Презентация одеколона «Дикий мустанг» прошла с огромным успехом. Первый этаж универмага «Мэси» на углу Гири-стрит и Стоктон-стрит был наводнен женщинами, желающими купить самый модный одеколон для своих мужчин, и мужчинами, желающими купить этот одеколон для самих себя. На возвышении играл кантри-бэнд. Даже бывший жених Бриджет, Скотт, был здесь и казался потрясенным — и одеколоном, и ею.
— Что с тобой приключилось, Бриджет? — спросил он, окидывая взглядом ее шляпу и кожаные ботинки, купленные в Хармони. — Ты выглядишь потрясающе. Этот западный стиль тебе к лицу.
— Неужели? — Как могла она раньше не замечать его холодности и высокомерия? Или он просто нормальный, среднестатистический городской мужчина, поблекший в сравнении с гордым, сексуальным ковбоем, которого она никак не могла выбросить из головы?
— Ты проделала фантастическую работу с этим одеколоном. Скажи мне… — Скотт кивнул в сторону плаката с изображением Джоша, висевшего на стене, — этот парень настоящий? Или это компьютерная графика?
— Он настоящий. — Самый что ни на есть настоящий. Самый настоящий из всех, кого она когда-либо знала. Она не могла оторвать взгляда от одного из огромных цветных изображений Джоша верхом на лошади на фоне заката. Она должна была признать, что снимок впечатляет. В нем было все, что надо: сила, мужественность, энергия и сексуальная притягательность, — было все и даже больше. Даже после стольких недель она не могла смотреть на эту фотографию, не испытывая боли невыносимой утраты.
— Тебе, должно быть, одиноко в твоей конторе? — спросил Скотт. — Возвращайся, Бриджет. Мы сможем снова работать вместе. Я знаю, сможем. Мне не хватало тебя. — Он одарил ее своей самой очаровательной улыбкой, и она почувствовала, как холодок пробежал у нее по спине.
— Совершенно исключено, — ответила она, так же ослепительно улыбнувшись.
— Ну что ж, наше дело предложить, — сказал он, поцеловал ее в губы и удалился.
Бриджет вытерла губы тыльной стороной ладони. Одиноко? Она не знала значения этого слова, пока не вернулась из Хармони. Но к агентству это не имело никакого отношения, это имело отношение к Джошу — она скучала по нему, каждую минуту, каждый день. Работа, которой было больше, чем когда-либо прежде, не отвлекала. Кейт говорила ей, что потребуется время, чтобы забыть его. Она и сама знала это. Она не знала только, что это так тяжело.
С места, где Бриджет стояла, ей был виден главный вход в универмаг. Она не ожидала увидеть Джоша. Он, конечно, не придет, хотя ему было послано приглашение вместе с чеком. Так кого же она ждет? И почему нервничает? Да потому, что эту рекламную кампанию она спланировала сама и готовила ее несколько месяцев. Ответственность за успех лежит на ее плечах тяжелым грузом. Заказчик хотел, чтобы Джош лично присутствовал на этом мероприятии, одетый в клетчатую рубашку, куртку и свои вытертые джинсы, как на фотографиях. Бриджет объяснила, что это невозможно, что он занят, что у него нет ни минуты свободного времени. Заказчику совсем не обязательно было знать, что более яростного противника мужского одеколона, чем Джош, не найти, что он не только не станет покупать его, пользоваться им, но даже не станет дальше заниматься его рекламой и не понюхает, как он пахнет. Особенно если он пахнет, как дикие мустанги. И уж точно не придет на презентацию. Особенно если узнает, что Бриджет здесь.
Она никогда не сможет забыть последнюю ночь, как и он, — она была уверена в этом. То, что он отстранил ее от себя на расстояние вытянутых рук, было символично: отныне он собирается держать ее на дистанции. Вполне вероятно, что он уже вообще забыл о ней. Это только она никак не может забыть его. Что и понятно: она ведь занимается этой рекламной кампанией безостановочно с самого возвращения из Хармони. Вот после сегодняшнего вечера можно будет наконец выкинуть из головы и одеколон, и Джоша Джентри, и Макса и заняться новым заказом. На Бриджет теперь был спрос, и у нее было несколько вполне реальных заказов.
Один заказ поступил на тональный крем для лица. Другой — на безалкогольное пиво. Странно, но ни то, ни другое не воодушевляло ее так, как дикие мустанги. Ничто не воодушевляло ее так, как дикие мустанги, за исключением мужчины, который укрощал их. Она провела по лбу рукой и прислонилась к кассе в конце отдела мужской парфюмерии. Завтра к ней придет необходимое воодушевление, — завтра, когда все это будет позади. Она просто устала, и ничего больше. Устала от тараканьих бегов, от безостановочного уличного движения и шума, от постоянно звонящих телефонов в ее офисе.
Она сделает передышку, прежде чем решить, на каком заказе остановиться. Уедет подальше от всего этого. Ее мысли возвращались к самому удаленному «от всего этого» месту, в котором она когда-либо бывала. К чистому свежему воздуху. К открытым людям, которые распахнули для нее свои сердца и двери. К маленькому мальчику, чье веснушчатое личико будет всегда преследовать ее, как и его голос: «Если мой папа узнает, он с меня шкуру спустит». Казалось, он только вчера врезался в нее на своем велосипеде.
Бриджет так долго стояла, уставившись на гигантский постер Джоша верхом на лошади, что у нее начались галлюцинации. Когда бэнд заиграл «Подойди к своему парню», ей показалось, что она увидела его в толпе — но не в клетчатой рубашке и вытертых джинсах, а в голубой рубашке из шамбре, темном галстуке и брюках цвета хаки. Именно поэтому она решила, что он всего лишь мираж.
Джош Джентри, которого она знала, не носил галстука. Но все же было что-то в его походке, в том, как он прикрыл рукой глаза от яркого света, в том, как падали на лоб его волосы, от чего закипела кровь в ее жилах, подскочило сердце и губы сделались сухими, как пустыни Невады.
Она стояла, не в силах шелохнуться. Просто стояла и смотрела на него. Когда он увидел ее, он опустил руку, и их взгляды встретились. Прежде чем поняла, что делает, она бросилась к нему, боясь потерять его в толпе отчаявшихся покупателей. Почему он здесь? Почему изменил свое решение и приехал на презентацию? Почему? Почему? Почему?
Наконец, задыхающаяся, раскрасневшаяся, она врезалась в него. Буквально врезалась, достаточно сильно, чтобы почувствовать твердые мышцы его груди, жар его тела, вдохнуть его свежий запах: запах лошадей, кожи и его самого — мужчины, которого ей так не хватало, что она не могла соображать, не могла вымолвить ни слова.
Она резко отпрянула от него, словно обожглась, и ухватилась за край ближайшего прилавка, чтобы не упасть или не сказать какую-нибудь глупость типа «Как я рада тебя видеть здесь». Она заставила себя изобразить некое подобие улыбки.
— Вот так сюрприз, — произнесла Бриджет, порадовавшись своему спокойному голосу. — Я не ожидала увидеть тебя.
— А я не ожидал, что приеду, — ответил он.
— Почему же ты приехал? — спросила она. Ей нужно было это знать. Она не могла позволить себе надеяться, верить, воображать…
Он огляделся вокруг. На его скулах заходили желваки, но он заставил себя расслабиться, затем сказал:
— Мне нужно было самому посмотреть. Что представляет из себя твоя жизнь. К чему ты стремишься. Что тебе нужно. Теперь я вижу. Мои поздравления.
— Благодарю. Но здесь вовсе не вся моя жизнь. У меня есть и личная жизнь.
Он угрюмо улыбнулся.
— Не сомневаюсь.
— У меня здесь нет больше дел. Поедем ко мне домой. Посмотришь, где я живу.
— Мне бы не хотелось.
— Ты же не собираешься ехать обратно сегодня? — спросила она.
— Нет, но…
— Проведешь ночь на моем диване. За мной должок. — Она пыталась говорить естественным тоном, стараясь не выдать отчаяния: если он ответит отказом, она просто кинется ему на шею и будет умолять остаться.
У него был такой вид, словно она просила его дать ей урок стрельбы и быть ее мишенью.
— Я не собираюсь проводить ночь на твоем диване, — сказал он.
— Выпей хотя бы кофе со мной. Я… я соскучилась по тебе.
Он пожал плечами. Она не дала ему сказать «нет» и быстро повела к выходу из универмага и к гаражу, где он оставил свой фургон. К счастью, она приехала на такси, — к счастью, потому что боялась выпустить его из виду, чтобы он не исчез, и уже навсегда, из ее жизни. Он и теперь еще мог это сделать, но она приложит все усилия, чтобы этого не случилось.
Они сидели рядом в фургоне, направляясь к ее квартире на Рашен-Хилл. Он вел машину быстро, умело, словно прожил здесь всю жизнь; повернул там, где она указала, и поставил фургон в гараж под домом.
Теперь квартира казалась еще меньше, чем обычно. Он заполнил ее целиком; рядом с ним кожаная мебель казалась игрушечной, так же как люстры и ковры, не говоря уже о ней самой.
— Мне нужно снять этот наряд, — произнесла она, бросив шляпу на стол и скидывая ботинки. — Я выгляжу смешно. Хожу здесь в ковбойской одежде, а ты выглядишь так, словно живешь здесь.
— Но я не живу здесь, — отрезал он.
— Я знаю, — сказала она, направляясь в свою спальню, чтобы переодеться.
— Точно так же, как ты не живешь на ранчо в Неваде.
Она резко обернулась. Его лицо было словно вырезано из камня. Как и слова, которые он произнес.
Что могла она ответить, чтобы доказать ему, объяснить ему, спросить его…
— Ты хочешь сказать, что я родилась не там?
— Я хочу сказать, что твое место здесь, — ответил он, посмотрев в окно на яркие огни большого города и мост над заливом. — Тебе нужно все это, все, что может дать здешняя жизнь… то, что она уже дала тебе. Только не говори, что тебе всего этого не надо. Я видел тебя на презентации, видел, как тебя поздравляют, как мужчины целуют… Слышал музыку. Я не смогу заменить все это.
Она уставилась на него, не веря своим ушам.
— Ты думаешь, мне нужно это? Ты думаешь, это что-то значит для меня?
— Ты говорила, что значит.
— Знаю я, что говорила, — отозвалась она, снова возвращаясь в гостиную. — Да, я сказала, что мне нужен успех; но я не могла сказать тебе, что еще больше мне нужна любовь, — ты стал бы жалеть меня. Все эти годы я никому не могла даже заикнуться о том, как сильно мне хотелось иметь мужа, дом, ребенка. Конечно, мне нужны были деньги. Я не могла рассчитывать ни на чью поддержку; мне нужно было доказать самой себе и всем, кто не верил в меня, что я могу содержать себя сама. И я сделала это. А теперь мне нужно то, о чем я так долго мечтала, больше, чем когда-либо. Если бы я н