Она вытащила заколки из волос и самым обычным (но в этот момент совершенно особенным) жестом откинула волосы. Он наблюдал, как они покачиваются, прежде чем упасть на спину. Удивительное обилие волос, возникшее из узла размером не больше персика, отбросило его назад сквозь годы.
— Это то, что мне всегда нравилось в тебе, — произнесла она.
— Другие люди могли бы трахнуться, и дело с концом. Просто получить удовольствие от траханья.
— Мы получили удовольствие от траханья.
Томас улыбнулся.
— Да уж.
Он перевел взгляд в сторону пляжа. Что-то привлекло его внимание, что-то, чего он не заметил раньше: по обе стороны зоны купания люди на пляже были голыми. Мужчина с обвислыми ягодицами стоял к нему спиной и разговаривал с женщиной, которая лежала на одеяле. Томас видел только ее волосы, но не тело.
— Было ли это всегда так просто? — спросил он.
— Ты имеешь в виду — легко?
— Я имею в виду — несерьезно.
— Нет.
Томас потер лицо. От солнца стянуло кожу. Он наклонился вперед, уперевшись локтями в колени. Они теряли драгоценное время. Ему хотелось вернуться в дом, где они снова смогут заняться любовью, но он знал, что, наверное, придется подождать, пока не станет прохладнее. Возможно, военный грузовик будет возвращаться в город.
— Одного не хватает, — заметил он, — музыки.
— У тебя нет никаких записей?
— У меня были записи. Но их украли. И магнитофон тоже. Интересно, что сейчас популярно?
Они сидели и молчали. На горизонте показалось парусное каботажное судно. Древнее. Которое не изменилось за века.
— Как вы провели время с Ричем?
— О, все было чудесно, если не считать того, что он заболел малярией. Мы предупреждали его: надо было принимать таблетки, но ему ведь только шестнадцать.
— С ним все в порядке?
— Да. Он выздоравливает в Найроби.
— У тебя продвигаются дела с Ндегвой? — поинтересовалась она.
— В «Интерконтинентале» состоится посольский прием. Ты придешь?
— Не знаю.
— Ты пришла бы с Питером? — спросил он.
Линда посмотрела в сторону. Она казалась измученной. Должно быть, путешествие из Малинди на автобусе было ужасным. Он вспомнил, как однажды они с Региной долго ехали автобусом в Элдорет и как водитель останавливался, чтобы пассажиры могли выйти помочиться. Женщины, включая Регину, садились тогда на корточки, прикрываясь длинными юбками.
— У тебя никогда не было проблем с моими письмами? — спросила она.
— Нет. Мне они нравились.
— Меня они приводят в отчаяние, — призналась она. — Они не выражают всего.
Он выпрямился от внезапного гнева.
— Как ты могла? — воскликнул он, швырнув сигарету на цементный пол.
Она вздрогнула, пораженная этим нелогичным продолжением, неожиданной переменой настроения.
— Как я могла что?
— Спать с Питером.
— Спать с Питером?
Томас никак не мог забыть свой вопрос. Он считал его логичным: как она могла после воскресенья в Нджие быть с другим мужчиной?
Он пригладил волосы рукой. Ему нужно принять ванну. Боже, как от него, наверное, дурно пахнет! Этот запах, более тошнотворный, чем вонь открытых сточных канав Ламу, душил его. Он сделал попытку вдохнуть океанский воздух.
— Ты ожидал, что из-за одной встречи после девяти лет разлуки я скажу Питеру, что с нашим браком покончено? — воскликнула она, и голос ее выражал удивление.
Город на западе Кении.
— Да, — сказал он. — В основном так.
— Не могу поверить, что ты это говоришь.
— Почему нет? Ты готова сейчас бросить все это? Просто скажи мне, что ты можешь вернуться к жизни с Питером и никогда больше меня не видеть.
Она долго молчала.
— Ну, — произнес он. — Тогда…
Она приложила ладонь ко лбу. Он увидел, что она стало мертвенно-бледной.
— Ты в порядке? — обеспокоился он.
— Мне нужно лечь.
Это все от воды, или омаров, или от выпитого, возможно, из-за жары или из-за нелепых вопросов, которые он задавал. Она побледнела так быстро, что он подумал: сейчас она потеряет сознание. Линда сказала: «Пожалуйста», и он не понял, что она имеет в виду, — чтобы он прекратил говорить или чтобы помог ей. Он сделал и то, и другое. Она оперлась на него всем телом и позволила отвести себя в дом. Но, оказавшись внутри, Линда отстранилась, быстро переговорила с хозяйкой отеля — блондинкой средних лет, сидевшей за столом администратора, и затем скрылась за углом. Томас стоял посреди небольшого опрятного вестибюля, пытаясь понять, что же произошло.
— Она больна? — спросила женщина. Британский акцент. Платье в горошек.
Томас отрицательно покачал головой.
— Беременна?
Вопрос привел его в замешательство. Прошло какое-то время, прежде чем он смог ответить.
— Я не знаю, — пришлось сказать ему, признав тем самым, что он, возможно, не знает ее так уж хорошо.
— Что она ела?
— Здесь? Грейпфрут и воду.
— Ну, вряд ли это из-за грейпфрута. Вода в бутылках. Может, раньше она ела что-то еще?
Томас подумал про обед в «Петлиз».
— Курицу, — вспомнил он. — И еще омары. Она ела закуску с омарами.
— Где?
— В «Петлиз».
— О, — произнесла женщина, будто это все решало.
Но действительно ли Линда ела омаров? Он попытался вспомнить. И как же они могли быть настолько глупыми, чтобы заказать омаров? Никогда не ешьте ракообразных и моллюсков, если не знаете наверняка, что они свежие, учили их на подготовительных курсах.
— Позвольте мне позаботиться о ней, — сказала женщина.
Он ждал на кушетке, наблюдая, как купальщики, раздетые в той или иной степени, входили и выходили из отеля. Одна женщина завязала на груди кангу, под которой явно больше ничего не было, и ткань едва прикрывала ее. Пожилой джентльмен в голубом костюме из полосатой индийской ткани сел рядом с ним и обронил:
— Чудесный сегодня день.
— Да, действительно, — откликнулся Томас, хотя так не считал. Для этого дня можно было подобрать много слов: «знаменательный», «разрывающий сердце», «мучительный», но слова «чудесный» среди них не было.
Глаза мужчины слезились. У него были седые волосы и болезненный румянец, и Томасу пришли в голову слова «старый джентльмен». Специфический запах возраста, приглушенный одеколоном и тоником для волос, как будто исходил из глубины его тела. В вестибюль вошла пожилая женщина, и старый джентльмен встал, встречая ее. Она шла медленно, слегка сутулясь. Ее седые волосы были тщательно расчесаны и закреплены заколками, а на шелковой блузе персикового цвета лежали длинные нити жемчуга. У дамы была характерная для среднего возраста высокая талия, но талия все же была. Ее ноги в темно-красных туфлях-лодочках мелкими шажками медленно продвигались вперед.
Она взяла старого джентльмена под руку, и Томас заметил, как он положил ладонь на ее руку. Они вместе вышли на веранду. Были ли они вдовцами? Или мужем и женой?
Еще один мужчина, примерно его возраста, темноволосый и симпатичный, отступил с веранды на шаг назад в вестибюль, пытаясь сфотографировать океан. Какое-то время он возился с фотоаппаратом, нажимая кнопки и пробуя разные рычаги, но затем фотоаппарат, живущий собственной жизнью, открылся со щелчком, изумив своего владельца. Мужчина вытащил пленку из фотоаппарата и выбросил теперь уже бесполезную кассету в мусорное ведро.
Белокурая хозяйка вышла из туалетной комнаты и направилась к своему столу. Она отперла шкафчик.
— Как она? — спросил Томас, вставая.
— Ей немного нездоровится, — ответила женщина. Томас отнес ее лаконичный ответ к британской сдержанности. Она налила ложкой в крошечный бумажный стаканчик какую-то коричневую жидкость.
— Что это? — поинтересовался Томас.
— О, — сказала женщина, оборачиваясь. — Лучше не думать об этом.
Чистый опиум, предположил Томас.
— Мы можем вызвать врача?
— Нет, не думаю, — сказала женщина. — Но вы должны отвезти ее домой. Не сегодня, но утром обязательно. Грузовая машина, развозящая продукты, в шесть сорок пять едет в город. Доставьте ее туда, чтобы она успела на рейс в Найроби в семь тридцать.
«Но ей не нужно в Найроби», — подумал Томас.
— В любом случае, — продолжала женщина, все еще с ложкой в руке, — вам повезло.
«Нет, не повезло», — сказал себе Томас.
— Звучит оптимистически, — заметил он вслух.
— Да. Довольно оптимистически. И поэтому номер свободен.
— Спасибо. Он уже готов?
— Возьмите ключ, — бросила женщина через плечо, направляясь в туалетную комнату. — Он вон там, в ящике. Номер двадцать семь. Я приведу ее туда.
Подразумевалось: она не хочет, чтобы вы ее сейчас видели.
Номер был на удивление простым и привлекательным. Почти полностью белый. Белые стены, белые постельные принадлежности, белые занавески, а ковер цвета хаки. Туалетный столик со скатертью цвета слоновой кости. Из-за недостатка красок в комнате взгляд стремился к окну, к океану, к бирюзе и синеве воды. В такой комнате хорошо больному, подумал он. Глаз не устает. Хотя невозможно было не думать, какой могла бы быть ночь в этой комнате с Линдой, чувствующей себя хорошо. Чувствующей себя счастливой.
Он подошел к окну и посмотрел на открывающийся вид. Могут ли они вообще быть счастливы? Все их встречи — если предположить, что вообще будут какие-то встречи, — неизбежно будут тайными, а в таких условиях ни один из них не может быть по-настоящему счастлив. А если они все же допустят катастрофу, смогут ли они жить с ее последствиями? Каковы шансы на счастье в этом случае?
За столиком недалеко от его окна старик в полосатом костюме пристально смотрел слезящимися глазами на женщину, сидящую напротив. Не было никаких сомнений в том, что он любит ее. Томас мог бы задернуть шторы, но ему не хотелось отгораживаться от пожилой пары. Они тоже могли быть тайными любовниками. Картина вселяла надежду, словно какое-то доброе предзнаменование.
Легко было говорить, что все сложилось несправедливо. Но это он не поехал в Мидлбери, это она не писала ему тем летом. Почему он не сломал преграду, разделявшую их?