— Сьюзан! — Поднимаюсь на корточки, нахожу в дыму ее тело, тяну за подмышки с помощью Джимми. — Сьюзан.
Женщина очень слаба. Почти теряет сознание.
Подтаскиваем ее к окну.
— Придется ей помочь. — Выбиваю остатки стекло окровавленным локтем.
Помогаем ей забраться на подоконник, затем на лестницу. Держим за шиворот, чтобы не упала. Вслед за ней из окна рвется черно-красный дым. Я высовываюсь наружу, видя, как внизу собирается толпа. Люди что-то кричат, но нам не слышно. Убеждаюсь, что женщину принимают и поворачиваюсь, чтобы сказать Джимми, что его очередь спускаться, как что-то вдруг с глухим стуком и свистом обрушивается на нас с потолка.
Я падаю. Задыхаюсь. Кружится голова. Очень жарко. Вижу только огонь и дым. Похоже, обвалилась одна из балок. Подползаю на ощупь к тому месту, где должен лежать друг.
— Джимми! — Зову. Пытаюсь нащупать.
— Майк. — Хрипит он.
Меня почти обжигают языки быстро распространяющегося пламени.
— А где Мэгги? — вытираю тыльной стороной ладони пот со лба.
Мои руки все еще шарят в темноте.
— Ее нет. Она мертва. Джо. — Доносится до меня его голос.
— Вставай, нужно идти. — Нащупываю, наконец, его плечи.
Пытаюсь приподнять. Не выходит.
— Там. — Сипит он.
Указывает рукой на что-то.
Протягиваю руку и обжигаюсь. Похоже, деревянная балка. Свалилась и придавила ему ноги.
— Черт. — Чувствую, как теряю силы.
Единственный ориентир в таком дыму это окно, которое дает огню подпитку кислорода.
— Сейчас, сейчас. — Стиснув зубы от боли, обхватываю балку и пытаюсь приподнять. Ужасно тяжелая.
— Аа-а… — стонет Джимми.
У меня почти получается ее сдвинуть, когда я вдруг замираю.
— Кхм… — Друг пытается приподняться. — Вроде совсем чуть-чуть осталось. Кх-кх! — Кашляет, задыхаясь от дыма.
— Прости меня, Джеймс. — Говорю.
Отползаю назад. Внутри меня все покрывается холодом.
— Что? — Он пытается втянуть носом воздух, которого все меньше в помещении.
Оборачиваюсь к окну. Оно кажется светом в конце черного туннеля, размытого языками пламени и черным дымом.
— Прости. — Произношу едва слышно.
У меня подгибаются колени, но я заставляю себя встать и направиться к окну.
— Майки? — его голос больше похож на умоляющий вопль.
Закрываю рот воротом футболки и бросаю на него последний прощальный взгляд. Очертания Джимми, лежащего на полу, постепенно теряются в клубах смертельной черноты.
Так будет лучше. Всем. Я просто избавляю нас троих от этой муки. Больше никаких метаний, никаких сомнений. Все кончено.
— Я люблю тебя, друг. — Говорю, содрогаясь всем телом.
И слышу, как он… начинает тихо посмеиваться. Потому что тоже все понимает. Мы всегда понимали поступки друг друга. С самого первого дня. Его тихий смех, похожий на последний рык раненого зверя, тонет в треске горящего дерева.
Я отшатываюсь к окну и выбираюсь наружу. Ступенька за ступенькой. Следом за мной, словно протягивая с укором свои щупальца, тянется густой черный дым. Падаю на траву. Буквально обрушиваюсь. У меня даже нет сил кашлять. Толпа вокруг сжимается. Все что-то кричат. Спрашивают. А я вижу перед собой только искаженное болью лицо Элли.
Я не могу врать ее глазам. И она, кажется, всё понимает. И никому никогда не скажет — даже мне. Всегда будет догадываться о моем выборе, о моем поступке, моем отчаянном предательстве, но будет молчать. И будет помнить, что я мог помочь ему, но не помог.
Потому что Элли всегда будет знать, что я сделал этот шаг ради нее.
Ради всех нас.
Я убил своего друга.
Того, кто был предан мне. Того, кого я любил всем сердцем. Своего самого опасного соперника и самого родного человека. Брата. Того, с кем вместе умерла сегодня и часть меня.
Но Джимми тоже знает, что так было нужно.
И Элли.
Потому что она склоняется ниже, бросается мне на грудь и, рыдая, крепко обнимает.
И я, теряя сознание, закрываю глаза.
ЭПИЛОГ
— Милая, захвати еще фотоаппарат. — Просит Майкл.
— Хорошо.
Он сажает Софи на плечи и сбегает по ступеням, изображая самолет:
— Пристегните ремни, мы идем на взлет! Вжууух!
Девчонка заливисто хохочет и крепче обнимает его за голову:
— Аа-а!
— Летим к океану! — Смеется муж.
И Софи довольно визжит, когда они выбегают на песок.
Смотрю на них и улыбаюсь. Отличной идеей было выбраться из душного Нью-Йорка на побережье. Дочка счастлива, из воды не вылезает, да и муж доволен — оторвался от многочасовых операций. Правда, вынужден теперь привычно постоянно прятаться под раскладным зонтом, ведь его кожа не выдерживает длительного пребывания на солнце, но, думаю, это его не сильно огорчает.
Главное, что мы вместе. Все трое.
«Почти четверо», — думаю я, поглаживая только начавший округляться животик. Возвращаюсь в бунгало, беру сумку с вещами, ключи, фотоаппарат и уже хочу выходить, когда звонит телефон. Спешно запираю замок, выуживаю из кармана смартфон и нажимаю «ответить»:
— Алло.
— Элли!
— Сьюзан… привет, как вы?
От знакомого голоса становится очень тепло, но у меня все равно кружится голова всякий раз, когда я вспоминаю о прошлом. Наваливаюсь на дверь спиной и закрываю глаза.
— О, все хорошо, детка. Меня скоро выписывают из лечебницы. — Щебечет она.
— Это отличная новость! Поздравляю…
И надеюсь, что это в последний раз, и что женщина не возьмется за старое.
— Как дела? Как моя Софи? — Ее голос сипнет при упоминании имени внучки.
Видно, что скучает и очень переживает, что не может быть с ней вместе.
— О, ей очень нравится в новой частной школе. Учителя хвалят, ведь она очень смышленная.
В трубке слышится всхлип.
— Мне так вас не хватает…
— Вы можете приехать, Сьюзан. Мы всегда вам рады, вы же знаете.
— Она… меня еще не забыла? — С надеждой.
— Нет, мы часто говорим ей, как бабушка ее любит.
Женщина вздыхает.
— Или мы сами приедем. Хотите? — Предлагаю я. — Правда, это будет только на Рождество. Мы остановимся у свекрови, потому что дом отца, наконец-то, продали. Даже не верится, столько было судебных тяжб.
— Элли?
— Да? — Замираю я.
— Она, наверное, уже зовет Майки папой?
— Нет, Сьюзан, что вы… — У меня в горле пересыхает. — Софи знает, кто ее отец. Майкл постоянно рассказывает ей о том, каким хорошим он был, и как они дружили. И фотографии матери она тоже носит с собой постоянно. Мы…
— Мой сыночек… — Она не выдерживает и начинает плакать. — Мой бедный Джеймс…
Я смотрю на длинную светлую прибрежную линию и молчу. Океан шумит, набегая волнами на берег и вторя ее всхлипам.
— Я тоже очень скучаю по Джимми. — Признаюсь. — И муж скучает. Нам очень не хватает его. Правда.
— Ты знаешь… — слышно, как Сьюзан шмыгает носом. — Наверное, есть на свете справедливость. Кто-то на прошлой неделе взорвал полицейский участок. Шериф и его сынок получили серьезные травмы. Грешно радоваться такому, понимаю. Да я и не радуюсь. Просто подумала, вдруг это кто-то решил отомстить за моего Джимми? Ведь и Джо в тюрьме досталось, придушили его через месяц, как он туда попал. И…
Я не слушаю. Опускаю телефон и прижимаю к груди.
Хватит. Всё. Это давно позади.
Он мертв. Его больше нет. Джимми никогда не вернется.
Мы все, наконец, свободны. Можем дышать, думать, жить дальше своей жизнью.
Вдыхаю влажный океанский воздух, а по телу разливается смятение.
— Сьюзан? — Обрываю ее.
— Да?
Прижимаю телефон к уху и стараюсь дышать ровнее.
— Мне пора. Давайте, я вам на днях перезвоню, хорошо? Майки и Софи уже ждут меня.
— Х-хорошо, детка.
Убираю телефон в сумку и спешу к воде. Ветер путается в складках платья, норовит сорвать модную широкополую шляпу, поэтому приходится все время придерживать ее рукой. Ступаю по горячему песку и высматриваю среди редких отдыхающих знакомые фигуры. Замечаю их у самой воды: Софи строит замок из песка, а Майки таскает воду в ведерке, чтобы поливать ее шедевр.
Ускоряю шаг, будто стараюсь обогнать тревожные мысли и воспоминания, которые нахлынули после разговора со Сьюзан. Почти бегу, но боль в сердце следует за мной по пятам. Невольно прокручиваю в голове события того дня. Надеюсь, со временем буду делать это реже. Все забывается, и когда-нибудь боль отступит.
— Эй! — Почти запыхалась.
Останавливаюсь, снимаю с шеи фотоаппарат и делаю снимок.
Майк и Софи кривляются, позируя. Строят забавные рожицы, и я невольно улыбаюсь. Фотоаппарат дрожит в моих руках. Смотрю на мужа и не могу улыбнуться даже уголками губ, даже краешком глаза.
Он словно все понимает, тут же встает и подходит ко мне.
— Ну, что такое?
— Сьюзан звонила.
Он понимающе кивает.
— Как она?
Пожимаю плечами.
— Говорит, что лучше.
Майкл улыбается. То самой улыбкой, которую я так люблю. От которой становится легче на душе, от которой хочется смеяться.
— Это замечательно! — Говорит он.
— Ой. — От непонятных ощущений хватаюсь за живот. — Ой…
— Что такое? — Муж подходит ближе, тревожно заглядывает мне в лицо.
И тут я понимаю, что случилось, и не могу удержать нового восклицания.
— Ой-ой! — Выпрыгивает у меня изо рта.
— Да что такое?
Я чувствую, как румянец заливает мне щеки, и начинаю смеяться.
— Дай сюда! — Тяну его за руку, пока окончательно не разволновался. Кладу на свой живот. — Улыбаюсь. — Чувствуешь?
Майкл недоуменно смотрит на меня и хмурится. Но тут живот начинает едва различимо покачиваться изнутри, и муж вздрагивает. Его глаза распахиваются, рот округляется:
— Что? Что это? — Выглядит совершенно спятившим от ликования. — Он что, шевельнулся?
— Да! — Беру и вторую его руку, тоже прикладываю к животу. — Жди, сейчас будет еще!
Живот легонько дергается, и мы начинаем хохотать как сумасшедшие.