И снова нам придется соскоблить образ Иисуса как посланного с небес спасителя и взглянуть на отголоски его поступков, так живо свидетельствующих о его подлинной человеческой личности. Он вовлек самаритянку у колодца в разговор о богословии, природе Бога, литургии и надлежащем способе поклонения Богу. Так он явил уважение, вернул ей чувство собственного достоинства и позвал ее к новому осознанию того, что такое быть человеком.
Тот, кто смотрит на другого как на ущербное существо, сам делается ущербным
Другие евангельские рассказы подтверждают этот революционный и вместе с тем в высшей степени человечный портрет. Евангелие от Луки, например, приводит историю о том, как Иисус посетил дом двух сестер, Марфы и Марии (10:38–42). Евангелие от Иоанна уточняет, что эти сестры жили в селении Вифания под Иерусалимом (12:1). В присутствии Иисуса как почетного гостя Марфа – судя по всему, старшая из сестер – взяла на себя типичную роль, отведенную женщине обществом, и принялась суетиться на кухне, готовя еду. Мария, с другой стороны, вышла за пределы того, что от нее ожидалось как от женщины, и приняла на себя роль ученицы, возможно, даже слушательницы раввинской школы, сев у ног одаренного учителя и осмелившись предположить, будто способна перенять его знания. Марфа, ощутив недовольство, которое, похоже, всегда присутствует в людях несвободных, вошла в комнату и потребовала от Иисуса велением своим вернуть Марию к «женским» делам, на кухню. По словам Луки, Иисус отклонил ее просьбу, сначала утешив Марфу (пойманную в ловушку связанных с ее ролью ожиданий), а потом поддержал выбор Марии: она «благую долю избрала, которая не отнимется у нее». Это поразительная история о том, как предписанные образцы поведения рушатся под влиянием призыва заново переосмыслить, что значит быть и женщиной, и человеком.
Евангелия говорят нам еще об одном случае, когда Иисус проигнорировал религиозные и социальные устои во имя цельности и человеколюбия: у него были ученицы. Марк, Матфей и Лука все фиксируют эту истину. Такое «несексистское» понимание Иисуса вызывало немалые трудности для возглавляемой мужчинами христианской Церкви, исторически имевшей мало понятия о том, в чем состояла блистательная свобода детей Божиих. Лидеры Церкви во всей истории Запада властью своей возвышались, угнетая женскую половину рода человеческого. Но наличие у Иисуса учениц глубоко запечатлелось в библейской истории. Ученицы не особо заметны, пока Евангелия не подходят к последним событиям в жизни Иисуса – его смерти и воскресению. Тогда женщины вдруг становятся не только видимой, но и жизненно важной частью повествования, возможно, потому, что, как говорит Марк, во время ареста Иисуса, все ученики, «оставив Его, бежали» (14:50). Только в сцене Распятия Марк сообщает читателям, что женщины следовали за Иисусом с самого начала его общественного служения, придя вместе с ним из Галилеи в Иерусалим. Затем Марк называет имена этих женщин: «Мария Магдалина, и Мария, мать Иакова Меньшего и Иосита, и Саломия» (15:40).
Матфей добавляет свое свидетельство о присутствии женщин: «И много женщин смотрело издали [на распятие]. Они последовали за Иисусом из Галилеи, служа Ему». Он также перечисляет их: «Мария Магдалина и Мария, мать Иакова и Иосифа, и мать [неназванная] сыновей Зеведеевых» (27:55, 56). Лука описывает скорбящих при кресте так: «Стояли же поодаль все знавшие Его, и женщины, последовавшие за Ним из Галилеи, видели это» (23:49). Один только Лука упомянул этих женщин раньше, когда говорил о галилейском этапе служения Иисуса. По его словам, то были состоятельные женщины, «служившие им [в некоторых вариантах “ему”] своим имением» (Лк 8:3). Лука приводит их имена: Мария, называемая Магдалиной (пожалуйста, обратите внимание, не из Магдалы!), Иоанна, Сусанна и многие другие.
Те же самые женщины, которые помогали Иисусу в его служении и заботились о его теле после смерти, играют главные роли в драме Воскресения у всех четырех евангелистов. Кроме того, в каждом пасхальном рассказе Магдалина или упоминается первой, что указывает на ее более высокий статус (Мк 16:1; Мф 28:1 и Лк 24:10), или оказывается единственной из скорбящих и первой свидетельницей Воскресения (Ин 20:1). Нет сомнения, что Магдалина стояла во главе учениц, подобно тому, как Петр возглавлял учеников. Становится очевидным: традиционный образ Иисуса, странствующего по Галилее в сопровождении двенадцати апостолов, с библейской точки зрения просто неверен. В течение всего служения у него были и ученики, и ученицы, известные нам по именам. Картина поразительная для I века, однако она вполне согласуется с пониманием Иисуса как совершенного человека, сломавшего все барьеры и границы на пути к полноте человеческого бытия.
Люди многие века задумывались над тем, какими были подлинные отношения между Иисусом и Магдалиной. Была ли она его спутницей? Женой? Возлюбленной? У нас не хватает данных, чтобы с уверенностью принять любую из этих теорий. Однако, по моему убеждению, есть веские доводы в пользу того, что Иисус и Магдалина были мужем и женой. Я уже постарался изложить эти доводы в предыдущей книге[78] и не стану повторять их здесь. Для моих целей сейчас важно другое – показать, что Иисус действовал, исходя из полноты человеческой свободы, раскрывая перед нами жизнь, не связанную человеческими потребностями в выживании и не разделяющую ни одно из предубеждений, превозносящих одних за счет умаления других. Вот где следует искать божественное, а не в том Боге, который в лице Иисуса сходит с небес на человеческую арену как пришелец свыше. Сила Иисуса – сила человеческой цельности, которая открывает людям дорогу, зовет их выйти из-за оборонительных рубежей, всегда скрывающих за собой чувство неполноценности, к полноте человечности, и дает им на это силы. Присутствие Бога в Иисусе из Назарета не познать сквозь разные теории Боговоплощения, ибо все они – не более чем попытки на человеческом языке объяснить действительность, для которой у нас нет слов. Встреча с божественным происходит, когда человечность становится столь глубокой и цельной, что мы видим перед собой беззащитного и бессильного, способного к полной самоотдаче. В этот-то момент человек по имени Иисус открывает нам глаза на все, что значит слово «Бог», и позволяет увидеть, что такое Бог.
Этот Иисус не может и далее оставаться в плену более позднего церковного образа надмирного теистического божества, пришедшего, чтобы спасти падшее человечество. В божественном спасении нет никакого спасения. Скорее, спасение означает призыв к цельности, радость единения с Богом и с самим собой. Спасение свыше может повлечь за собой благодарность, но не цельность. По этой же причине взгляд на Иисуса как на воплощение небесного надмирного божества не может быть последним словом в оценке значения опыта Иисуса. Я верю, что мы обретаем спасение в совершенном человеке Иисусе, который показывает нам, какой может быть человеческая жизнь, свободная от племенных границ, предубеждений, сексизма и страха. Такая жизнь неизбежно зовет других войти в это обетование, а через него они смогут испытать реальность Бога.
Тот портрет Иисуса, который я стремлюсь описать, проще всего увидеть на страницах Библии в четвертом Евангелии. Однако этот божественный Иисус будет скрыт от наших глаз, если мы будем читать текст Иоанна как очередное подтверждение традиционного мифа об Иисусе – о сошедшем на землю божестве, принявшем человеческий облик. Именно так люди склонны толковать образ, начертанный Иоанном, – буквально, а не на основе опыта. Но мы не постигаем человеческое через божественное – скорее, наоборот, через человеческое мы постигаем божественное.
Прежде чем мы сможем увидеть Иисуса как совершенного человека, придется сломать старые стереотипы. Именно через полноту человеческой жизни нам открывается значение слова «Бог». Именно такой смысл пронизывает все Евангелие от Иоанна, когда он пишет: «Сын, кого хочет, животворит» (5:21). Отголоски той же темы звучат в словах Иоанна: «Ибо, как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так дал Он и Сыну иметь жизнь в Самом Себе» (5:26); «Если бы вы знали меня, вы знали бы моего Отца также» (8:19); «Видящий Меня видит Пославшего Меня» (12:45); «Кто Меня увидел, увидел Отца» (14:9); и, наконец, «Как возлюбил Меня Отец, и Я вас возлюбил: пребудьте в любви Моей» (15:9). В этих пассажах содержится утверждение о том, что Иисус – то же, что и Бог, ведь в полноте его человечности мы можем испытать на себе, что значит жить вне барьеров нашего эволюционного прошлого и подняться к человечности, исполненной Духом, открытой для источника жизни и любви и для «Основы бытия»[79], как определял Бога Пауль Тиллих.
Это впечатляющий портрет – видение того, что значит жить полной жизнью, любить беспредельно и быть всем, чем каждый из нас предназначен быть. Мы обретаем этот дар в Иисусе, он становится для нас дверью в то, что люди зовут «божественным». Это я и имею в виду, называя Иисуса Господом. Христианская жизнь для меня – путь через Иисуса в жизнь Бога. Именно жизнь человека по имени Иисус дает мне увидеть Бога как глубинную суть этой жизни. Жить «во Христе» – значит стать тем, чем должна быть наша жизнь. Это то, что Павел назвал «новым творением», в котором все вещи, включая и наше понимание смысла человеческого существования, станут новыми. Таким образом, Иисус становится откровением Бога и даже носителем всего того, что мы вкладываем в понятие «Бог». Вот тот Иисус, которому я хочу служить, Иисус, которого я называю Господом, Иисус, который влечет меня и манит за собой.
24 Иисус: слом религиозных барьеров
Быть христианином не обязательно значит быть религиозным; это значит быть цельным. Иисус – живой образ такой целостности и потому в своей совершенной человечности он служит для меня окончательным проявлением Бога.
Еще одно средство, к которому прибег наш вид, чтобы справиться с тревогой, рожденной самосознанием, – это возникновение и развитие религии. Людям довольно трудно выйти за рамки базовых потребностей выживания и увидеть религию в этом свете, но даже самый поверхностный взгляд показывает: религия по своей сути – компенсаторная деятельность человека.