Препятствия чинить ему было бесполезно, и Валя отправился на генетическую Родину, где его ждал не только отец, но и его огромная семья, включая новую жену, единокровных братишек и сестёр, а также бабушка, уже не чаявшая увидеть любимого внука. Паспорт он получил быстро, как не заставила себя ждать и повестка из военкомата, где ему было предложено увлекательно и насыщенно провести ближайший год в одной из частей столичного гарнизона. Парень был не из трусливых и даже нашёл поступившее предложение достойным и в некотором смысле возбуждающим любопытство, поэтому в армию он пошёл преисполненный патриотического настроя честно отдать конституционный долг Отчизне.
Российская армия встретила его на контрольно-пропускном пункте легендарной Гвардейской Кантемировской дивизии, куда тут же приехали офицеры из различных подразделений с ещё более интригующими и увлекательными предложениями на предмет заключения с первых же дней контракта на военную службу. Выбор здесь был прост как три копейки: или служить один год в казарме с минимальным содержанием, которого хватит на дешёвые сигареты, или – два года по контракту с неплохой зарплатой и проживанием в общежитии либо в арендованной квартире. Тяготы армейской службы, учения, наряды и боевое дежурство никто не отменял, но второй вариант самостоятельному парню, привыкшему к материальной независимости, показался более приемлемым.
Через два года, как и предусматривалось контрактом, возмужавший и окончательно вошедший в зрелый возраст Валентин прибыл в штаб за выпиской из приказа об увольнении в запас. В кабинете заместителя командира части по работе с личным составом сам гвардии полковник объявил ему об отсутствии преград на пути к дембелю, но, как оказалось, на внеплановых учениях, которые срочно объявлены где-то в Белоруссии, как назло, недостаёт штатного пулемётчика и ещё пары-тройки боевых единиц, и если ефрейтор Валентин согласится поехать, то армия обязательно выплатит ему соответствующие премиальные надбавки и командировочные, а также уволит из своих рядов немедленно по прибытии с учений.
Интуитивно понимая, что полковник в чём-то лукавит, солдат согласился съездить на полигоны дружественного государства, тем более что на дорогу до Парижа деньги были бы нелишними. Подвох раскрылся на следующий день, когда на плацу перед строем бойцов и офицеров, стоявших в полной боевой выкладке, было объявлено о начале специальной военной операции на Украине.
Через несколько часов, кое-как разместившись на броне «мотолыги», Француз, вооружённый модернизированным пулемётом Калашникова, в составе взвода огневой поддержки ехал по Белгородской области в сторону украинской границы. Так для парня, выросшего среди виноградников в окрестностях Бордо, успевшего погреться на пляжах Лазурного берега Средиземного моря, начался новый этап его молодой жизни – война с украинским неофашизмом.
Валентин был неразговорчивым малым, старался больше спать, если не «прилетали» задачи и до его очереди на пост было хоть немного времени. Чалый обратил внимание, что во время последней объявленной тревоги Француз как-то уж слишком спокойно, без дёрганий вылез из спального мешка, поднял пулемёт, вставил патронную ленту в зарядный коробок, укрепил его на оружии, без суеты вышел и занял свою боевую позицию. В лице его не было ни смятения, ни эмоций беспокойства, ничего, кроме индифферентного отношения к происходящему вокруг. Это не было похоже на хладнокровное мужество, так необходимое в бою. Его взгляд выражал эдакий пофигизм, апатичную прострацию, безучастность, хотя все его действия на боевой точке были чётко выверены и безошибочны, как это может делать только профессионал.
Рядом с Французом всегда находился Арсений из Курска, ставший отцом буквально перед началом операции. К своим двадцати пяти годам он успел прослужить по контракту почти шесть лет, побывать в Сирии, дослужиться до звания сержанта и получить несколько боевых медалей. В отличие от Валентина, Арсений мог поговорить по душам, не боялся покритиковать «отцов-командиров» и чревовещателей главных каналов телевидения, часто открыто выражал своё непонимание абсурда начала операции, когда после первых же контрударов украинской артиллерии на подступах к Харькову бравада от ожидаемых победных реляций быстро превратилась в депрессивное отчаяние и панический абдраган.
– На что надеялись наши генералы, когда уверяли, что мы сильнее и что война закончится сразу после её начала? Вы видели, сколько заброшенных тягачей по обочинам дороги до границы? – обратился он к Чалому и тут же продолжил: – Этот хлам в шестидесятых годах делали, а они у нас до сих пор на вооружении. Самая сильная армия мира, бля…?! Нам сигареты с консервами гуманитарные организации привозили под Белгород, когда мы последний член без хрена доедали. Вот вы, Чалый, приехали без бронежилетов, в кастрюлевидных касках времён Очакова и покорения Крыма, без гранат и даже без сухого пайка. Может, вы думаете, что мы форму и броники на своих складах получали? Мы это сами покупали из своей же зарплаты. Спасибо, что гранаты с патронами выдают бесплатно, хотя и они не всегда взрываются и не каждый раз выстреливают.
– А нам и это не сразу выдали. Одному так и всучили автомат без магазина и ремня. Прямо как весло, – ответил Чалый. – Много бардака, как оказалось. На Мариуполь с «мосинками» в атаку шли, которые ещё от Второй мировой остались, с гнилыми прикладами и парой десятков патронов. И кто за это ответит?
– Никто и не ответит. А если и понесёт наказание, то простой солдат, который всегда без вины виноватый. Мы вообще ехали на эту войну как на обычные учения. У нас среди генералов по пальцам пересчитать тех, кто имеет представление о войне. Сплошь одни «паркетники», умеющие только требовать чистоту в казармах, натянутые одеяла, до блеска начищенные сапоги и выбритые подбородки. В общем, только и умеют, что ковыряться в чужом носу. Хорошо, что среди контрактников много «сирийцев», а без них кто бы сейчас воевать пошёл?
– Всё дело в том, что в армии не хватает кадровых военных, – вдруг вклинился в разговор Кострома, вернувшийся с обхода постов. – Я уж вставлю, мужики, в ваш трёхдолларовый разговор свои три гривны.
– Как это, «не хватает кадровых военных»? – удивлённо спросил Андрюха Кибало, поддерживавший дровами костёр. – А кто же сейчас в армии служит?
– Был такой Александр Утвенко, который в начале Великой Отечественной войны был майором, а закончил её генерал-лейтенантом. Я книжку его читал ещё в военном училище. Так вот, он говорил, что в мирное время все офицеры были обычными школьниками в погонах, не более того. Только на войне они стали настоящими кадровыми военными. Война – вот настоящий университет.
– И это справедливо сказано, товарищ лейтенант, – согласился Арсений.
– В середине тридцатых годов советские специалисты сотнями ехали в Испанию, помогать республиканцам. Обратно в СССР вернулось несколько тысяч опытных военспецов – с пониманием тактики и стратегии современного на тот момент боя. Свой опыт они позже использовали уже на советской территории. Теперь наши «сирийцы» или, например, частная военная компания «Вагнер» – те же советские «испанцы». Получили опыт в Африке и на Ближнем Востоке и стали чуть ли не самыми способными вооружёнными людьми в России.
– И какой же вывод? – спросил Георгия Чалый, подбросив поленце в костёр.
– Отсюда примитивный вывод, – улыбаясь, ответил Кострома, влезая в спальный мешок. – На данный момент Вооружённые силы похожи на огромный механизм, в котором одни шестерёнки исправно работают вследствие их регулярного использования. Например, ВКС, артиллерия, спецназ, которые воевали в Сирии. Вот и среди ваших бойцов, которые ещё с четырнадцатого на Донбассе, есть немало с опытом. А другие покоятся под толщей пыли.
– Например? – снова задал вопрос Чалый.
– Так вы же сами сказали про «мосинки» и плохое обмундирование. То есть плохо настроено снабжение, военкоматы в спящем состоянии, логистика хромает, когда гуманитарные грузовики от гражданского населения приходят чаще наших интендантов.
– Да ещё беспилотная авиация у нас в полном отстое, – снова согласился с Георгием Арсений. – Укры нашу пехоту постоянно гранатами забрасывают прямо с дронов, а я ни разу не видел здесь ни одного оператора, хотя в Сирии спецназовцы применяли иногда.
Постепенно народ улёгся на отдых.
>к * *
У костра остались сидеть двое. Арсений курил много, закуривая новую сигарету от окурка предыдущей. В его лице Чалый не видел мандража, но всё же взгляд его отличался от индифферентности Француза, и в нём действительно читалось очень важное на войне невозмутимое присутствие духа и умение владеть собой. Сослуживцы уважали Арсения и в отсутствие командира Георгия беспрекословно выполняли его распоряжения. К слову сказать, воспитание Арсения так и не позволило ему перейти на «ты» в общении с Чалым, что тут же переняли и остальные бойцы его отделения, обращаясь к старому сержанту с заслуженным уважением, на «вы».
– А вот у меня к вам такой вопрос, Чалый, – обратился Арсений. – Вот почему Россия восемь лет ждала и смотрела, как Украина вооружается, строит укрепления, обучает армию, а мы только и твердили о Минских соглашениях? Почему сразу после Крыма не пошли на Донбасс? Почему этого нам никто не объяснит? В чём секрет?
– Это, брат, большая игра и политика, где нам с тобой многого не понять и не узнать. Нам только и остаётся, что воевать и побеждать. А иначе всей стране хана.
– Это-то я понимаю. Я не понимаю, зачем ждали так долго. Вот он говорит, что нас водили за нос Минскими соглашениями. Хотя на самом деле дурили не нас как народ, а лично его самого. Он же на вершине, и ему должно быть видней. А видней было нам, но мы ждали его отмашки. Дождались, да похоже, что поздновато. И кто за это будет отвечать?
– Вот опять вопрос в тупик. Солдат будет за всё отвечать. Простой российский солдат и наш брат, ополченец Донбасса. Ну не он же…