Мы могли бы рассмотреть и рассказы об «отверзании ушей глухих», «исцелении хромых», «развязывании языка немых», – и снова найти в каждой из этих категорий не повествование о сверхъестественных событиях, а мессианские знаки. Евангелия необходимо читать в их подлинном свете. Это не исторические воспоминания, но утверждение общины верующих о том, что свет Царства Божьего забрезжил в Иисусе. Образ целостной человеческой жизни – самое сердце опыта Иисуса. Не случайно эта цельность сопровождает Иисуса повсюду: слепые видят, глухие слышат, хромые ходят, а немые поют. В раскрытии смысла историй об исцелении мы находим новую призму, сквозь которую можно смотреть на Иисуса. В нем видели исполнителя мессианской роли мифического «Сына человеческого». Он же открыл людям глаза на то, какой могла бы быть их жизнь. В этом и сила Иисуса. И чтобы быть его учениками, нам нет нужды притворяться, будто мы верим в сверхъестественное. Нам следует лишь увидеть нашу жизнь такой, какой она могла бы быть, – и то, что человек Иисус способен открыть нам на это глаза, дает нам совершено по-иному воспринимать божественное.
8 Воскрешал ли Иисус умерших?
Иисус:Воскреснет брат твой.
Марфа: Знаю, что воскреснет в воскресение, в последний день.
Иисус: Я – воскресение и жизнь.
Марфа: Я верую, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир.
Читатели мои! Хотите четкий и ясный ответ на вопрос, поставленный в названии главы? Услышьте же четко и ясно: «Нет!» И все же в Евангелиях есть три рассказа об Иисусе, возвращающем к жизни умерших. Это дочь начальника синагоги Иаира, сын вдовы из Наина и Лазарь. Первое, что следует сказать по поводу этих трех эпизодов: воскрешение сына вдовы встречается только у Луки, воскрешение Лазаря – только у Иоанна, и лишь воскрешение дочери Иаира входит во все три синоптических Евангелия – от Марка, Матфея и Луки. Если бы столь невероятные события и правда имели место, трудно представить, чтобы они не произвели величайшую сенсацию. Да все только о них бы и говорили! В этой главе я рассмотрю каждую из этих поразительных историй, которые на первый взгляд предстают как сверхъестественные чудеса, бросающие вызов смерти, но при более глубоком рассмотрении оказываются символами, предназначенными авторами Евангелий для толкований, но только не для буквального прочтения.
Начнем с того, что в отличие от исцеления разных телесных болезней тема воскрешения мертвых, как кажется, не входила изначально в мессианские ожидания евреев. Возникает даже серьезный вопрос, означало ли воскрешение Иисуса его возвращение к жизни в этом мире, но я освещу его более подробно в главе, посвященной Пасхе. Пока же позвольте пролить свет на три рассказа о воскрешении мертвых, начиная с дочери начальника синагоги.
Три версии этой истории имеют достаточно общих черт, чтобы признать их описаниями одного и того же события, однако существенны и различия. Во-первых, все три синоптических Евангелия называют девочку, с которой произошло чудо, дочерью начальника синагоги. Во-вторых, каждая из версий делится на две части: ее прерывает рассказ о женщине, страдавшей хроническим кровотечением. В-третьих, во всех трех случаях Иисус говорит о девочке, что та не умерла, но спит (Мк 5:39, Мф 9:24, Лк 8:52).
Различия между тремя версиями несколько тоньше. Во-первых, Марк и Лука называют имя начальника синагоги – Иаир. Матфей его опускает. У Марка и Луки Иисус входит в комнату девочки в сопровождении Петра, Иакова и Иоанна. У Матфея – один. Матфей, в отличие от Марка и Луки, опускает ту часть истории, в которой Иисусу, еще не пришедшему к дому начальника синагоги, сообщают, что девочка уже умерла. Возможно, Матфей сильнее, чем другие евангелисты, хочет заострить внимание на предположении Иисуса о том, что девочка не умерла, но спит, и тем сбавить чувство изумления, которым пронизаны тексты Марка и Луки. Наш первый вывод: Матфей, судя по всему, не соглашается с остальными в вопросе чудесных элементов истории. Это само по себе необычно: выше мы отмечали, что в других частях своего Евангелия Матфей обычно склонен усиливать чудеса и даже добавлять к ним новые поразительные детали.
Воскрешал ли Иисус умерших? Услышьте же четко и ясно: «Нет!»
Попробуем найти прообразы данной истории в еврейском Священном Писании. Неудивительно: самое близкое «попадание в цель» обнаруживается в цикле рассказов о Елисее (4 Цар 4:18–37). И в истории Елисея, и в евангельском рассказе речь идет о воскрешении ребенка. В обоих случаях целители (Елисей и Иисус) находятся далеко и должны пройти к месту назначения. В обоих случаях еще до их прибытия встает вопрос, умер ли ребенок. В обеих историях между целителем и ребенком имеет место физический контакт: Иисус взял девочку за руку, Елисей «лег над ребенком, и приложил свои уста к его устам», чтобы вернуть его к жизни. Это телесное прикосновение весьма знаменательно: согласно Торе, любой физический контакт с мертвым телом, даже для священника, делает человека ритуально нечистым на семь дней (Чис 19:11) и требует очистительных действий на третий день, чтобы нечистота не продлилась. В обеих историях целитель возвращает живого ребенка родителям. В обоих случаях «дух» ребенка восстановлен: в рассказе о Елисее это символизируется семикратным чиханием, а в Евангелии от Марка – замечанием, что девочка встала с постели, начала ходить и есть. Между двумя преданиями – очевидная связь. Авторы Евангелий используют историю Елисея для выражения собственных идей. А это означает, что данное повествование следует читать главным образом не как рассказ о чуде, но как попытку истолковать образ Иисуса сквозь призму Елисея, одного из героев еврейского прошлого.
Вторая аналогичная история, встречающаяся только у Луки – рассказ о том, как Иисус воскресил сына вдовы из селения Наин (Лк 7:11–15). Первое: он снова отсылает нас к теме, игравшей столь важную роль в предыдущей главе, а именно к тому, что чудеса исцеления воспринимались как знаки пришествия Мессии. Когда посланцы Иоанна Крестителя спросили Иисуса от его имени: «Ты ли Грядущий?», Иисус ответил ссылкой на мессианские знамения, которые, по словам Исаии, должны сопровождать пришествие Царства Божьего. Однако Иисус добавил к ним еще два: их не было в перечне Исаии, но впоследствии они стали характерной отличительной чертой христианской общины – «мертвые восстают» и «нищим благовествуется». Идея, что воскрешение мертвых служит одним из признаков грядущего Царства, не представляла проблемы для Матфея: он еще до того рассказал, как Иисус воскресил дочь начальника синагоги. А вот Лука приводит этот эпизод в своем Евангелии позже, и у него Иисус, отвечая Иоанну, вряд ли мог сослаться на воскрешение мертвых как на одно из мессианских знамений, отмечавших его жизнь, ведь до сих пор в тексте Луки о таком не было ни слова. Поэтому Лука приводит рассказ о воскрешении сына вдовы в Наине – и сразу переходит к эпизоду с Иоанном Крестителем.
Следуя нашей обычной процедуре, задаем вопрос: есть ли какая-либо аналогичная история в еврейском Священном Писании, которая могла бы послужить прообразом для рассказа о воскрешении из мертвых сына вдовы? Оказывается, есть! И неудивительно: мы снова находим ее в цикле рассказов об Илии и Елисее, из которого так обильно заимствовали евангелисты. Но на сей раз целитель – не Елисей, а Илия (3 Цар 17:17–24). Между преданием об Илии и историей Луки много общих черт. В обеих историях умерший – единственный сын вдовы. В обоих случаях юноша лежит распростертым на погребальном ложе. В обоих рассказах целитель взывает к помощи Бога. В обеих историях сын возвращен матери живым. В обоих случаях воскрешение из мертвых вызывает пророческие притязания: об Илии говорится, что в его устах «слово Господне истинно», а об Иисусе – что «великий пророк восстал между нами, и Бог посетил народ Свой». Полагаю, мы опять приходим к уже знакомому выводу: эти повествования предназначались не для того, чтобы зафиксировать чудесное, вызывающее благоговейный трепет событие, но чтобы объяснить конкретное действие Бога через Иисуса. Этот евангельский эпизод утверждает, что в Иисусе присутствует новый Илия, – эта тема главенствует у Луки, и он рассматривает ее с нескольких разных точек зрения, о чем я подробнее скажу ниже.
Это подводит нас к последней из евангельских историй о воскрешении мертвых, пожалуй, самой известной и вместе с тем до сих пор самой загадочной – о воскрешении человека по имени Лазарь (Ин 11:1–57). Начнем, опять же, с фактов.
Евангелие от Иоанна определяет Лазаря как брата Марии и Марфы. Мария и Марфа представлены в Евангелии от Луки как две сестры, и живут они в Вифании, селении в окрестностях Иерусалима (Лк 10:38–41). Однако в этом более раннем Евангелии нет никаких указаний на то, что у этих сестер мог быть брат. Такое новшество появляется только в четвертом Евангелии. Евангелия не раз упоминают Вифанию как место, где часто останавливался Иисус. Именно в Вифании Иисус и ученики провели неделю, впоследствии получившую название Страстной (Мк 11:11–12). Там же, в одном из домов Вифании, неведомая женщина помазала Иисуса миром из алебастрового сосуда (Мк 14:3, Мф 26:6). Иоанн позже отождествляет этот дом с домом Марии, Марфы и Лазаря (Ин 12:1–3). Именно из Вифании Иисус распоряжается приготовлениями к Тайной Вечере (Лк 19:29). Также Вифанией называлось место крещения Иисуса (Ин 1:28). И в истории о воскрешении Лазаря место действия – снова Вифания.
Детали этой истории, рассказанной только у Иоанна, поражают воображение. Иоанн начинает повествование со ссылки на то, что именно Мария, сестра Лазаря, «помазала Господа миром и отерла ноги Его волосами своими» (Ин 11:3). Проблема только в том, что Иоанн приводит рассказ о помазании только в следующей главе – иными словами, тут он явно забегает вперед! В истории о воскресении Лазаря его сестры, Мария и Марфа, когда их брат заболел, посылают за Иисусом. Иисус сознательно выжидает два дня, прежде чем ответить на их настоятельную просьбу, сказав, что «болезнь эта не к смерти, но во славу Божию, чтобы прославлен был Сын Божий чрез нее» (Ин 11:4). Лишь затем Иисус отправляется в Иудею, несмотря на напоминание учеников, что еще не так давно враги там пытались побить его камнями. Иисус загадочно намекает на то, что он – «свет мира» и ночная тьма не может служить ему препятствием. Затем он сообщает ученикам, что Лазарь уснул и что он собирается его разбудить. Ученики, понявшие его в прямом смысле, отвечают: раз уснул, значит, будет спасен, и Иисусу незачем подвергать себя опасности. Тогда Иисус прямо заявляет: «Лазарь умер» (Ин 11:14). Фома, впервые представленный здесь Иоанном, говорит остальным: «Идем и мы, чтобы умереть с Ним» (Ин 11:16).