Колонна, оказавшаяся неожиданно для себя под обстрелом неизвестно откуда взявшихся БМ-21, пыталась рассредоточиться, но тщетно водители БМП и БТР искали лазейку в образовавшемся огненном котле. Одного пакета РСЗО «Град» обычно достаточно для завершения ратного пути куда более длинных и мощных по вооружению колонн.
– Вот ни х…я себе подарочки! – страшно удивлённый и находясь в состоянии почти полной остолбенелости, произнёс вслух Миша Ковальчук, когда наконец стряхнул с непокрытой головы целую горку земли с песком. – Предупреждать же надо, братцы!
Приподнявшись, он выглянул на дорогу. Всё горело: остатки танка, бронемашин, кусты вдоль дороги, раскоряченные трупы. Красно-чёрный стяг с разломанным древком валялся рядом с Ковальчуком… И никого в живых, если не считать сидящего на обочине Блондина, обхватившего голову обеими руками и нудным мычанием напевавшего какой-то унылый мотив…
В помещении штаба царило воодушевление. Нежданно-негаданно невесть откуда сработавшая русская реактивная артиллерия посеяла радостные нотки в уже погасшем настроении остатков некогда третьего батальона под командованием Сергея Савина.
«Возможно, что доехавший до штаба Близнец, чувствуя свою вину перед бойцами, всё же добился от ракетчиков открытия огня по окраине Суворовки. Хотя огонь вполне мог оказаться “дружеским”, и под ним погибли бы все наши, не говоря уже о мирном населении. Тогда и не было бы позора в поведении подполковника. Что ты можешь доказать без свидетелей? А вдруг я зря грешу на человека? Осознал, стало стыдно. Решился и сделал хорошее дело. Он же русский офицер, а они своих не подставляют. Это точно он помог. Пусть так будет для всех. И мне так думать проще», – такие мысли бродили в голове лейтенанта Савина, всё ещё верившего в наивысшую справедливость бытия, когда на первый взгляд подонок, как бы себя ни вёл по жизни, в конце концов остаётся человеком, готовым прийти на помощь в безвыходных обстоятельствах. Даже если это не так, хочется соврать самому себе и постараться в это поверить. Так действительно легче жить.
Зашёл Витязь. Кинул офицерский планшет на покрытый извёсткой стол, уселся на скрипучий стул. Закурил. Достал тонкую коньячную фляжку из-под бронежилета. Протянул Саве. Тот не отказался. Отпил и вернул Витязю.
– Слушай, Серёга, а ты не видел командира снайперского взвода Диму?
– Хрен его знает. Спроси что полегче. У меня с утра в голове такая сумятица. За один только день то обороняемся, то отступаем, то наступаем, то сидим в окружении, тут ещё русская арта откуда ни возьмись – чуть нас же не закопала заодно с укропами… Командование сбежало, связи нет. Сидим как в кино: «Я крэпость, я крэпость. Прошу подкрапленья!».
– Так там наших ещё двадцать семь человек – снайперов.
– Где «там»? Говори яснее.
– В Мамонтове, твою мать! В Мамон-то-ве!
Сава дотронулся до лба ладонью и провёл вниз по лицу, словно стирая пот.
– Ещё утром мне показалось, что там бой начался одновременно с нами. Я слышал разрывы и гул брони. Автоматная очередь была, другое стрелковое оружие работало. А потом тут так закрутилось, что я и забыл про них.
– Так ты их командира не видел?
Сергей высунул голову в коридор и выкрикнул:
– Кто видел лейтенанта Диму из отдельного снайперского?
– Так он же раненый был. Его в «газель» загрузили и увезли вместе со всеми, – выкрикнул кто-то из темноты.
Витязь, услышав ответ, немедленно встал и засобирался.
– Ты куда, Витёк? – спросил Сава, хотя только что сам хотел послать кого-нибудь в Мамонтово.
– Догадайся с трёх раз, лейтенант! Там почти три десятка мальчишек, от первого до последнего курса института, без старшего, без пулемёта и без опыта. А ты слышишь хоть один выстрел оттуда? А до Мамонтова всего-то три километра. Я пошёл. Дай мне пару бойцов.
– Бери на своё усмотрение. Вон Могила – знатный гранатомётчик. Правда, с трубами у нас полный швах. Трындец подкрался незаметно, хоть виден был издалека.
– Разберусь, – бросил Витязь через плечо, уже вылетая из кабинета наружу.
Дверь не успела закрыться, как в кабинет вошёл Миша Ковальчук. Грязный, в оборванной разгрузке, с автоматом наперевес и с широченной улыбкой во всё чумазое лицо. Поздоровался ополченческим верхним рукопожатием и похлопыванием по спине.
– Где Блондин? Жив? Где остальные? Гур, Хома, Бомбалелло?
– Нет, командир, никого не нашёл. Видать, в плену. Трупов нет. Только оружие, разбитое в хлам. А Блондин тут. Я его положил в укромном местечке. Пусть отдохнёт. Он такое пережил сегодня, да и оглушило его маленько…
– Конечно, отдохните. Ночью выдвигаться будем. Патроны там, в углу. Полцинка должно быть. Возьми всё. А теперь спать иди.
Ковальчук вышел. Сава подсветил циферблат. Часы показывали двадцать один ноль-ноль…
Витязь приказал не светить в темноте фонариками. Безалаберный Дорошилов и так его не имел, а Могила был человеком достаточно исполнительным и требовательным к самому себе, чтобы ослушаться офицера-командира. Два месяца войны сделали из бывшего бомжа пусть не героя в стиле Рембо, но всё же стойкого солдата, без лишних разговоров способного выполнить любой приказ.
Шли сначала вдоль заборов и штакетников, ориентируясь на убывающую луну, которая уже не могла предательски выдать человека, пробирающегося в темноте. Странная тишина настораживала Витязя. С утра был бой, слышались дизельные двигатели, хлопки от взрывов, автоматные и пулемётные очереди, отдельные выстрелы из винтовок. Выстрелов было не так много, хотя в обороне сидело двадцать семь бойцов, большинство которых – с винтовками Мосина, а с пяток – со снайперскими винтовками Драгунова. Чем и как долго они оборонялись? Возможно, ушли, но почему не на штаб?
Рассуждения в пути порождали новые вопросы, пока не дошли до крайнего дома. За ним начинался небольшой склон с последующим долгим подъёмом до молодой хвойной лесопосадки. Окопы, как слышал ранее Витязь, Близнец приказал рыть в самой низкой части балки, то есть перед подъёмом, а не на вершине высоты. Логику понять было трудно, но тогда Витязь посчитал, что в этом есть какая-нибудь сермяжная правда «многоопытного фронтовика» Близнеца.
Дальше двинулись по-пластунски, пытаясь разглядеть в почти непроглядной тьме что-либо, напоминающее бруствер окопа, условный редут или хотя бы насыпь вырытой земли.
Первым рыхлую мягкую насыпь нащупал Могила.
– Командир, тут вроде что-то есть, – вполголоса обратился Истомин. – Не пойму: то ли свежая могила, то ли землю перекапывали.
– Витязь, здесь окоп обвалившийся, – вдруг послышался голос Дорошилова. – Ползите сюда. Тут тело…
Это действительно было то место, куда после приезда из Отрадного поставили взвод снайперов защищать северное крыло обороны Суворовки. А правильнее сказать – бросили и забыли, иногда, раз или два раза в день, доставляя горячее питание из консервов. Жили они прямо в окопе, соорудив нечто похожее на хижины, покрытые чем попало, но уж точно не бетонными плитами, чтобы считаться надёжным укрытием. Спальных мешков не хватало, но несанкционированный поход по заброшенным хатам обеспечил замерзавших апрельскими ночами молодых солдат одеялами и матрасами. Командир взвода Дима, однажды завезя личный состав на позицию, оценил «комфорт» и без объяснений вернулся в расположение комбата, дабы вовремя знать все исходящие приказы и вводные поручения штаба полка. А вдруг война закончится, а они тут в окопах время зря изводят…
Ночная темень уже не томила Витязя и бойцов. Они могли не только различать силуэты на фоне скудного лунного освещения – каждый видел всё, что было на расстоянии пяти и более метров.
Дорошилов и Витязь, имея опыт войны, могли максимально похоже представить трагедию, которая произошла на этом месте ещё утром. Даже не в первую половину дня, а именно ранним утром, когда усиленная бронёй украинская ДРГ попыталась захлопнуть весь суворовский батальон разом со всех трёх направлений.
На высотке снайперы обязательно должны были выставить дозор, и если это так, то часовые погибли первыми. Как это произошло, были ли они на посту, бодрствовали или нет в период дежурства, но факт остаётся фактом: находившихся в первом окопе солдат расстреляли практически в упор ещё спящих. Витязь сразу так заключил: ни на одном из шести убитых не было бронежилета или разгрузки. Да и лежали все как-то аккуратно, как в тихий час в детском саду.
– Всех пристрелили через глушители, – тихо констатировал Виктор. – Думаю, наверху мы найдём трупы часовых. Что там во втором окопе?
Переместились в сторону, и стало понятно, что здесь прошёлся танк, буквально раздавивший вторую линию окопов траками, зайдя сбоку.
– Сначала их забросали гранатами, а потом танк прошёлся, – включился Дорошилов. – Вот следы гусениц. Это танковый след. Глубокий от тяжести. Командир, там, внизу, пацаны лежат. Может, вызовем наших и выроем?
– Дай подумать. Может, я ошибаюсь, но не все тут погибли. Их было двадцать семь. В первом окопе – шесть трупов. Допустим, двое часовых – наверху. На этом клочке зарытого танком окопа могли находиться человек пять, не больше. Где ещё полтора десятка? А точнее, четырнадцать человек?
Не хотелось в это верить, но ничего другого, кроме плена, в голову не приходило. Иначе оставшиеся в живых просто не могли не пойти к своим командирам и товарищам в посёлок, в штаб.
– Сейчас же уходите обратно. Доложите Савину, что я сам принял решение провести разведку. Попробую узнать судьбу ребят и вернусь. Скажите Саве, что ради меня задерживаться не стоит. Людей сюда не приводите. Мы пацанам уже не поможем, а себя подставлять нельзя. Уходите. Всё! Это приказ! Шагом марш!
Обнялись разом втроём. Истомин и Дорошилов подождали, пока фигура Витязя не исчезнет в темноте, и тронулись в направлении Суворовки…
Обстоятельства оставшихся в батальоне семидесяти человек, находившихся за стенами разрозненных полуразрушенных зданий центральной усадьбы бывшего агрокомплекса, были незавидными. Посёлок пока нельзя бы