Гитлеровцы неумолимо надвигались. Оказавшись перед лесным массивом, они разделились на небольшие группы, стараясь охватить приметный овраг.
Шубин и Афанасьев занимали позицию на левом фланге. Бывший спортсмен, привычно поборов волнение, заботливо раскладывал свое оружие. Сначала автоматы, чтобы скосить как можно больше врагов. А потом, когда закончатся патроны, можно будет работать проверенной «мосинкой». Напоследок, когда уже совсем нечем будет отбиваться, в дело пойдут висящие на поясе гранаты.
То же самое делали и остальные разведчики, они готовы были остаться здесь навсегда, умереть, но каждую пулю, каждую гранату послать в приближающегося врага.
Из укрытия уже хорошо было видно, как надвигаются черные тени. Еще немного, и будут различимы напряженные лица немецких солдат.
– Огонь! – скомандовал во весь голос капитан Шубин. Теперь можно сражаться в открытую, они вступают в неравный бой! Может быть, последний…
Разом заговорили пять автоматов, свинцовые струи метнулись в густую вражескую цепь, пули вонзались в деревья, рвали пожухлые прошлогодние листья, выбивали щепки. Несколько фашистов упали на землю.
Еще очередь, еще и еще! Глеб стрелял без остановки, менял опустевшие магазины, передергивал затвор и снова нажимал на курок, чувствуя, как греется в руках смертоносный металл.
Внезапный залп остановил первую цепь наступающих, немецкие шутце попадали в грязь, но следом напирали другие – атака продолжалась.
Оружие в руках Ерошко дернулось и замолчало – заклинило! Парень схватил второй автомат, поймал в прицел фигуры на правом фланге и снова нажал на спуск. Очередь! Двое немцев упали, раненые или убитые, остальные продолжали идти, стреляя от бедра наугад в темноту. От этого неумолимого напора, который не мог остановить даже смертельный огонь, Егору стало страшно. Ему казалось, будто не люди идут на него, а огромная машина, которая не знает страха перед лицом смерти. Он все сильнее жал на спуск, уже почти не целясь – незачем: передний строй редел, но на место убитых тут же вставали живые.
Пот тек по лицу и по спине, в груди закипал азарт боя, и одновременно охватывал ужас от происходящего вокруг. Свистели пули, грохотали очереди так, что закладывало уши. От неминуемой смерти разведчиков спасало лишь то, что они успели найти себе укрытие в овражке и теперь могли хоть как-то укрыться от вражеского огня.
Наконец, фашисты сообразили, что нахрапом русских не взять. В какой-то момент стрельба с их стороны вдруг стихла, силуэты между деревьев исчезли.
Шубин знал этот маневр: немецкая атака продолжится, но только ползком; по приказу офицеров солдаты легли на землю и по-пластунски двинулись в сторону оврага, где укрывались разведчики.
С трудом, через грохот стрельбы, Ерошко расслышал, как командир выкрикнул:
– Прицельный огонь! Они уже близко! Бейте прямо по земле!
Афанасьев сорвал чеку и швырнул гранату прямо в шевелящиеся между кочек каски, следом отправил вторую. Взрыв, еще один! Два черных фонтана взметнулись вверх, разбрасывая клочья одежды, комья земли и ветки. Ерошко, который лежал немного правее товарища, тоже метнул в противника свои «лимонки».
Гранаты замедлили движение цепи, но не остановили. Немцы все так же настойчиво приближались, укрываясь за деревьями, постоянно меняя позиции и прикрывая друг друга огнем.
Сержант Авдей Кикин несколько раз пытался прицелиться поточнее, он приподнялся над бруствером, в этот момент ураганная очередь сразу из нескольких автоматов резанула по его укрытию. Пуля сбила с его головы шапку, вырвала клок волос, содрала кожу. Кровь потекла по лицу, слепила багровой пленкой ресницы. Авдей утерся рукавом и снова схватился за автомат.
– Рожи немецкие, получите!
«Шмайсер» выплюнул смертельную порцию свинца прямо в ползущую цепочку.
«Огонь, огонь, огонь!» – мысленно командовал себе Шубин.
Капитан не разрешал себе ни секунды перерыва, хотя лицо уже горело огнем от разогретого в руках оружия. Капитан видел, что противник, несмотря на их отчаянное сопротивление, уже совсем близко. Меньше ста шагов до ненавистных касок, которые мелькают у самой земли. Из-за деревьев, прикрывая ползущих, без умолку рявкают автоматы, вдавливая бойцов в овраг.
Разведчики тоже бьют без остановки, но никак не могут остановить атаку немцев. Медленно, но неумолимо бой приближается к своей развязке. С каждой минутой тает надежда выжить: вот уже отброшены в сторону опустошенные автоматы, кончились гранаты, они тоже сделали свое дело, разбросав тела убитых немецких солдат.
Еще несколько минут, и все будет кончено…
У Шубина вдруг мелькнула улыбка на губах – он почему-то вспомнил о Галине: как тепло и уютно было им в блиндаже за скромным ужином.
У Ерошко уже дрожали руки от злости и горькой досады: неужто все? Неужели это и есть конец?! Нет, надо выжить, впереди еще целая жизнь! Слезы обиды наворачивались на глаза, он жал на спусковой крючок, экономя последние патроны, всеми силами пытаясь оттянуть миг, когда все закончится.
Афанасьев мысленно прощался со своими родными. Руки его действовали машинально, без дрожи и волнения – отправляли очередь за очередью в приближающегося врага, уже не надо было целиться, немцы были совсем рядом – можно было разглядеть грязные лица, безумные глаза, погоны на шинелях. Он бил без остановки, закончатся патроны, он будет драться голыми руками. Внутри, где-то на окраине сознания, ручейком пробежала горячая мысль о жене и маленькой дочери, что остались дома. Дмитрий мысленно прощался с ними, обнимал своими сильными руками.
Младший сержант Валерий Становой, рассудительный и спокойный, сожалел лишь об одном, что так и не успел отправить письмо невесте, перед тем как пойти в разведку. Оно лежало потрепанным треугольником в кармане его гимнастерки. «Наши найдут и отправят, адрес и фамилия есть. Хоть память от меня останется», – утешал он себя, видя, как смертельное кольцо врага становится все уже, отрезая прошлое от настоящего сплошной стеной огня.
Сержант Авдей Кикин был мрачен и зол, он поливал врага свинцом, приправляя свои действия крепкими выражениями. Вот же гады, не дали пожить толком. Ни жениться не успел, хоть и сосватал хорошую невесту в родном колхозе! Выйдет теперь за другого и позабудет про него. А все из-за фашистов, будь они прокляты, чтобы им света белого никогда не видеть и сдохнуть вместе со своим Гитлером!
Шубин поймал взгляд немецкого солдата – равнодушный, словно тот целился не в человека, а в картонную мишень в тире. От этого взгляда похолодело все внутри, капитану показалось, что он бьется сейчас не с людьми, а с бездушной машиной, которая, как огромный танк, вот-вот раздавит их своими гусеницами.
Смолк автомат слева, на правом фланге у Ерошко дернулась и замерла опустевшая винтовка. Стрельба затихла, разведчикам нечем было отвечать на огонь противника. Немцы поняли, что у русских кончились патроны. Они поднялись в полный рост, сомкнули ряды и приготовились к последнему броску. Стволы автоматов вперед, шаг в ногу – уродливая смертельная махина двинулась на беззащитную пятерку советских бойцов. Немцы не стреляли, они решили взять русских живыми. У них к этим недочеловекам были свои особые счеты.
Глеб вздохнул полной грудью – все, конец. Как только окружат, потеряют бдительность, тогда он в последний раз ударит ножом, припрятанным в рукаве, – в серые лица, в шеи, торчащие из зеленых шинелей. Глеб поднял глаза – над ним растянулся розово-синий купол светлеющего неба, невероятно красивый в просветах первых лучей солнца. Они и не заметили в пылу боя, что уже наступил рассвет. Может, последний в их коротких жизнях…
Вдруг левый фланг немецкой цепи дрогнул, заметался, солдаты сбились с ровного шага, сгрудились, начали испуганно отстреливаться в пустоту.
Сквозь нервный стрекот прорвался знакомый до боли крик:
– Вперед, в атаку!
Дружные, теперь уже наши выстрелы! И снова крики на русском:
– В атаку! За Родину! Ура!
Глеб понял – пришла подмога! Прямо на его глазах советские солдаты открыли прицельный огонь, сломали фланг немецкого строя, обратили противника в бегство. Капитан с замиранием сердца разглядел среди наступающих своих ребят: Ключевского, Борисевича, Гусько. И с ними еще десятки других – все кричали от возбуждения и упорно теснили врага. Немцы в растерянности хлынули назад, пытаясь укрыться в густом подлеске.
Капитан Шубин выполз из своего укрытия и хрипло прокричал своим разведчикам, которые застыли от потрясения:
– Наши! Это наступление! Дождались. Вперед, ребята, давай, на врага!
Он кинулся в гущу боя, размахивая ножом и кулаками. Следом за ним побежали остальные. Афанасьев бил подвернувшихся под руку немцев, приговаривая:
– На, держи! Что, не вышло? Ага! Русских так просто не возьмешь! Я домой вернусь, а ты, гад, сдохнешь здесь!
Ему вторил сержант Кикин, который лупил фрицев пустым автоматом, словно палкой, направо и налево, выкрикивая во весь голос яростную брань. Становой успел перехватить у Борисевича автомат и теперь с ожесточением разил убегающих в страхе немцев.
Капитан Шубин кинулся к майору Гречкину, спешившему в гуще своих солдат:
– Спасли вы нас. А мы уже с жизнью прощались. – Разведчик указал на просвет между деревьев: – Туда надо, отрезать их, чтобы не могли к своим вернуться.
– Правильно – отрезать врага от основных сил! – согласился на бегу комбат и зычно скомандовал: – За мной! На прицел, по левому флангу обходим и отрезаем немца! Вперед!
Егор Ерошко шел вместе с остальными. У парня после двух суток разведки не было сил драться, не было оружия. Но он все равно упрямо шел на слабых ногах и хрипло, почти беззвучно вторил общему порыву:
– Ура. В атаку. Вперед…
Сопротивление врага было сломлено сразу двумя ударами: с фланга – ротой, что пришла на помощь разведчикам, и основными силами, которые били по центру, используя сведения, добытые группой Глеба Шубина.
За четверть часа немцы сломались и стали пятиться назад, к своему лагерю. Скоро их командование дало команду к общему отступлению.