Вероятно, часть христианских воспоминаний об Иисусе восходит к рассказам очевидцев. Однако это не обязательно означает, что они достоверны и передают реальные факты. Может, оно и так. А может, и нет. А некоторые «воспоминания» были созданы христианами. Это – «выдуманные» традиции и искаженная память.
Память – одна из ключевых категорий, когда мы имеем дело не только с рассказами очевидцев, но и вообще с любыми рассказами, как восходящими к очевидцам, так и не восходящими. Поэтому если мы хотим понять, совершал ли Иисус эти поступки, произносил ли эти слова, и насколько с ним происходили данные события, важно больше узнать о памяти. Этим мы и займемся в следующих четырех главах. В этих главах нас будет интересовать не только исторический вопрос достоверности (какие воспоминания точно передают слова и дела Иисуса?). Мы поставим и вопрос не менее важный: что воспоминания об Иисусе говорят о вспоминавших его людях и об их жизненных ситуациях, которые сделали такие воспоминания актуальными?
4. Искаженные воспоминания и смерть Иисуса
Некоторые люди обладают феноменальной памятью. В своем бестселлере «Эйнштейн гуляет по Луне» (2011 год) писатель-фрилансер Джошуа Фоер описывает, как из обычного человека превратился в интеллектуального киборга, желая выиграть чемпионат США по запоминанию (что ему и удалось в 2006 году). В основном книга рассказывает, как мастера памяти творят свои чудеса и какие приемы помогут любому из нас совершать ментальные подвиги. Похоже, невероятным это считают лишь те (большинство из нас!), кто никогда не пробовал.
Безусловно, люди, которые пользуются особыми мнемоническими приемами (восходящими к древним грекам), имеют колоссальный диапазон возможностей. Тридцать два «гроссмейстера памяти» способны меньше чем за час запомнить последовательность из тысячи случайных цифр. Также за час они выучивают последовательность из 520 перетасованных карт (то есть десяти колод). А на одну колоду уходит минут десять. Попробуйте сами как-нибудь. Без мнемонических приемов не обойтись.
Большинство из нас не упражняется сутками напролет в заучивании чисел и карт. И у большинства память сносная, но не феноменальная. В быту мы все время что-нибудь путаем. Почему? Этим важным вопросом стоит задаться всякому, кто хочет понять, как функционировала память в ранней Церкви: в годы, когда рассказы об Иисусе передавались из уст в уста, а ни одно из евангелий еще не было написано.
Изучение памяти: в начале
Ученые изучают память свыше 130 лет. Они хотят понять: что такое память? Какие существуют разновидности памяти? Как мы помним прошлое? В наши дни этим занимаются разные отрасли науки: нейробиология исследует деятельность мозга, социология – память групп о своем общем прошлом, культурная антропология – сохранение традиций устными культурами, литературоведение – память в литературных произведениях (взять хотя бы Пруста!) История же в каком-то смысле вся посвящена памяти и взаимосвязи с прошлым. Но самые интенсивные исследования проводятся в психологии.
Первым за изучение памяти всерьез взялся немецкий психолог Герман Эббингауз (1850–1909). Он провел ряд экспериментов по запоминанию наизусть. Чтобы исследовать память в ее чистой форме, он специально сделал эксперименты не связанными с повседневной жизнью. Для этого он создал 2300 бессмысленных трехбуквенных слогов (например, DAX, GUF, NOX), а затем попытался их запомнить.
Освоив ряд слогов, Эббингауз проверил себя. Потом подождал немного и снова проверил. Потом подождал чуть дольше и снова проверил. Его особенно интересовало, сколь долго информация может храниться в памяти. Иначе говоря: сколь быстро мы забываем.
Из своих экспериментов Эббингауз сделал важный вывод, как ни странно, выдержавший испытание временем. В основном забывание происходит очень быстро. Во всяком случае, забывание бессмысленных слогов. За первый час забывается больше половины слогов. Но за следующий час оставшаяся половина не улетучивается. Более того, через сутки уходит еще лишь 10%. А через месяц – еще 14%. Таким образом, процесс забывания можно изобразить в виде кривой, которая постепенно становится почти горизонтальной. В результате вы помните часть того, что запомнили даже полгода назад.
Свои выкладки Эббингауз опубликовал в новаторской монографии «О памяти» (1885). Многие из них были подтверждены последующими экспериментами.1 Однако в какой-то момент исследователи задались вопросом: какое отношение имеет заучивание ерунды к реальной жизни? Разве мы так запоминаем фактическую информацию («где находится мост Золотые ворота?»), личный опыт («что я делал в вечер окончания школы?») и даже физические навыки («как плавать брассом?»)? Одним словом, вопрос нужно исследовать шире. Может, разным видам знания соответствуют разные виды памяти?
Здравый смысл подсказывает, что правильным ответом на последний вопрос будет «да». Мы упоминали это в главе 1 и упоминаем снова на тот случай, если вы забыли. Помнить факты и помнить навыки – это разные вещи. Обе они отличаются от памяти о личном прошлом. Каждый вид памяти интересен и чрезвычайно важен для нашей жизни. Но здесь меня больше интересует тот вид памяти, который включает запоминание информации и прошлого опыта как непосредственными участниками событий, так и теми, кому о событиях рассказали.
«Запоминание», 1932
Большинство из нас думают, что запоминать – все равно что фотографировать на айфон: сознание фиксирует факт, и информация хранится в определенном месте, пока не будет востребована. Однако за последние восемьдесят лет ученые поняли, что память действует иначе. Основным прорывом стала знаменитая книга «Запоминание» британского психолога Фредерика Чарльза Бартлетта.2
Бартлетт занялся памятью не в «чистой» форме, абстрагированной от жизненных реалий (как с запоминанием бессмысленных слогов), а именно с учетом того, как бывает в жизни. И на основании ряда исследований показал: воспоминания – это не снимки, которые хранятся в запасниках мозга, пока их не достанут. Мозг устроен иначе. Когда с нами что-то происходит, кусочки воспоминаний складируются в разных частях мозга. Впоследствии, когда мы пытаемся вспомнить, кусочки собираются воедино. Но вот беда: при собирании выясняется, что некоторые (зачастую многие) кусочки пропали. Чтобы картина была полной, мы бессознательно заполняем пробелы (например, исходя из воспоминаний об аналогичных случаях).
Допустим, вы пытаетесь вспомнить, как выглядела приемная клиники, когда вы были в ней последний раз. Там вы многое видели, слышали, обоняли и пережили. Пытаясь вспомнить, вы складываете кусочки вместе, но некоторых из них не хватает. И тогда мозг восполняет недостающие кусочки за счет воспоминаний о том, что обычно можно увидеть (и что вы сами видели) в подобных местах: стойку приема посетителей, столики, уголок для детских игр, журналы, телевизор с фильмами про здоровье. Возможно, в последний раз, когда вы были в клинике, телевизор был выключен, но память ошибочно подскажет, что он работал. Почему? Память пытается заполнить пробелы за счет того, что вы привыкли видеть. И увы, неизвестны способы понять, с чем мы имеем дело: с реальной памятью или с реконструкцией по аналогии.
Путаница возможна на каждом этапе. Для начала вы можете неточно воспринять информацию: скажем, попросту не заметить чего-то. Затем информация может неправильно складироваться, если мозг сохранит лишь часть ее. И наконец, возможны ошибки при извлечении информации: когда мозг возьмется воссоздавать картину по кусочкам и обнаружит недостающие части, он восполнит пробелы за счет памяти о других событиях.
Эксперименты Бартлетта показали: когда мы вспоминаем какую-то вещь, мы не извлекаем воспоминание о ней из определенной части мозга. Мы конструируем память из разрозненных кусочков. И этих кусочков не всегда хватает. В процессе конструирования, который почти никогда не прекращается, возникают ошибки. Это могут быть массивные пропуски и изменения. Нередко воспоминания выдумываются.
По словам Бартлетта:
Вспоминание – это не буквальное воспроизведение прошлого… Если смотреть без шор, вспоминание больше похоже на конструирование, чем на воспроизведение. Вспоминание не есть повторное возбуждение неизменных, фиксированных, безжизненных и фрагментарных следов. Это творческая реконструкция или конструирование, основанная на отношении к целостной активной массе организованных реакций или переживаний прошлого, и к некой яркой детали, которая обычно появляется в виде образа или языковой формы. Поэтому она практически всегда неточная, даже в большинстве элементарных случаев зубрежки.3
В свете нашей темы особенно интересны некоторые эксперименты Бартлетта. А именно, эксперименты по «повторному воспроизведению». Испытуемому дают рисунок или напечатанный кусок текста (величиной, скажем, в несколько абзацев), в котором обосновывается определенная мысль. Просят изучить его, а затем (к примеру, через 15 минут) воспроизвести как можно точнее. Спустя некоторое время снова просят воспроизвести. А позже – еще раз.
Бартлетт снова и снова находил: если человека просили воспроизвести объект вскоре после просмотра и с частыми интервалами, он обычно воспроизводил его так, как вспомнил и воспроизвел первый раз (даже если первое воспоминание было ошибочным). В уме закреплялось ошибочное воспроизведение, а не реальный объект. Но если человек воспроизводил объект не сразу, а много времени спустя, и не через частые интервалы, то воспроизведения раз за разом менялись, причем значительно: «почти бесконечно» возникали пропуски, упрощения и видоизменения.4 Однако в обоих случаях – вспоминался ли объект сразу и часто или позже и нечасто – «точность воспроизведения в буквальном смысле была редким исключением, а не правилом».5
Это открытие помогает понять, как исторических личностей вспоминали люди, их знавшие. Само восприятие очевидцев неполно (невозможно заметить всё), а то и ошибочно