Не успели отогнать «Ниссан» в укрытие, как у блокпоста резко остановилась «Газель» под синим тентом с группой из шестерых бойцов. За ней скрипнула тормозами красная «восьмёрка» с тонированными стёклами, и из неё выскочил маленький косолапо-кривоногий чернявый вояка в солнцезащитных очках на переносице большого горбатого носа. Старший группы быстрого реагирования с позывным Ара сам себя относил к армянской национальности, хотя повадками был больше похож на изгоя цыганского табора, а привычка манипулировать кончиками указательного и большого пальцев под ноздрями выдавала в нём явного «нюхача» белого порошка. Всегда взвинченный, нервно подёргивая правым плечом, Ара обычно выпрыгивал из машины на ходу с короткоствольным автоматом на боку и сразу начинал процедуру осмотра поста и «обнюхивания» личного состава, подозрительно всматриваясь в лицо каждого сквозь непроницаемые черные стёкла очков.
Шимпанзе в цирке смотрелся бы куда милее и забавнее, нежели эта жалкая пародия на героев «Книги джунглей» Киплинга, возомнившая из себя чуть ли не начальника контрразведки целой бригады. Он старался как можно чаще примыкать к командованию полка, держался подальше от огневых позиций, часто зависал вблизи развалов гуманитарки. Не было вечера, чтобы Ара не подъезжал в расположение отдыхавших смен и не продавал бы сигареты из расчёта по… пятьсот (!) рублей за пачку. При этом он, совершенно не стесняясь, горячо убеждал, что за курево отдал свои личные деньги «по четыреста пятьдесят проклятым су… ам спекулянтам», которые, кровопийцы, «засели на складах и наё… вают нас с тобой, брат, мамой клянусь!». Все знали, что это откровенная ложь и полный багажник «восьмёрки» набивался блоками бесплатных сигарет в пунктах гуманитарной поддержки прямо на границе с Белгородской областью. Далековато от боевых позиций, но чего не сделаешь ради дела да на казённом бензине.
Верный прихвостень и водила Лёха Механик был под стать своему маймуноподобному начальнику и даже признавался, что прадед его бабки по мамке был из конокрадов, а сам он вырос среди «ветковской» шантрапы, промышляя с детства по карманам зевак на железнодорожном и крытом рынках Донецка. Лёха по прибытии противотанкового взвода (а он был изначально из этого взвода и даже числился гранатомётчиком) в Суворовку лихо пропетлял между штабистов и вылизал себе местечко при командире группы быстрого реагирования, что было гораздо безопаснее, нежели стоять днём и ночью на самом переднем рубеже, в окопах, в обнимку с гранатомётом.
Ара в привычной манере, размахивая руками, принялся кричать на оторопевшего Савина:
– Ты чё творишь, брат, в натуре? Эй! Ты чё их не раздел догола?! Ты чё их татушки не проверил?! Они, может, «азовцы» или фашисты голимые, брат, а ты их сразу русским передать хочешь?!
Сава, дождавшись окончания слюновыделений из металлозубой полости рта командира ГБР, спокойно парировал, что он свою задачу выполнил и Ара может забирать пленных на своё усмотрение, пока не испортилась погода и не начали летать натовские мины разного калибра. Последняя ремарка оказала отрезвляющее воздействие на наркозависимый рассудок, и группа быстрого «ретирова-ния» спешно покинула пост, предварительно усадив военнопленных в кузов грузовичка.
Не оставив на пленных даже исподнего, Ара с Механиком начали деловито и почти с лютым наслаждением изучать тела обречённых на позор людей. Старика перехватила русская контрразведка, чем лишила доморощенных горе-дознавателей дополнительного садистского кайфа. Из-за дверей подвала, куда завели оставшихся задержанных, доносились непотребный мат на уровне фальцета шестой октавы, различные требования, от «как тебя имя зовут, пидарас, твой мат е…ал» до «назови часть, номер твой и командирский позывной…». Послышались удары, и кто-то со вздохом грохнулся на груду поддонов, наваленных в углу «пыточной». Экзекуция длилась недолго, и, к великому расстройству двух отпрысков кибиточных кочевников, из штаба полка сообщили, что пленных необходимо немедленно эвакуировать в Отрадное, где их уже ожидает конвой ФСБ.
Саве было противно узнать о том, как повели себя Ара и Лёха Механик. Особенно омерзительной представлялась картина отвратительного измывательства над уже опущенными до рабского состояния людьми. Власть всегда сопровождается насилием. Насилие над беззащитными рабами превращает человека в сатанинское чудовище, неспособное к элементарной жалости, жаждущее возвыситься силой над беспомощным, стремящееся подчинить душу сломленного физически. Особенно изгаляются в своей властной безнаказанности люди садистского склада. Они, как правило, завистливы и жадны до власти ради своих несбыточных чаяний встать выше над толпой. Именно над толпой или над стадом, а не над нормальными людьми в обществе, направлять и вести которых к созиданию и развитию могут только избранные, компетентные, достойные. В мирной жизни ни Ара, ни Лёха Механик к категории достойных не относились, а война им предоставила уникальную возможность вывернуть своё трухлявое нутро наизнанку, напоказ. В тот день у них всё получилось. Народ стал относиться к ним ещё брезгливее, еле скрывая откровенное презрение. Сава вообще начал избегать встреч с Арой, дабы не искушать себя выпрямлением горбатого носа последнего собственным кулаком или прикладом автомата.
К слову сказать, на этом история с пленными для Савы и Красногудова не закончилась. Чуть позже бойцов блокпоста вынудили вернуть все трофеи под предлогом демонстрации пленных разведчиков по телевидению во всей боевой амуниции. Затем отобрали и трофейные стволы. Конечно, на словах вышестоящих командиров солдаты отделения Красногудова были героями, и всех представили к заслуженным наградам. Громкие слова остались словами, а медали оказались более нужными кому-то в штабах.
Александр Красногудов слыл человеком крайне эмоциональным и как настоящий командир отделения всегда отстаивал своих бойцов, не давая в обиду «отцам-командирам», которые повыше. Бывало, что и Серёге Саве перепадало от Красного, когда они оставались с глазу на глаз и переходили на повышенные тона.
Несмотря ни на что, Савин прислушивался к мнению товарища, имевшего за плечами не только более солидный жизненный опыт, но и хорошую школу оперативной работы в офицерской должности. Для подразделения, выполняющего комендантские задачи на вновь занятой территории противника, такой багаж знаний полезен и всегда применим. Надо отдать должное Саве, он никогда не строил из себя всезнающего командира-начальника и всегда видел в каждом мало-мальски в чём-либо грамотном бойце помощника и советника, понимая, что на этой войне общее дело – одно на всех и победить живыми можно только сообща, когда знания, навыки и опыт каждого становятся в общем котле подразделения одной большой компетенцией – компетенцией выживания ради победы. Красногудов, по мнению командира взвода лейтенанта Сергея Савина, занимал очень важное место внутри личного состава и относился к выполнению задач не просто ответственно, но и профессионально. А это дорогого стоит.
Война по неписаной традиции забирает тех, кому не повезло, но чаще всего – лучших. Каждый день в шесть утра проводилась смена на позициях. Это уже давно просекли украинские наблюдатели-корректировщики и потому не упускали случая запустить пять-шесть мин в сторону блокпостов в момент пересменки. Во избежание неоправданных потерь было решено меняться не группами, а по два человека, как можно незаметнее пробираясь к месту. Позже обстрелы стали проводиться нерегулярно и в один из солнечных, погожих дней совсем прекратились. Бойцы уже начали привыкать к отсутствию потенциальной опасности, постепенно наступило чувство успокоенности, перешедшее незаметно в беспечность.
Мина в то утро прилетела только одна, разорвавшись прямо на асфальте между блиндажом и огневой позицией гранатомётчика. Красногудов в компании Миши Ковальчука и спецназовца Василия Тутова – Сокола только поменялись и ждали подхода остальных бойцов в десяти метрах от эпицентра взрыва. Мгновение – и всех отбросило под ворота гаража, где хранились боеприпасы. Самым тяжелораненым оказался Красный, которому разорвало правую ступню и локтевой сустав левой руки. Остальные получили небольшие осколочные ранения, но сразу же смогли передвигаться на своих ногах.
«Тапик» на посту не работал из-за перебитого кабеля. Послали СМС (пешего посыльного) в штаб за транспортом. Оперативно перевязали, а единственный шприц-тюбик с дозой «Промедола» вкололи Красногудову, который начал терять сознание и с трудом пытался что-то выдавить из себя немеющим языком.
Приехала «восьмёрка» от ГБР с Лёхой Механиком за рулём. Загрузили только Красного, и машина умчалась в сторону Волчанска, где можно было получить помощь квалифицированных врачей. Бойцы долго всматривались вслед уезжавшему от них командиру отделения, и каждый в душе надеялся, что этот сильный и мужественный человек стойко перенесёт ранения, вполне совместимые с жизнью. Самое главное – что осколки прилетели не в живот и не в голову. Да и протезы сейчас делают такие, что от здоровой ноги не отличить.
Вечером заехал Близнец и на вопросы взволнованных бойцов отвечал с нахальной улыбкой на лощённом от крема лице, что все живы-здоровы, идут на поправку, а Красногудова вообще эвакуировали в Белгород для дальнейшей доставки в Москву… Спустя два-три дня кто-то из штабных ездил на перевязку в больницу Волчанска, где узнал, что туда действительно привозили труп с перебитыми ступнёй и локтем. Врач ещё сокрушался, что на теле несчастного насчитали три следа от укола «Промедола», а это никак не вяжется со временем наложения первой повязки и приезда в больницу. Такое обезболивающее средство вкалывают один раз в полтора-два часа, а машина ехала от позиции не больше часа. Пусть будет полчаса на ожидание транспорта, но даже при таком стечении обстоятельств и потере времени уколов должно было быть не более двух. А их было три… И откуда они появились у водителя ГБР Лёхи Механика, коли даже у санитара роты не было элементарного «Спазмалгона»?