– Эх, Саня, – начинает причитать Семёнов, одновременно покачиваясь телом то вперёд, то назад, – как я твоей матери-то в глаза погляжу? Она же просила за тебя… Ох! Как бы я много сейчас отдал, чтобы ты встал, братишка!
И тут… земля, свалившаяся на половину туловища Семиволоса, начинает как будто шевелиться. У стоящих ближе к телу непроизвольно открываются рты в форме буквы «о». Глаза их потихонечку норовят вылезти из орбит. Лежащее тучное тело издаёт отчётливый бесцеремонный слоновый храп, а левая рука произвольно вылезает из-под живота и начинает рыскать в поисках, видимо, отлетевшей каски. Неведомая сила отшвыривает Сеню от тела Семиволоса, и он, не успев найти опору позади себя, падает навзничь, пытаясь одновременно осенить себя святым знамением и набрать побольше воздуха ртом.
– Вот су-у-ука! – почти фальцетом вскрикивает Семёнов, набрав достаточно воздуха. – Так он же спал! Он всё время обстрела, дрянь такая, харю мочил! Мы тут за него слёзы, бл… ь, льём, а он храпака втыкает!
– Слышь, командир, успокойся. Он, кажись, до сих пор дрыхнет. А ну глянь получше.
Да, Саша Семиволос действительно обладал уникальным даром – засыпать крепчайшим сном во время налёта. И если достаточным условием для этого был сам артобстрел, то обязательным – нахождение Саши в это время непременно в окопе. Причём близость прилётов его абсолютно не трогала. Такая вот защитная функция организма…
Кстати, снайпером он был действительно от бога.
Большинство же бойцов маленького гарнизона Сергея Савы сон даже в свободную от вахты смену начал посещать лишь на третьи сутки, когда организм стал сдавать, а его энергетический заряд садился, как прохудившийся аккумулятор. Вместе с усталостью приходила сначала лёгкая апатия к окружающей суете, потом – пассивная безразличность, и наконец – полнейшая индифферентность к тому, что ты на войне, рядом ложатся снаряды и тебя может просто разметать ошмётками на корм для хищников.
«Да пофиг! Я спать хочу!» – именно эта мысль берёт верх над твоей волей, и суметь встряхнуть себя, выйти из аморфного состояния импотентной хандры в такие мгновения может не каждый. Единственное, что спасает, – ты не один. Есть кому прийти тебе на помощь, растормошить, найти резкие слова, дать в морду, в конце концов. И ты будешь после подобного мордобоя всю жизнь благодарить Бога, что послал тебе в бою такого товарища.
Говорят, при укусе змеи лучшее средство – отсосать яд из места укуса. Если оно недоступно, может помочь товарищ. А если укус придётся в самое сокровенное для мужчины место?..
Вот тут и проявляется настоящая дружба…
Успокойся, дорогой товарищ. Серпентологи и медики категорически запрещают делать подобные спасательные отсосы по причине того, что в месте укуса элементарный яд. А вот трахнуть по засыпающей физиономии во время обстрела или начавшегося боя будет даже очень спасительно и отрезвляюще.
Ранним утром в самых первых числах апреля, когда в расположение подразделения Савы явились Чалый с Андреем Кибало, шикарный коттедж, стоявший на выезде из Суворовки, был битком набит двумя спящими сменами. Бойцы отстояли ночь и только завалились на разбросанных там и сям матрасах со спальными мешками, на кожаных диванах и прочих лежаках.
Это был день личного знакомства Чалого с Сергеем Савиным. Ещё не было разговора о командирской судьбе Славочевского, диспута о месте мужчины в мироздании с Вадимом из Енакиева, не было для Савина и Альберта Асфановича. Были вновь прибывший заместитель командира противотанкового взвода и бывший начальник караула на НП ударной армии на элеваторе в Отрадном сержант Чалый, а также его верный помощник и добровольный ординарец Андрюха Кибало.
Чалый тут же выказал недовольство местом располаги. Особенно не понравилось, что все гуртом в одном месте, которое слишком открыто для корректировщиков противника. Савин отмахнулся, хотя признал, что в последнее время мины стали ложиться как-то всё ближе к зданию и даже разок прилетело в маленький дворик с фонтанчиком, где некогда плескались карпы и караси.
– А куда нам ещё было селиться? Вы видели по дороге огородные нарезы с погребами и сарайчиками? Так их укропы ещё до нас порушили, хотя некоторые погреба до сих пор могут служить хорошими бомбоубежищами. А к местным по квартирам селиться командование запретило. За мародёрство уж очень они переживают.
Перекинувшись ещё парой фраз, решили, что Андрюха пойдёт в другую группу, а Чалому придётся сразу заступать на позицию и принимать курирование левым крылом обороны прямо там, где проходит трасса до самого Харькова и где ещё дней десять назад смертельно ранило Красногудова.
Пытаясь не упасть в разрытые воронки от «Града» и не задеть какой-нибудь хвост неразорвавшегося реактивного снаряда (старьё с советских времён), Чалый с сопровождающим Димой Славочевским в полусогнутом положении подтащили ящик с боезапасом для РПГ-7 к стене высоченного гаража. За ним, метрах в двадцати, – лёжка для гранатомётчика, а рядом – земляная огневая точка для пулемётчика.
– А за этой стенкой что? – поинтересовался, переводя дыхание, хриплым голосом Чалый.
– Так это же гаражи, которые вы видели со двора. Мы просто обошли кругом.
Сержант почуял лёгкий тремор в коленях, и его вытаращенные от удивления глаза даже смутили командира отделения Диму Славочевского.
– Я не понял, воин! Там что? Снаряды и всякая хрень, которая может жахнуть в любой момент?
– Да вы не беспокойтесь. Мы самое опасное положили в смотровые ямы. Они глубокие. Это же была станция техобслуживания КамАЗов.
– Вы меня не поняли, Дима. У меня огневая позиция тут, сразу за углом. Рядом – пулемётчик. Дальше – блиндаж с боекомплектом для «сапога» и ещё четыре стрелка. Самое дальнее расстояние от этой пороховой бочки до края блокпоста – всего двадцать – двадцать пять метров. Разлёт осколков минимальный от РГД-5 – всего двадцать пять метров, от Ф-1 – целых пятьдесят… Я уже не говорю о чём-то более весомом. Может, там и мины противотанковые припасены?
– Привозили пару десятков на прошлой неделе. Не помню точно, но вроде вывезли…
– «Вроде вывезли»?! Твою же мать! Какой дебилоид это всё придумал? Не поверю, что Сава – такой идиот. По крайней мере, на лице интеллект нарисован. Или я ошибаюсь? Только не говори, ничего не говори…
– Понял, понял…
Пауза.
– Бляха-муха! Вот кобелина вражеская! Неужели опять и тут Близнец распорядился?
Дима молча, закрыв глаза, два раза согласно качнул головой, будто артист поблагодарил зрителей.
Чалый почувствовал холодок в спине и пот на ладонях. Плохая примета для человека с хорошей интуицией…
Быть одновременно оборонительной преградой и арсеналом – беспечнее и глупее ситуацию представить на передовой было сложно. Но самым необъяснимым оказалось то, что всё было не просто одобрено, но и сделано по настоянию того самого российского подполковника Близнеца, рассказывавшего на всех углах о «четырёх войнах за плечами». Так и хотелось спросить: «На какой из этих войн в бою прикрывались пороховой бочкой?».
– Чалый, – вместо приветствия сказал сержант и протянул руку бойцу, расположившемуся в некоем подобии земляной огневой точки, среди ящиков с патронами.
– Валера, – ответил воин и протянул руку в ответ, отложив в сторону ПКМ.
– Твоя лёжка? – указал стволом автомата Чалый на место, откуда встал пулемётчик.
– Ага, она самая, – улыбаясь, ответил Валера.
Чалый осмотрел «лежбище» и перевёл взгляд на небольшую ямку левее, в которой при обстреле возможно скрыться от осколков, но взрывная волна могла бы вырвать лежащего вмиг, случись она метрах в десяти, не больше.
– Это что же за выемка такая вдоль асфальта? Неужто ячейка для гранатомётчика? – уже открыто смеясь, спросил Чалый.
– До тебя тут Сашка был. Так он не успел дорыть. На похороны в Донецк свалил. Мамка у него умерла, – ответил Валера, раскладывая какой-то дежурный бушлат, чтобы, очевидно, улечься на него.
– И что? А в других сменах гранатомётчиков нет? Или все этого Сашку ждут, когда он докопает?
Валерка уже лёг на спину, заложив ногу за ногу и руки за голову, и, кажется, не обращал внимания на вопросы Чалого.
Сержант, не дожидаясь помощи, на карачках затащил заряды в борозду, задуманную, скорее всего, как соединительный окоп между пулемётным гнездом и ячейкой гранатомётчика. Зло сплюнул и коротко выругался в сторону неведомого и незнакомого ему Сашки-гранатомётчика, наверняка заливающего сейчас водкой семейную драму где-то в Донецке.
«Это же надо так покуистически относиться к собственной жизни», – подумал старый солдат и принялся высматривать поблизости лопату и что-то наподобие кирки или лома.
Каска всё время сваливалась набок, бронежилет также не очень способствовал работе, но уже через полчаса выемка вполне себе углубилась ещё на полметра, и это оказалось весьма кстати.
Чалый присел на дно окопчика и уже достал изрядно помятую и подсыревшую сигаретку «Примы», как услышал звук выстрела из чего-то, похожего на миномёт.
– Выход! – крикнул кто-то с противоположной стороны дороги и тут же добавил: – Мины!
Раз, два, три, четыре… Свист, бах!
– Выход!
Раз, два, три, четыре… Свист, бах!
– Ещё выход!
Раз, два, три, четыре… Короткий свист, ба-ба-бах!
И как это в такие минуты в уже немолодом человеке проявляется талант гуттаперчевости, позволяющий ему свернуться не то что в бараний рог, а прямо-таки в положение самого раннего созревания, называемого эмбриональным?
Чалому это удалось, несмотря на бронежилет поверх зимнего бушлата и ещё достаточно небольшое по глубине и ширине земляное укрытие. Вспомнил, что автомат остался где-то в стороне от окопчика, когда он пытался зарыться глубже буквально за мгновения до обстрела. Мысленно поблагодарив себя за службу, Чалый принялся вспоминать молитвы, которым ещё с детства его учила бабушка. К его удивлению, сам вспомнил с десяток сур из Корана и начал их читать не переставая, одну за другой, не забывая отсчитывать про себя секунды после каждого выхода. Главное – чтобы после выстрела послышался свист: это не твоя мина, верхом пошла. Худо дело, когда без свиста шандарахнет в нескольких метрах. Если к следующему выстрелу прицел вражеского миномёта не собьётся, то жизнь твоя будет висеть на соплях, и никто гроша ломаного не даст за твоё спасение. Вот тут начинаешь верить неистово в Спасителя, и других шансов у тебя нет по определению.