал, что мистер Донахью настолько не заботится о своем здоровье, что может умереть в любую минуту, например, сегодня в шесть утра.
– И что же? Вы выиграли?
– В такого рода спорах я всегда выигрываю. Ваша школа.
– Не преувеличивайте…
– Нет, право, я многому у Вас научился, в том числе и предугадывать такого рода события.
– И что Джон? Согласился на все наши условия и забрал свой иск?
– Вы как в воду глядели, хозяин…
– Хе-хе… Это – хорошо. А что медики, в этом госпитале Сен-Мишель? Они приехали вовремя?
– Конечно. Сделали укол, купирующий приступ. Но, увы, укол запоздал.
– А что личный врач Джона, это Мигель де Сааведра?
– Он тоже запоздал. Попал в небольшую пробку, потом в его машину врезался автобус… О, ничего страшного, но пришлось задержаться для составления протокола… Словом, он не успел помочь нашему другу.
– Но у него не возникло сомнений?
– Час назад, по его настоянию, состоялось вскрытие. Диагноз, поставленный Кирком Дагласом из госпиталя Сен-Мишель, подтвердился – инфаркт миокарда…
– Никаких подозрений об отравлении?
– Избави Бог…
– Ну, что ж, доктор де Сааведра заслужил свой скромный гонорар. А госпиталь – спонсорскую поддержку. Я не люблю разбрасывать деньги направо и налево, но если речь идет о поддержке солидного госпиталя…
– Что касается доктора де Сааведра…
– То… Нет, пожалуй, не стоит… У меня, знаете ли, есть слабость к испанцам… Пожелаем ему крепкого здоровья…
– Понял, понял… Будут какие-то распоряжения?
– Да… Пожалуй… Зайдите ко мне, если, конечно, это Вас не затруднит.
Пока в комнате, обитой черными деревянными панелями, не появился адвокат, Роберт успел выпить ещё пару бокалов бренди… Но не полных… Избави Бог… Так, на донышке…
– Итак?
– Итак, ничего не записывай. Вопрос сугубо между нами. Я перед твоим приходом ещё раз проверил специальной аппаратурой – в кабинете звукозаписывающих устройств нет… На тебе – тоже…
– Но хозяин…
– Извини… Береженого Бог бережет. Итак… Найдешь опытного частного сыщика. Такого, чтоб можно было полностью на него положиться. Такого, знаешь ли…
– Чтобы проявлял интерес к деньгам, но никакого интереса – к тому, что его не касается…
– Вот именно. Люблю работать с людьми, которые понимают меня с полуслова. Итак, поручишь ему следить за моей женой.
– Но хозяин…
– Увы, нет совершенных людей, мой друг, особенно среди женщин… Второе: поручишь ему найти молодого человека, скорее всего из «латинос», роста он, пожалуй, моего, каштановые густые волосы, смуглое лицо, но голубые глаза, а под левой лопаткой, на спине, – крупная черная родинка.
– Не простое задание. Либо придется раздевать всех подозреваемых «латинос», а это значительная часть населения штата Техас, либо с утра до вечера париться в сауне при местном спортивном колледже, надеясь, что парень сам туда забредет.
– Думаю, он пловец, теннисист. Пусть поищет среди тренеров на корте в клубе «Ротари» в «Лайонс-клубе»…
– Это уже кое-что. Что еще?
– И пусть узнает, где он чаще всего бывает. И когда. Так сказать, составит график.
– Может быть ещё какие-то поясняющие моменты?
– Я хочу однажды оказаться в таком месте недалеко от него вместе с моей женой, так, чтобы он мог слышать наш разговор. Ясно?
– Куда яснее, даже у таких великих людей, как Вы, свои причуды…
Через три дня частный сыщик по имени Джон Форбс позвонил.
Счастье и горе реставратора Нины Ивановой. Тайна «Мадонны с младенцем»
И июль, и август 1998 г. в Москве выдались ветреные. Не в том смысле, что ветра по первопрестольной гуляли, а в том, что уж больно изменчивы и переменчивы были эти месяцы. С утра небо голубое, солнышко светит, выскочишь без зонта, чтоб с легкой сумочкой, а пока доедешь до музея изобразительных искусств имени Пушкина, пока бродишь по залам, в которых висят дивные работы Утамаро, Хокусая, Хиросиге, Харунобу, привезенные в Музей личных коллекций со всех концов света, вытащенные из запасников самого ГМИ, – выглянешь, а уж и дождь на московские мостовые пролился.
Выставка Нине жутко понравилась.
У неё со студенческих лет почему-то сладко щемило сердце, когда видела на густом синем фоне белые шапки горы Фудзи, графически ритмичные фигурки японцев на работах Хиросиге, или почему-то пахнущие, как ей казалось, сладкой пудрой лики гейш на листах Утамаро.
Нина обожала японскую живопись и графику ХVII-ХVIII веков. Но и XIX век был ей близок. А вот к современной живописи была равнодушна. Уважала отдельных мастеров, но сердце не пело при встрече с их творениями.
А перед иссеченным дождем пейзажем Хиросиге или Хокусая – пело. Впрочем, что лукавить, была ещё одна причина…
С полгода назад, когда Кобра приказала её убрать, – она слишком много узнала о преступном бизнесе, связанном с подделкой произведений древнерусского искусства, вывозом их за рубеж в качестве «залогов» торговцам крупными партиями наркотиков, – она познакомилась с очень необычным человеком.
В её жизни, связанной с искусством, музеями, библиотеками, тихим трудом, громкая жизнь её нового знакомого как-то не укладывалась. Но казалась необычайно романтичной и интересной.
Митя тогда спас её. То есть буквально спас её жизнь.
Приказ Кобры – убрать «художницу», «которая слишком много знала» в системе исполнителей не обсуждался. И Алексей, исполнитель Кобры оставив её в заминированной машине, не испытывая никаких угрызений совести, намертво замкнул двери старого «Жигуленка» и побежал к ждавшей его за домом машине.
А она мучительно скреблась изнутри, пытаясь открыть дверцы…
Дверцы, у которых заранее были сняты ручки…
И крик ужаса перед надвигающейся смертью застревал в горле.
Тогда она увидела, как уже несколько месяцев работавший во дворе симпатичный, спортивного вида дворник, заметив её искаженное страхом лицо, рванулся к ней.
Он бежал к машине, с дворницким ломиком наперевес, и казался ей Дон Кихотом Ламанческим, готовым спасти прекрасную Дульсинею от разбойников.
А может, все это она потом выдумала? И в ту минуту ни о чем таком не думала, только ужас надвигающейся смерти вырывался из её горла сдавленным хрипом. Просто она видела бегущего к ней мужика лет сорока с ломиком, его сосредоточенное, волевое, решительное лицо, и верила, что он её спасет…
И он спас… Одного движения лома ему хватило, чтобы открыть дверцу. Он вырвал Нину из салона, и, почти волоча её по снегу, утащил за железные мусорные баки, придавил своим телом, вжал её в сугроб, так, что она чуть снегом не подавилась. И слава Богу… Потому что через долю секунды рвануло…
Взрыв был такой силы, что форточку из одной квартиры первого этажа дома Нины вырвало с корнем и она, пролетев несколько десятков метров, вонзилась острым углом в паре сантиметров от головы «дворника» в серый от грязи снег…
– От: етить тебя в перкеле. – не сдержавшись, выругался «дворник».
– Это по какому? – удивленно спросила Нина.
– Половина по-русски, половина по-фински.
– А что, нынче все дворники по-фински разговаривают?
– Да я там, в Карелии, в армии служил.
– А не военных – в дворники берут?
– Что-то вы, дамочка, сильно разговорились. Только что вас труженик метлы от верной смерти спас, а вы уж и претензии к его биографии предъявляете.
– Нет-нет, я очень даже довольна вашей биографией, если бы не ваше боевое прошлое, вам бы не удалось совершить этот стремительный «рейд». Но теперь, пожалуй, вы уже можете слезать с меня, а то невесть что соседи подумают. Скажут, совсем эта старуха-художница с дуба рухнула, с дворниками заигрывает…
– А вот этого – не надо.
– Чего?
– Самоуничижения. Никакая вы не старуха, а очень даже интересная, тонкая и изысканная женщина.
– Всё это вы заметили, лежа со мной на грязном сугробе?
Так они познакомились.
Давайте расставим точки над «и». Вы уже догадались, откуда мы? – спросил он на следующий день, когда пришел пить чай по приглашению Нины.
– Естественно.
– Это, конечно, не делает нам чести. Но, с другой стороны, мы от вас-то не сильно и прятались. Мы ведь не следить за вами были приставлены. Мы по другой части, «группа физической защиты», а не «топтуны».
– По тому, как яростно вы меня защищали, верю…
– Поэтому информацией из «досье» на вас, если таковое и есть, я не владею. Просто, охраняя вас все эти недели, как только у моего начальства возникли опасения за вашу жизнь, мы наблюдали… И видели, как заботливо вы вывозите на прогулки сына, как сидели во дворе возле его инвалидной коляски и писали пейзаж, как Вы продукты носите, тяжелые сумки, и помочь некому…
– А вот этого не надо.
– Чего?
– Жалеть меня не надо. У каждого такая жизнь, которую он заслужил.
– Не правда. И вы заслужили лучшую жизнь, и я.
– А вы, что, сами тяжелые самки хозяйственные носите, и при этом ещё и страшно жалеете себя и жену проклинаете? – усмехнулась Нина.
– Нет… Жену не проклинаю. Наоборот, каждый день у неё прощения прошу.
– В чем же вы так перед ней провинились?
– Она погибла. Из-за меня. Точнее – из-за моей профессии.