шимся нечистыми, чтобы снова вернуть жертве нечистоты прежнюю целостность. Это ли не подлинная суть Йом-Киппура, Судного дня! В те времена ничего не было известно ни о микробах, ни о вирусах как о физической причине болезни; любая болезнь рассматривалась как наказание за грех, а умственная болезнь – еще и как одержимость злым духом. Для такого еврея, как Левий, сама по себе работа на нечистых язычников должна была сделать его ритуально нечистым. Во всех этих случаях Иисус изображается вторгающимся в сферу сил зла, очищая, избавляя и искупая жертв, пойманных в его ловушку. Весть Йом-Киппура – общая тема этих историй, и она вполне соответствует теме данного дня в литургическом году.
Следуя дальше назад к началу еврейского литургического года и минуя Йом-Киппур, мы обнаруживаем, что всего за десять дней до него, в первый день месяца тишри, Левит предписывает празднование Рош ха-Шана, или еврейского нового года (Лев 23:23–25). На этот десятидневный период должны прийтись одно или два субботних чтения из Евангелия от Марка, и, продолжая перелистывать Евангелие назад, мы находим достаточно материала в стихах 16–45 из главы 1, чтобы охватить их. Здесь говорится о призвании первых учеников, о признании личности Иисуса демонами, об исцелениях, совершенных им на родине (в том числе тещи Петра) и о его растущей славе в обществе.
И у нас остается вступительный рассказ Марка (1:1–15), который, если наша теория верна, должен соответствовать празднованию Рош ха-Шана. Еврейский новый год отмечался трубными звуками шофара перед собранием людей, как провозглашение близости Царства Божьего и призыв к людям подготовиться к его скорому наступлению. И что же мы находим во вступительных стихах Марка? Это рассказ об Иоанне Крестителе, человеческом[57]шофаре, из пустыни призывающем людей подготовиться к приходу Господа и возвещающем о скором явлении того, кто установит Царство Божие. Иоанн собирает вокруг себя людей, которые приходят к нему, чтобы получить крещение в водах реки Иордан в знак покаяния и готовности к близкому Царству. Он описан как предтеча того, кто идет за ним. Лишь для того, чтобы удостовериться, что его читатели понимают, о ком говорит Иоанн, Марк в этом месте своего повествования впервые представляет Иисуса. Он и есть тот, кому предстоит крестить не водой, а Духом Святым. Иисуса крестят, Дух спускается на него, как голубь, а голос с неба объявляет его Мессией, maschiach, Сыном Божиим. Идеальная весть для Рош ха-Шана!
Очевидно, принцип организации, стоящий за Евангелием от Марка, – не память и не история, а изложение рассказов об Иисусе, соответствующих еврейскому литургическому году – тому самому литургическому году, которому следовали и первые ученики Иисуса, бывшие прихожанами синагоги. Когда задумываешься над этим, соответствие оказывается полным, а порядок очевидным. Первое Евангелие было составлено так, чтобы у учеников Иисуса – «последователей Пути» – имелись в запасе истории о нем, которые можно было прочитать в день субботний, даже когда они все еще поклонялись Богу в синагоге.
Почему же текст Марка настолько короче, чем у Матфея и Луки? Марк приводит для учеников истории Иисуса, охватывающие только субботы между Рош ха-Шана и Пасхой – то есть в течение шести с половиной месяцев календарного года. Почему как Матфей, так и Лука испытывали потребность расширить повествование Марка – и оба так и поступили? Чтобы снабдить учеников Иисуса чтениями на весь год. Если эта гипотеза верна, мы должны найти подкрепляющие ее доказательства в двух более поздних Евангелиях. Полагаю, мы можем.
Для начала отметим: Матфей перегружает начало своего Евангелия. Если сравнить, то мы выясним, что начиная с главы 13 Матфей следует за Марком почти неукоснительно. Если перед Матфеем стояла задача заполнить чтениями субботние дни между Пасхой, когда читалась история Воскресения, и Рош ха-Шана в конце сентября, ему нужен был материал на пять с половиной месяцев. Посмотрите, как он решает эту задачу. Если Марк начинает с крещения Иисуса, то Матфей – с длинной генеалогии, которая вместе с рассказом о Рождестве занимает две главы, и переходит к тому, как Иоанн крестил Иисуса, только в главе 3.
Затем, в главе 4, он разворачивает историю искушения в пустыне, изложенную у Марка всего в одном стихе, в полноценную драму с подробным описанием каждого из трех искушений. Главы 5, 6 и 7 содержат обширный раздел поучений Иисуса, собранных в Нагорную проповедь. К тому моменту, когда Матфей доходит до главы 11, настает время Рош ха-Шана, однако он уже ранее использовал историю Марка об Иоанне Крестителе, связанную с этим праздником, – видимо, он не мог приберечь ее для Рош ха-Шана, потому что крещение Иисуса должно было состояться в самом начале его общественного служения. Как же поступает Матфей? Используя «обратный кадр» в духе Сесила Демилля, он снова представляет нам Иоанна Крестителя, дополнив историю Марка об Ироде, заключившем Иоанна в темницу. Именно в этом эпизоде, и только у Матфея и Луки, Иоанн из темницы отправляет сообщение Иисусу, спрашивая, он ли «Грядущий», то есть ожидаемый Мессия. Иисус отвечает словами из Ис 35, которые мы уже рассмотрели выше в главе, посвященной чудесам исцеления. Он перечисляет признаки наступающего Царства, которые, как он утверждает, уже окружают его: слепые видят, глухие слышат, хромые ходят и немые поют. Это и есть весть Рош ха-Шана, знаки, по которым люди видят, что Царствие Божье уже близко. Выбор времени на литургическом календаре изящен.
Есть еще один очевидный признак в Евангелии от Матфея, тесно связывающий его с еврейским литургическим годом и дающий убедительное доказательство того, что Матфей также использовал его в качестве принципа организации своего повествования. Евангелие от Марка содержало чтения только от Рош ха-Шана до Пасхи, и он не учел один из важнейших иудейских праздников – Шавуот, или Пятидесятницу, который отмечался на 50-й день после Пасхи. В этот день евреи вспоминали дарование Моисею Закона на горе Синай, и он был ознаменован непрерывным суточным бдением. Самый длинный псалом в Псалтири, Псалом 118/119, был составлен как гимн красоте и чудесной силе Закона и читался на бдении. В Псалме 118/119 есть вводная строфа из восьми стихов, причем первые два стиха в ней начинаются со слова «Блаженны». За ним следуют восемь отрывков из 24 стихов, каждый из которых поделен на три строфы. Это означает, что каждой части псалма соответствовала одна из восьми трехчасовых частей непрерывной двадцатичетырехчасовой службы. Когда Матфей доходит до времени Шавуот, какое содержание он вкладывает в свое Евангелие? Это Нагорная проповедь, занимающая три главы и явно скопированная с Псалма 118/119. Нагорная проповедь открывается вводной строфой из восьми стихов, все из которых начинаются со слова «Блаженны». Мы называем эти стихи заповедями блаженств. Затем Матфей добавляет восемь отрывков – краткие комментарии по поводу каждого из блаженств в обратном порядке. Во всей Нагорной проповеди Матфей представляет Иисуса как нового Моисея, на новой горе дающего новое толкование Торы. Соответствие едва ли могло быть более точным.
Если обратиться к Луке, доказательства уже не так очевидны: община, для которой он пишет, состояла из евреев диаспоры и прозелитов, бывших язычников, соблюдавших порядок еврейского литургического года далеко не столь неукоснительно, как более традиционная община Матфея. У них не было ни непрерывных суточных бдений, ни восьмидневных торжеств, присущих еврейским общинам старого толка, но общая модель тем не менее присутствует.
Исследуя текст Луки подробно, мы обнаруживаем, что он также перегружает начало своего Евангелия еще более пространным рассказом о Рождестве и еще более длинной генеалогией. Он также расширяет историю крещения Иисуса, включая в нее значительную часть проповеди Крестителя. Когда Лука доходит до праздника Шавуот, или Пятидесятницы, он развивает эпизод, где Иоанн Креститель говорит: «Я водою крещу вас; идет же Сильнейший меня… Он будет крестить вас Духом Святым и огнем» (Лк 3:16). Вспомним, что Лука намерен дать исчерпывающий рассказ о христианском понимании Пятидесятницы в главе 2 Книги Деяний. Самым большим даром Бога еврейскому народу было ниспослание ему Торы на горе Синай. Именно это событие евреи отмечают в день Пятидесятницы. Лука, находившийся под влиянием Павла, утверждает, что самый большой дар Бога христианам – ниспослание Святого Духа. В Книге Деяний он переосмысливает еврейскую Пятидесятницу, связывая ее содержание со Святым Духом. И как раз в нужном месте своего Евангелия он заставляет Иоанна Крестителя указать на историю Пятидесятницы. Когда Лука добирается до Рош ха-Шана, он, как и Матфей, повторно представляет Иоанна Крестителя в темнице и перечисляет признаки наступающего Царства из Ис 35. Теория, что в основе организации этих Евангелий лежит литургический год синагоги, раз за разом подтверждается.
Есть еще одно место, в котором Лука показывает, что его порядок повествования определен литургическим годом евреев. Только у Луки после короткого ретроспективного эпизода с Иоанном Крестителем на Рош ха-Шана рассказывается история женщины, омывающей ноги Иисуса (Лк 7:36–50). В этой истории немало примечательного. Во-первых, странно место ее действия. И у Марка, и у Матфея эта история отнесена к последней неделе жизни Иисуса (Мк 14:3–9, Мф 26:6–13). В обоих случаях она происходит в Иерусалиме, в доме Симона-прокаженного. Имя женщины не названо, ее поступок не считается скандальным, а мотив, побудивший ее помазать тело Иисуса перед погребением, удостаивается похвалы. Однако у Луки этот эпизод происходит в доме Симона-фарисея, что предполагает окружение из более строгих поборников морали. Помазание отнесено не ко времени Распятия, но к началу галилейского периода служения Иисуса. Поведение женщины, в отличие от Марка и Матфея, представлено как заведомо греховное. Она была «известна в городе как грешница» – синоним для проститутки. Она гладит ноги Иисуса. Только в этой версии истории, по крайней мере, среди синоптических Евангелий, женщина омывает его ноги слезами и отирает их своими волосами. Ее безнравственность отмечена людьми за столом. Иисуса попрекают: «Если бы Он был пророк, знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему» (7:39). Иисус, позволив этой нечистой женщине дотронуться до себя, сам в глазах других становился нечистым. Так что же пытается сказать Лука, изменив место действия и подчеркивая порочность женщины?