Можно судить-рядить о том, что профессия военного должна опираться на непоколебимый кодекс чести. Иначе те, кто следует за барабанами, будут всего лишь кучкой наёмных убийц. С этим сложно поспорить, но честное отношение применимо лишь тогда, когда перед тобой равный тебе воин с оружием в руках. Кровавый и беспощадный палач, сердце которого давно обросло мхом, а обездушенная пустота в груди бурлит сатанинским пламенем человеконенавистничества, заслуживает только одного – немедленного истребления на месте без суда и следствия, уничтожения до состояния растёртого сапогом пепла. Так думал каждый солдат, увидевший страшные кадры пыток, последних мгновений жизни и мучительной смерти своих товарищей.
Один из сожжённых танков в Ольховке был на совести Рейнера Костромы, который смог вовремя взять на прицел своего ручного огнемёта «Рысь» украинский танк, пытавшийся задом сманеврировать в укрытие. Второй сгорел от выстрела уже нашего танка. Бронетранспортёр заполыхал благодаря прицельному выстрелу Арсения из РПГ-7. Пехоту добивали снайперы и автоматчики, которым пришлось пойти на ближний стрелковый бой с противником.
Александр Хотин, оказавшись на линии огня, заскочил в ближайшие ворота и успел заметить, что в гараж забежал украинский солдат. Не теряя времени, Саша проследовал туда же и сразу столкнулся лицом к лицу с бойцом с жёлтой повязкой выше локтя. Они стояли, наведя друг на друга оружие. Украинец держал автомат со снятым предохранителем на уровне груди. Вытаращенные глаза на мокром грязном лице выражали бесконечный животный ужас. Хотин, прошедший кромешный ад Второй чеченской кампании, был хладнокровен и потому просто покачал головой: «Не надо парень, поживи ещё». Старый солдат не хотел убивать совсем мальчишку, хотя винтовка была наготове. Мгновение – и жгучая боль пронзила левую руку, и, прежде чем отскочить за угол, Сашка нажал на курок. Короткой очередью отбило несколько осколков бетонного пола, и Хотин услышал падение тела. В предсмертных конвульсиях солдат лежал на спине, с широко открытыми глазами. Изо рта выкашливалась бурая кровь.
– Больно? Дурак ты, парень. Мог бы жить. Ладно, не мучайся, – сказал снайпер, поднял глаза к небу, глубоко вдохнул и выстрелил умирающему в лоб.
Затем сорвал жетон убитого, вынул из кармана военный билет и обнаружил там фотографию женщины лет сорока. «От мамы сыночку на память», – было написано на русском языке позади карточки. Парню было всего восемнадцать…
Через полчаса боя группа из остатков карателей «Кракена» засела в здании и в подвале поселкового магазина. Было предложено сдаться, но в ответ послышались площадная брань и проклятия на украинской мове. Когда Ксенофонтову принесли злосчастный смартфон и он увидел запись, он вызвал оба экипажа на связь и приказал превратить последнее укрытие боевиков в братскую могилу. После двух выстрелов из танков уже Рейнер подбежал со своим верным «Санчо Пансой» – рядовым Окороковым, и вместе они выдали два выстрела из «Шмелей» по образовавшимся проходам в подвальное помещение. Сладковатоприторный запах горючей смеси, палёного пороха и сгоревшего человеческого мяса не заставил себя долго ждать. Кто с мечом к нам пришёл, тот от огня и погибнет. Как-то так, наверное, говорят огнемётчики…
Через пару дней после отбытия группы старшего прапорщика Гавриленко в Шестаково на элеватор пришла целая рота пятого «шахтёрского» батальона. Так началась ротация личного состава, и все, кто ещё вчера строил укрепления, не только нёс охрану, но ещё и проводил разведку боем в ближайших окрестностях, по мнению командования, оказались больше не нужны. Теперь армия нуждалась в них на новых, необжитых и опасных, направлениях. К слову сказать, опять кому-то на войне повезло. На этот раз это вновь оказались шахтёры пятого батальона, которые не пошли вперёд, оставшись на уже обустроенных квартирах, подальше от стрельбы.
Старый, слаженный состав вывезли в расположение штаба, где и построили перед припаркованным десятком «патриотов» и «хантеров». Штабные были в отглаженной форме, начищенных берцах, пострижены и чисто выбриты.
– Глянь, мужики, а командиры-то прямо расцвели, пока мы там в окопах мёрзли и гнили. Машинами новенькими обзавелись, – прокомментировал кто-то с ехидством происходящее вокруг.
К Чалому подошёл замначштаба батальона, пожилой подполковник, мобилизованный, по всей видимости, прямо с кафедры во время лекции, скажем, на тему «Роль окружающей среды в формировании личности индивидуума в условиях постиндустриального социума и технологического вакуума». Он приготовился оголить руку для рукопожатия, но, увидев въевшуюся под ногти почву и чёрные от копоти руки сержанта, передумал это делать и протянул к открытой ладони Чалого свою, не снимая перчаток.
«Вот нами уже и брезгуют», – грустно подумал сержант и, чётко приставив ладонь к виску, развернулся кругом и зашагал прочь, строить оставшийся от караула отряд.
Перед строем появился Близнец.
– Равняйсь! Смирно! Товарищ подполковник, караул выполнил поставленную задачу. Пост сдан. Прошу предоставить двухдневный отдых личному составу и организовать помывку в бане, – говорить Чалому было ещё труднее, как и дышать горлом.
– Щас! Придумал мне тоже! Хорошая шутка на первое апреля. Враг не дремлет! После тебя и помоют, и в чистое переоденут.
Российский дублёр-советник погибшего комбата, Близнец, был выбрит, модно подстрижен, благоухал французским парфюмом, одет в новенькую форму, модернизированный бронежилет, кевларовую каску и весьма категоричен в собственном самодурстве и волюнтаризме в отношении к простым солдатам.
«Мне солдат дороже себя», – сказал великий генералиссимус Александр Суворов. Подполковник Близнец так не считал, и сержант Чалый с горечью убедился в этом в очередной раз, вспомнив, что сегодня действительно первый день апреля – всемирный День дурака…
Грязных бойцов, пропахших порохом, гарью костров, смесью месячного пота и мочи, наспех покормили уже остывшей гречкой без тушёнки, сухарями и простой водой из баклажек. Дим Димыч, Рома Агээсник, Юрваныч с остальными бойцами своей роты отправились на Рогань контролировать трассу Чугуев – Харьков. Взвод снайперов в полном составе, с ними Чалый, Андрюха Кибало и ещё несколько гранатомётчиков, утрамбованных вместе с вещами и оружием, в тесном кузове «газели» под рваным тентом выехали в сторону Суворовки.
Глава третьяСуворовский тупик
Серёга Савин родился и всю сознательную жизнь прожил в Донецке. Военным человеком себя он не видел, вложив свои ученические усилия в копилку инженерных компетенций. Сразу после школы отучился на регулировщика радиоэлектронной аппаратуры. Потом поступил в политехнический университет и на военной кафедре получил армейскую специальность инженера связи. Дальше всё просто: инженер-конструктор, ведущий конструктор. Семья, жена, дочь и мирная жизнь. Когда Донбасс накрыло войной в 2014 году, Сергей не стал брать оружие и становиться в ряды ополчения. Созидатель по своему внутреннему устройству, он считал более важным и правильным оставаться в мирной профессии. Однако, получая повестки из военкомата, безоговорочно отправлялся на различные командно-штабные учения и сборы, которые в республике периодически проводили для мобилизационного резерва. Учеником лейтенант запаса Сергей Александрович Савин был прилежным, азы и теорию военного ремесла усвоил неплохо и, когда война постучала в дверь его дома, без колебаний отправился на мобилизационный пункт.
В 100-й бригаде в условиях хаоса, неразберихи и отчаяния первых дней мобилизации формирование полков, батальонов, рот и взводов шло нервно и не всегда конструктивно. Если с самого начала в приоритете были запасники с боевым опытом, то уже к концу второго дня офицерские штаты комплектовали теми, кто под руку попадёт. «Мужики, кто хочет стать офицером? Подходи! Есть две должности комвзвода и одна – ротного!», «Есть желающие на прапорщика?! Подходи, я записываю!» – «А рядовые подойдут?» – «Подойдут! Лишь бы срочная служба была!» Можно было наблюдать, как рядовые становились взводными, прапорщики – заместителями начальников штабов полков на майорских должностях и так далее, и тому подобное.
Невероятно, но именно в этом ералаше никогда не служивший в армии и даже не принимавший в своей жизни военную присягу лейтенант запаса Сергей Александрович Савин неожиданно для себя и знавших его друзей стал заместителем командира роты. Командиром был назначен настоящий офицер с успешным боевым опытом и позывным Феликс, что соответствовало железному характеру и некоей внешней схожести с первым красным чекистом Дзержинским. Но уже через пару дней мужиков, имевших боевое прошлое, собрали в один ударный кулак и отправили в район Трудовских, в штурмовые отряды. Так Савин начал исполнять обязанности командира роты и заодно приобрёл позывной Сава. Через день был сформирован стрелковый полк, и Савину буквально всучили на очередном (сотом за день) построении списки личного состава сразу двух рот третьего батальона, и до появления российского советника подполковника Близнеца Сава стал командиром батальона в составе двух рот. Такие вот перипетии судьбы в течение недели довели бывшего запасного «пиджака» до старшего командира пусть не полного, но боевого подразделения.
В первой роте командиром одного из взводов поставили некоего Александра Всякого. Не у всякого такая фамилия, которую можно свободно использовать в качестве позывного, но этот взводный назвался Сентябрём, что в дальнейшем стало поводом для разного рода насмешек.
Сам он утверждал, что пришёл из МЧС, где занимал должность круче варёного яйца, соответствующую званию полковника. Позже, рисуя портрет данного персонажа, Сава изображал его весьма подлым, скользким, тщеславным ужом-карьеристом. Ничтоже сумняшеся Сентябрь прилюдно заявлял, что уже готовился стать президентом Украины и только события на Майдане подпортили ему многоходовую партию с самим Ринатом Ахметовым. К подчинённым такие люди по определению не могут относиться по-людски, считая любого ниже себя по званию недостойным не только уважения, но и элементарного снисхождения. Стоит ли сомневаться, что личный состав до последнего старался брезгливо устраняться от общения с этим недоразумением? Даже патологические стукачи-осведомители и подлипалы, умеющие лизнуть вышестоящее анальное отверстие ради близости и особого расположения, во взводе Саши Всякого воротили от него свои подхалимские сусала.