Мое сердце стучит отчаянно и громко. Оно ужасно тосковало по ней. Каждый день. Каждую чертову минуту, проведенную в разлуке. Чувствую ее близость каждой клеточкой кожи, и оно буквально звенит от боли.
— Я так рада, что ты приехал. — Элли улыбается, глядя на меня. Ее улыбка искренна и чиста. Она заставляет петь мою душу. — Спасибо тебе.
И я целую ее.
Прижимаю губы к ее рту жадно, с отчаянием. Так, словно пытаюсь удержать нас обоих над пропастью. Мы целуемся неистово, страстно, пытаясь наверстать всё упущенное время. Упрямые волны бьют по нашим ногам, врываясь ледяными каплями и просачиваясь в обувь. А мы ничего не замечаем, в наших телах бьются сердца всех людей на земле — так сильно щемит в груди от счастья.
Мои руки зарываются в ее волосы, скользят по спине, впиваются в талию. Она дрожит в моих руках, извивается, прижимается теснее. Я целую ее, целую, целую. Никогда не хочу останавливаться. Мне всегда будет мало моей маленькой Элли. Она стонет, когда я прикусываю ее губу, и становится смелее.
С трудом оторвав губы, с хриплым вздохом спрашивает:
— Где ты остановился?
— В отеле, недалеко от кампуса.
— Идем к тебе? — Запускает руки под футболку, касается моего живота, груди, плеч, вызывая при этом стихийное бедствие в моей крови.
— Конечно. — Подхватываю ее на руки, кружу, а затем закидываю на плечо.
Несусь по прибрежной полосе, сломя голову. «Мы снова вместе. Не может быть!»
Моя добыча хохочет:
— Пусти, Майки! Вот дурачок!
Опускаю ее на песок. И мы снова целуемся. Долго. Очень долго. Она прерывается, чтобы перевести дыхание и прошептать мое имя, а затем мы продолжаем начатое, еще дольше оттягивая желанный момент единения.
У меня не было никого за этот год. Да я даже не думал об этом. И не смог бы. Не привык размениваться. Для меня никого не существует в этом мире, кроме моей Элли. Поэтому тело сейчас и требовательно ноет, а в паху разгорается самый настоящий пожар.
Когда мы являемся в отель, ключ никак не хочет открывать дверь, а мои руки не слушаются. Дрожат. Она помогает мне, забирает ключ, поворачивает его в замке, и мы, наконец, попадаем в номер. Закрываем дверь и, не включая света, набрасываемся друг на друга. Но, чем ближе мы подступаем к кровати, тем сильнее я чувствую ее испуг.
Элли подрагивает, упирается ладонями в мою грудь и рвано выдыхает:
— Майкл, ты меня любишь?
— Сильнее всех на свете. — Отвечаю уверенно.
Она находит мой взгляд в полутьме.
— Я… я доверяю тебе. Только тебе.
Киваю.
Продолжаю осторожнее. Медленно раздеваю, наблюдая во взгляде девушки внутреннюю борьбу и волнение. Ее глаза постепенно проясняются, с лица уходит напряжение. Ласкаю, поглаживаю, пью ее сбивающееся дыхание.
— Я люблю тебя, — шепчет, опускаясь на простыни. — Люблю.
Срываю с себя остатки одежды и наклоняюсь к ней. Неторопливо исследую губами и языком каждый дюйм ее нежной кожи. Упиваюсь своей властью, видя, как робко она откликается на эти ласки, как впивается ногтями в мои плечи, как все сильнее цепляется за простынь. Мне нравится пробуждать в ней огонь, одновременно сгорая от собственного пламени.
Мне так нравится снова видеть ее живой! Узнавать ближе. Еще ближе.
— Майкл, — стонет она, извиваясь.
И шире раскрывает бедра.
Добираюсь до самого женского, чистого, сокровенного. Там очень горячо и сладко. По-другому и быть не могло. Чередую влажные прикосновения и томительное бездействие. Исследую ее, погружая язык внутрь и касаясь кончиком упругой, ребристой поверхности. Чувствую, как она сжимает его мышцами изнутри. Медленно и ласково выхожу.
А затем двигаюсь вверх, прохожусь по налитым от возбуждения тонким лепесткам и замираю в главной пульсирующей точке. Скольжу и дразню. Снова и снова. Быстрее. Веки Элли вздрагивают, пальцы сжимаются на моей коже, затем мечутся по смятой ткани. Она выгибает спину и низко охает. Крепко хватается за мои плечи, прижимает подбородок к груди, чтобы перехватить мой короткий взгляд, а затем отпускает руки и падает на подушки, позволяя волне удовольствия прокатиться по ее телу до самых кончиков пальцев ног.
— Ох… — Хрипло шепчет она, жадно хватая ртом воздух.
Я приподнимаюсь и склоняюсь над ней. Элли улыбается. Гладит мое лицо дрожащими руками, притягивает к себе ближе. Прижимаюсь к ней животом. Она замирает, почувствовав силу моего желания. Вижу, как горит ее взгляд. Элли целует меня, прикусывает мои губы, дразня. Извивается, подталкивая меня к шагу навстречу. И у меня сносит башню от любви и острого возбуждения.
Падаю лбом на ее плечо, выдыхаю и притягиваю ее к себе крепче. Утыкаюсь носом, будто запоминаю запах, целую любимую шею, щеки, нос. Мне так хотелось ее почувствовать. Я так давно ждал этого момента. Она обнимает меня за шею, гладит спину, прижимается все сильнее. А я убираю влажные волосы с ее лица, сцеловываю капельки пота с пухлых губ и вижу готовность во взгляде.
Она меня принимает. И больше не нужно слов. Мы переплетаемся друг с другом. Забываемся, теряемся во времени и пространстве. Задыхаемся от столкнувшего нас притяжения.
Элли кусает губы в исступлении, прогибается под тяжестью моего тела, плавится в моих руках и тихо стонет. Наполняю ее до предела, осторожно, настойчиво и нежно. Мне приходится нелегко, мой огонь рвется наружу, заставляя голову кружиться. Но я сдерживаюсь из последних сил. И продолжаю.
Не даю ей лишней возможности ни думать, ни бояться, ни сомневаться в чем-либо. Не даю чувствовать ничего, кроме удовольствия и моего тела рядом. Ускоряюсь. Еще сильнее, еще глубже. Еще. И еще. Пока не вижу, как ее накрывает волной удовольствия. И потом только сдаюсь сам. Опускаюсь вместе с ней в эту бездонную глубину яркого, оглушающего, бесконечного счастья.
Больше никаких преград. Мы принадлежим друг другу.
Впереди ночь, полная страстных поцелуев, крепких объятий, тихого шепота и долгих задушевных бесед.
Впереди у нас целая жизнь.
Мы вместе. Навсегда.
Джеймс
— Впредь веди себя ласково с клиентами, Джой. — Наблюдаю, как небрежно проститутка одергивает короткую юбку, и ухмыляюсь. — Договорились?
Она не смотрит в мою сторону. Наклоняется, поправляет чулки. Проводит длинными пальцами вдоль бедер — снизу вверх, и снова медленно — снизу вверх. Двигается, как ленивая кошка. Только тяжелое дыхание и сомкнутые в полоску накрашенные губы выдают ее недовольство. Еще бы. Маленькая шлюшка предпочла бы словесную отповедь вместо того, чтобы ее грубо да еще и бесплатно отодрали, вот и психует.
— Я не слышу ответа. — Говорю с ледяным спокойствием в голосе.
И застегиваю ширинку.
— Да, договорились. — Фыркает она.
— У нас здесь не любят самодовольных, гордых шлюх, детка. Делай свою работу молча, не показывай клиенту своего поганого настроения, будь податливой и ласковой. Не то быстро вернешься в грязные подворотни к прежнему сутенеру, который не брезговал колотить тебя и пересчитывать кулаками зубы.
Джой поджимает губки, словно припомнив вдруг, какой она была прежде, когда ее только подобрали мои люди. Ее взгляд смягчается. Никто из моих девочек не мечтает вернуться на улицу, где с проститутками особо не церемонятся. Все-таки, в клубе теплее, сытнее, да и клиенты не простые люди — сплошь высшие чины и богачи штата. Мне долго пришлось зарабатывать репутацию этого места, как надежного и элитного. Целых семь гребаных лет.
— Ты свободна. Можешь идти. — Бросаю в ее сторону.
— Джимми, я…
Указываю на дверь:
— Проваливай, Джой.
Она поправляет сиськи и плетется к выходу. Останавливается:
— Прости, я погорячилась. Не знаю, чего вдруг заартачилась.
Я достаю сигарету, закуриваю и качаю головой:
— В следующий раз просто дай ему туда, куда он хочет. И так глубоко, как он хочет. Или отсоси, если попросит. Это твоя работа, Джой. Все ведь просто.
— Хорошо. — Она вздыхает немного разочарованно и трет пальцами синяк на предплечье, который я ей только что поставил, преподавая жестокий урок.
— Я не хочу, чтобы мой бизнес покатился под откос из-за несговорчивых проституток. Такого не будет. Ясно?
— Угу… — Закусывает губу.
— Ладно, на сегодня можешь быть свободна. Отправляйся к сыну, уже светает.
— Спасибо! — Ее глаза загораются. — Спасибо, спасибо, Джимми!
Жестом показываю, чтобы убиралась скорее из моего кабинета.
А когда девчонка выходит, я поворачиваюсь к окну и поднимаю жалюзи. Солнечный свет бьет по глазам, вынуждая зажмуриться, и предательски напоминает о реальной жизни, возвращаться в которую, если честно, нет совсем никаких сил.
Верхушки деревьев пляшут, прорываясь сквозь резь в глазах. Крыши домов кружатся вдали каруселью. Черт. Я все еще пьян. Адски и дико. Или это уже похмелье?
Не знаю. Ничего не понимаю. Но меня шатает, и голова идет кругом. Гудит. Звенит. Скрежещет.
Отхожу от окна и заглядываю в зеркало. Серое привидение — вот кого я там вижу. Нехарактерные для моего возраста мелкие морщинки вокруг глаз, осунувшееся, худое лицо, кожа на котором больше похожа на пергамент. Впавшие щеки, острые скулы, короткая стрижка с парой седых волосинок в висках.
Подобие человека впивается в меня потухшим, озлобленным взглядом и хищно скалится. Не то смеется, не то плачет. Сжимает челюсти так, что хрустит зубами. А потом изо всех сил, глубоко затягивается сигаретой. Выдох, и отражение затягивает серым дымом.
Так лучше. Ненавижу это всё. Себя ненавижу и то, во что превратился за эти годы.
Алкоголь все же выветривается из организма, постепенно проясняя сознание, но его ядовитые пары все еще гуляют в крови, напоминая о вечерней попойке, затянувшейся на всю ночь.
Я не мог не набухаться. Мне это было жизненно необходимо. Чтобы не натворить глупостей, чтобы удержаться и не рвануть на машине на побережье. Туда, где должна была состояться ее свадьба. Их свадьба. Ведь Майки сам меня пригласил, пусть и запоздало. Знаю, он боролся с собой, опасался, что мое присутствие все испортит, но все-таки сообщил. Не мог не позвать меня. Это было бы подло. Мы ведь не чужие люди.