— Мой отец был хорошим человеком. — Элли выдергивает руку, словно обжегшись. — Да, у него было мало времени, чтобы заниматься мной, он много работал. Да, он не хотел, чтобы мы с тобой виделись, но только потому, чтобы уберечь меня от разочарований. Тебе ведь всегда было плевать на меня!
— Моя милая девочка, — женщина качает головой. — Что же он с тобой сделал? Ты так напряжена. Ненавидишь меня. Но ничего, мы справимся. Мы найдем выход из этой ситуации. Теперь, когда его нет, меж нами никаких преград. Мы продадим этот дом, и больше ничего не будем напоминать об этом страшном человеке, о тиране, который не давал жить нам обеим.
— Мы что сделаем? — Морщит лоб моя жена. — Продадим дом? А почему мы?
— Не волнуйся, Элис, ты сейчас в истерическом состоянии, поэтому я позабочусь обо всем сама. — Уверяет женщина. — Тебе не придется возиться с бумагами, не волнуйся. — Она встает. — Я все сделаю сама.
— Вот для чего ты приехала… — И без того разгоряченные щеки Элли вспыхивают еще ярче. — Быстро же ты прознала о его кончине. Прилетела сюда, чтобы прибрать к рукам папино имущество? — Она поднимается со стула и оказывается прямо напротив так похожей на нее женщины.
— А что в этом такого? — С энтузиазмом вещает Сильвия. Лицемерно улыбается. — Я и так слишком долго ждала, чтобы забрать своё.
— Убирайся! — Моя жена указывает на выход.
— Элис…
— Я сказала, убирайся! — Она хватает со стола бархатные перчатки и буквально впихивает их в руки матери. — Вы с отцом давно в разводе, не знаю, на что ты собираешься претендовать? Это мерзко!
— Я не наивная молодая дурочка, какой была когда-то. — С каменным лицом женщина натягивает перчатки. — Твой отец развелся со мной, но все эти годы присылал чеки. По закону штата он был обязан делать это, пока я не выйду замуж повторно. — Она берет сумочку и пожимает плечами. — А замуж я официально так и не вышла. Так что, милая, я потеряла того, кто содержал меня. И мой адвокат убежден, что у меня хорошие шансы…
— Вон! — Вдруг вскрикивает Элли.
Вдыхает, выдыхает и закрывает глаза, чтобы не видеть ее.
Сильвия отшатывается и хватается за стену, чтобы не упасть.
— Вся в отца… Его воспитание окончательно тебя испортило! Кто бы мог подумать. Не уважать собственную мать. Выгонять из дома…
— Не заставляйте ее просить вас дважды. — Спокойно говорю я. — Выход там. — Показываю жестом.
Пару секунд она мешкает, затем разворачивается на каблуках и уходит с такой ленцой, будто никуда не спешит. А, может, ей просто некуда идти в этом городе, и она надеялась сэкономить на мотеле.
— Зря Элис так… — Произносит Сильвия у двери.
Обиженно поджимает губы.
— Возможно. — Ухмыляюсь я. — Но вероятнее всего, вы это заслужили.
— Хам! — Она разворачивается, выходит и хватается за дверь, чтобы, как следует, ею громыхнуть.
Но я лишаю ее этого удовольствия, перехватываю дверное полотно и удерживаю пальцами. Женщина тянет на себя, старается, но потом резко отпускает, заставляя меня инстинктивно пошатнуться. Ехидно улыбается — похоже, она довольна и этой мелочью.
— Расстроилась? — Спрашиваю Элли, возвращаясь в гостиную.
Жена сидит на краешке дивана, накрыв ладонями пылающие щеки. Ее ощутимо потряхивает.
— И да, и нет. — Она с удовольствием ныряет в мои объятия. — Пришел какой-то чужой человек, стал что-то требовать. — Всхлипывает. — Я больше удивилась ее наглости.
— Вряд ли эта дама может рассчитывать на многое. Скорее, ее расчет был на то, что ты ничего в таких делах не смыслишь. Хотела взять тебя в оборот, уболтать. — Раскачиваюсь из стороны в сторону, глажу ее спину. — Мы найдем юриста, проконсультируемся. Все будет хорошо.
— Возможно, не придется. — Элли утыкается лбом в мою грудь. — Вчера звонили из нотариальной конторы. Приглашали меня на оглашение завещания. Раз мать не в курсе, то, скорее всего, ее имени там нет. Думаю, отец знал, на что она способна, и все предусмотрел.
— Хорошо бы. — Прижимаю ее к себе крепче.
Джеймс
— Не переживай, малышка. — Поправляю кособокие хвостики на голове дочери. Собирал ее впопыхах, хорошо хоть платьице наизнанку не надел. — Побудешь у бабушки до вечера, а потом я приеду, и мы вместе пойдем гулять. Поедим мороженого, покачаемся на качелях, покормим птиц в городском парке, договорились?
— Угу. — Софи вынужденно кивает, перекатывая во рту желтый леденец.
От нее пахнет апельсинами и корицей.
— Обещаю, что домой мы вернемся вместе. Я теперь все буду делать сам, и на занятия тебя водить, и встречать. Нашей маме просто нужно немного отдохнуть, тогда она снова станет доброй и ласковой.
Мне не впервой лгать своим близким. Делая это, я улыбаюсь.
— Не станет. — Качает головой дочка. — Она очень… нервная.
— Но мы все равно ее любим, так?
— Да. — На ее пухлых щечках проявляются две милые ямочки.
Целую малышку в носик, беру за руку, закрываю машину, и мы идем к жилищу моей матери.
— Мам! — Зову в открытое окно.
Но внутри тихо. Как-то подозрительно. Дергаю дверь — заперто. Стучу — тишина. Не слышно шагов или лязганья цепи на замке.
— Эй, ма, ты где там? Уснула?
В желудке от неприятных предчувствий начинают скрестись кошки сомнения. Где же она?
Все-таки после последней лёжки в рехабе мама целый год была в завязке. Стала лучше выглядеть, поправилась, выкрасила волосы в черный, вставила потерянные зубы. Да и Софи нравилось проводить время с бабушкой, та была в восторге от внучки и сама просила ее привозить почаще. А тут мать вдруг пропала на неделю и не звонит. Тревожно и странно, ведь мы все это уже проходили, и не раз.
— Мам! — Стучу в дверь.
Обхожу трейлер, отыскивая глазами пустую тару из-под алкоголя, но ничего не нахожу. Я давно уговаривал ее переехать в нормальное жилье, но она упорно отказывалась. И к нам в дом не хотела — из-за Мэгги. Как-то они сразу не сошлись характерами.
Колочу кулаками по двери, а сердце заходится в рваном ритме. В голову лезут страшные картины: не молодая женщина, у которой проблемы со здоровьем, одинокая. А если что-то случилось? Кровоизлияние в мозг, сердечный приступ?
— Ба, наверное, спит. — Тоненьким голоском говорит Софи. — Ба любит поспать.
Ее кудряшки, перетянутые резинками, колышутся на ветру. Огромные голубые глазища сияют детской наивностью, на дне которой плещется почти взрослая мудрость.
— Джеймс… сынок… — Дверь распахивается, и на пороге появляется мать. Она кутается в толстенный кардиган и выглядит заспанной. — Ой, моя куколка, моя Софи!
— Мам, ты спала? — Едва она отходит назад, я вхожу внутрь и оглядываю обстановку. В трейлере темно, как в склепе. И душно. В воздухе затхлость, воняет кислятиной.
— Я? А, да… — Кивает она.
Немного заторможено, но я уже привык к ее особенностям — результат влияния пагубных привычек, которые владели ее жизнью последние два десятка лет.
— Я хотел оставить у тебя дочь. Ненадолго. До вечера. Улажу кое-какие дела в клубе и вернусь за ней. Хорошо?
— Да. Конечно. — Она наклоняется и тянет руки к Софи.
А я вдруг замираю, потому что то, что вижу на столике у окна, мне не нравится. Очень не нравится. До конца не верю в то, что это может быть правдой, поэтому подхожу ближе, чтобы убедиться. Но зрение меня не подвело: это маленький пакетик, свернутый особым образом. Меня прошивает ледяными молниями. Это пустой пакетик из-под амфетамина.
— Что это? — Говорю дрогнувшим голосом.
— А? — Испуганно отзывается мать.
— Что это, мама? — Холодно.
Мне противно трогать эту дрянь. В последний раз, когда я видел подобное в своем доме, меня запинывали, заставляя захлебываться собственной кровью. И если бы не Майки, спасший от верной смерти, я бы сейчас здесь не стоял.
— Где? — Спрашивает мать.
Ее тон виноватый и заискивающий. Она подходит и сметает рукавом кусочек целлофана. Сжимает его в руке.
— Можешь не прятать, я видел. — Грубо хватаю ее за подбородок и разворачиваю к себе. — Ты что, снова закидываешься этой дрянью? — Мутная поволока в ее глазах не оставляет ни единого шанса на то, что это окажется ошибкой. — Ты снова вмазалась, да?
— Джеймс, — она делает самое ласковое выражение лица, на которое только способна, — сыночек. Отпусти, тебе показалось.
— Откуда бабки на дурь?! — Ору я, отшвыривая ее от себя.
Софи испуганно жмется к моей ноге.
— Только не ругайся, хорошо? — Улыбается мама. — Вернулся Джо, его выпустили. Знаешь, а ведь он даже не сердится на тебя, сынок. Ты можешь не переживать, я говорила с ним…
— Ты говорила с ним обо мне?! — Сжимаю и разжимаю кулаки. — Да ты этого ублюдка даже на порог не должна была пускать! Разве я тебе не ясно сказал, что, если он появится в городе, чтобы ты сразу звонила мне или моим людям?!
— Милый. Джо — очень хороший. Ты не прав. — Она комкает край кофты, пятясь назад. — Обещаю тебе, что все будет хорошо.
— Где сейчас эта скотина? — Рычу я.
— Не знаю. — Закусывает губу.
Я поворачиваюсь, беру Софи на руки и сажаю на диван:
— Закрой уши, малышка.
Девчонка послушно затыкает ладошками уши.
— Где это урод? — Снова спрашиваю я.
Мать прячет взгляд.
— Когда он вернется?!
— Не сказал.
Я пинаю злосчастный столик ногой, расшвыриваю в сторону барахло, сложенное как попало на подоконнике, заглядываю в холодильник, под диван, в шкаф, сметаю на пол коробки с мукой и хлопьями и, наконец, застываю, обнаружив в аптечке то, что заставляет меня поежиться.
— И ты хотела, чтобы я оставил дочь с тобой? — Оборачиваюсь к матери. — Да у тебя тут с полкило наркоты! Как давно это происходит?
— Я… я не понимаю, о чем ты. — Часто моргает.
— У него тут тайник? Или что это? Склад? Может, вы оба торгуете этой мерзостью?!
Я беру бумажный пакет и вытряхиваю в него содержимое аптечки. Туда же летят две перевязанные резинкой тугие котлеты из купюр. Мать подскакивает и подлетает ко мне: