Мы помним суть?
Обозначим важную мысль. Тот (вероятный) факт, что воспоминания всегда сконструированы, а потому даже самые яркие из них могут быть ошибочны, не означает, что все они никуда не годятся. Большей частью мы помним вполне сносно, во всяком случае в общих чертах. Надо полагать, так обстояло дело и с очевидцами жизни Иисуса. Да и человек, который услышал историю от очевидца, мог запомнить общую канву. Как и человек, который услышал историю от соседа, чья кузина была замужем за мужчиной, отец которого поведал слышанное от коллеги по бизнесу, у которого знакомая жены была замужем за очевидцем. Последний случай выглядит диковато, но большинство людей могли так об Иисусе и узнавать. Конечно, тут искажений больше, чем в ситуации, когда очевидец рассказывает историю наутро после события. Но все-таки, при всех изъянах памяти, мы многое помним, а базовые воспоминания зачастую правильны.
Это стандартный взгляд психологов на память. Мы обычно неплохо запоминаем основную суть, хотя и путаем детали. Возможно, вы слегка подзабыли (вопреки вашим ощущениям), где, когда, с кем и как услышали о катастрофе с «Челленджером», деле Симпсона и (этому труднее поверить, но наверняка, так и есть) теракте 11 сентября. Однако вы помните сам факт, что узнали об этих событиях. И вы помните, что они произошли.
Как мы увидим, это важно, ибо в новозаветных евангелиях есть события, сообщения о которых содержат историческое ядро. Но есть масса деталей, да и целые эпизоды, которые не соответствуют историческим фактам. Это – «воспоминания» о вещах, не имевших место в реальности. Это – искаженная память.
И все же многое в евангелиях описано в общих чертах правильно. Историческое зерно зачастую присутствует. Но возникает вопрос: сколь широко можно трактовать понятие «общая суть», чтобы считать, что она отражена верно? В науке нет на сей счет единого мнения.
Для иллюстрации возьму знаменитую историю. Одно авторитетное исследование посвящено воспоминаниям – их деталям и сути – человека, который заявлял (согласно широкому мнению, небезосновательно) о своей отличной памяти: Джона Дина, советника Ричарда Никсона в период между июлем 1970 и апрелем 1973 года.
На слушаниях по расследованию Уотергейтского скандала Дин детально описал десятки разговоров, которые у него состоялись в Белом доме. Его спрашивали, как он мог столько всего запомнить. Он отвечал, что обладает хорошей памятью, хотя использовал и газетные вырезки о событиях в Белом доме, чтобы освежить память и воссоздать контекст событий. Но после того как он публично описал свои разговоры с Никсоном, были обнаружены пленки. Эти пленки показали, что говорилось на самом деле. И появилась возможность сравнить реальные беседы с воспоминаниями Дина: сколь точно воспроизведены суть и детали?
Это и сделал уже знакомый нам Ульрик Найссер в любопытной статье под названием «Память Джона Дина: показательный пример». Найссер изучил два конкретных разговора, которые состоялись в Овальном кабинете: один – 15 сентября 1972 года, другой – 21 марта 1973 года. Он сверил их с транскриптом показаний Дина.17
Результаты были поразительны. Даже когда Дин не преувеличивал собственную роль и положение (что с ним случалось), он путался в показаниях. Искажал многие факты. Причем важные.
Взять хотя бы показания о разговоре 15 сентября, данные девять месяцев спустя. Разница между описанием Дина и реальной беседой была весьма существенной и внушительной. По словам Найссера:
Сопоставление с транскриптом показывает, что практически все в рассказе Дина неверно. Никсон не говорил ничего из того, что ему приписывается… Да и сам Дин не говорил ничего такого, что он, по его воспоминаниям, говорил…Его версия правдоподобна, но совершенно неверна…Нельзя даже сказать, что Дин воспроизвел «суть» разговора: как ни подсчитывай высказанные мысли и ни сравнивай структуру разговора, больше нуля не получится.18
Следует подчеркнуть: Найссер не считает, что Дин лгал и сознательно искажал смысл разговора, чтобы выставить себя в позитивном свете. Разговор, который он описал, его компрометировал ничуть не меньше, чем реальный. Так откуда же взялась разница между реальным разговором и описанием? По мнению Найссера, произошло «заполнение пробелов». (Мы говорили о нем выше в связи с Ф.Ч.Бартлеттом.) Дин извлек из различных частей мозга следы случившегося, а сознание незаметно заполнило пробелы. Он «вспомнил» беседу на основании того, какими обычно были беседы в Овальном кабинете. Но что бы ни говорилось в других случаях, этот случай он описал неверно. А может, он вспомнил, как обычно начинались его беседы, и спроецировал их на данный случай. Более того, сознательно или бессознательно он делал то, что зачастую всем нам свойственно: преувеличивал свою роль и статус в разговоре:
Его показания описывают не саму встречу 15 сентября, а его фантазию о ней: так сказать, какой ей следовало быть… К июню эта фантазия стала воспоминанием Дина.19
Найссер резюмирует свои находки:
Очевидно, что рассказ Дина о начале разговора 15 сентября неверно передает и слова, и суть. Более того, перекрестный допрос не выявил его ошибки так ясно, как можно было бы ожидать… В Дине увидели человека, который хорошо помнит суть, а подчас и дословную формулировку, как бы изюминку в пудинге. Но он не был таким человеком.20
Так обладал ли Дин хорошей памятью на «суть»? Это зависит от того, сколь широко мы понимаем «суть». Он помнил, что беседовал с Никсоном. Он помнил, какие темы обсуждались. Но он, похоже, забыл, что говорил Никсон, и даже, что говорил он сам.
А ведь речь идет об очень умном и образованном человеке с неплохой памятью, который вспоминал беседу всего лишь девятимесячной давности. Что же случится, если обычные люди с заурядной памятью попытаются вспомнить чьи-то слова, сказанные два года назад? Или двадцать лет назад? Или сорок? Попробуйте сделать это сами: возьмите разговор, который у вас был пару лет назад с каким-нибудь человеком – учителем, священником, начальником. Помните ли вы его слово в слово? Если вы думаете (а такое случается), что так и есть, можно ли это подтвердить? Не следует забывать выводы специалистов о памяти и искаженной памяти. Элизабет Лофтус, видный авторитет в данной области, и ее коллега Кэтрин Кэтчем отмечают:
Осознаем ли мы, как наши воспоминания о прошлом искажаются сознанием? В большинстве случаев нет. По мере того как время идет и воспоминания меняются, мы приходим к убеждению, что видели, говорили и делали то, что помним.21
Эти ремарки касаются наших собственных, личных воспоминаний. Как же обстоит дело с письменным рассказом другого человека о том, что говорило некое третье лицо? Велика ли вероятность дословной точности? А как насчет рассказа, написанного – через несколько десятков лет после события – человеком, у которого были общие знакомые с мужчиной, чья золовка имела кузину, бывшую очевидцем? Насколько точны будут формулировки? Да что там формулировки: сохранится ли суть (или хотя бы тематика)?
Нагорная проповедь (Мф 5–7) была записана через полвека после того, как Иисус произнес ее. Да и произнес ли? А если и произнес, насколько текст наших трех глав отражает реальную речь перед толпой? Действительно ли Иисус сказал: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное», и «берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные», и «всякого, кто слушает слова мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне»? Говорил ли он тогда нечто подобное? И говорил ли он когда-либо нечто подобное? Где здесь «суть», и где детали?22
А как насчет случаев из жизни Иисуса, записанных сорок лет спустя? Действительно ли его распяли между двумя разбойниками, которые хулили его, прежде чем он умер через шесть часов? Верны ли эти детали? Верна ли суть? И что здесь суть: то, что Иисуса распяли с двумя разбойниками? Или что его распяли? Или что он умер?
Суть воспоминаний о смерти Иисуса
Одна из задач данной книги состоит в том, чтобы проанализировать поздние/евангельские предания об Иисусе, записанные через 40–65 лет после его смерти, и выяснить, есть ли среди них искаженные воспоминания. Сейчас мы изучим предания о смерти Иисуса, а в следующей главе сначала рассмотрим, помнят ли устные культуры прошлое лучше, чем письменные, а затем перейдем к преданиям о служении Иисуса. Начать я хочу с рассказов о последних днях и часах Иисуса, поскольку их чаще всего вспоминали. Это видно хотя бы из того, как много места уделено им в евангелиях. Евангелие от Марка отводит десять глав проповеди Иисуса в Галилее и шесть – его последним неделям, дням и часам в Иерусалиме. Евангелие от Иоанна описывает 2,5-летнюю проповедь Иисуса в одиннадцати главах, а последнюю неделю – в шести.
Почти все исследователи согласны, что базовая суть евангельской информации о Страстной неделе, скорее всего, верна.23 Эти воспоминания зафиксированы в нескольких независимых друг от друга источниках и не несут на себе отпечатка христианской предвзятости: например, отражают такие эпизоды жизни Иисуса, которые христианам незачем было выдумывать в своих целях. Да и вообще они правдоподобны. К числу таких воспоминаний можно отнести следующие:24
• В последнюю неделю жизни Иисус с группой своих учеников пришел из Галилеи в Иерусалим на ежегодный праздник Пасхи.
• В Иерусалимском храме Иисус совершил резкий акт протеста против того, что делали там менялы и продавцы жертвенных животных.
• Иисус провел неделю в Иерусалиме, возвещая грядущее Царство Божье. Возможно, эта весть стала обретать приверженцев.
• Правящие власти – еврейские или римские (или те и другие) – испугались, что проповедь Иисуса повлечет з