— Иешуа, прости меня, — кричал он так, чтобы слышали все.
— Иасон, ты прощен, — ответил я вполголоса.
Глава 4
Мать Йитры поручила домочадцам увязывать пожитки в тюки. Ослы уже были навьючены. Самые младшие скатывали ковер, лежавший на земляном полу, красивый ковер, наверное, главное их богатство.
Когда мать Йитры увидела Иосифа, она поднялась с колен и бросилась ему на шею. Она дрожала, но глаза ее были сухи, и она цеплялась за него так, словно тонула.
— Вы благополучно доберетесь до Иудеи, — сказал Иосиф. — Путешествие отвлечет вас от ваших мыслей, и уже к вечеру твои дети будут далеко от сплетен и косых взглядов. Мы знаем, где лежит Йитра. Мы будем присматривать за ним.
Она смотрела так, словно пыталась уловить смысл его слов.
Затем вошел Наум с двумя наемными работниками. Мы видели, что они силой привели Наума в дом. Он привалился к стене, глаза его были пусты.
— Не думай об этих тварях, — обратился к нему Иосиф. — Они сбежали. Они знают, что поступили плохо. Оставь их на милость Небес. Отправляйся в Иудею, отряхни со своих ног прах этого селения.
Один из работников, добрый человек, шагнул вперед и кивнул, обнимая за плечи Иосифа и Наума.
— Шемайя хочет купить твою землю, и он даст хорошую цену, — сказал он. — Я бы сам купил, если б мог. Собирайся в дорогу. Иосиф прав, те твари, которые обвинили мальчиков, теперь уже далеко. Наверное, они сбегут в горы, к разбойникам. Там обычно оседает грязь вроде них. Да и что мы могли бы с ними сделать? Ты бы убил всех жителей?
Мать Йитры закрыла глаза, голова ее упала на грудь. Мне показалось, она лишилась чувств, но нет.
Иосиф притянул к себе их обоих.
— У вас есть и другие дети. Что с ними будет, если вы не выдержите? — спросил Иосиф. — Послушайте, я хочу вам сказать… хочу сказать…
Он осекся. Глаза его наполнились слезами. Он не мог подобрать слов.
Я подошел ближе и положил руки им на плечи, и они вдруг показались мне перепуганными детьми.
— Суда, как вы знаете, не было, — сказал я. — Это значит, что никто никогда не узнает, что сделал Йитра, что сделал Сирота, как это было, когда это было, было ли это вообще. Никто не узнает. Никто не сможет узнать. Даже те подростки, которые обвинили их, ничего не знают. Знают только Небеса. Вы тоже не должны теперь устраивать суд мальчикам в своем сердце. Ничего не получится. И это значит, что суда быть не должно. Поэтому скорбите по Йитре в душе. Йитра навеки останется невиновным. Должен остаться. Иного не дано по эту сторону Небес.
Мать Йитры подняла на меня взгляд. Глаза ее закрылись, и она кивнула. Наум не выказывал никаких чувств, однако он медленно сдвинулся с места, чтобы поднять оставшиеся узлы, и с отсутствующим видом потащил их наружу.
— Желаем вам благополучного путешествия, — сказал Иосиф, — а теперь скажите мне, не нужно ли вам чего-нибудь в дорогу. Мы с сыновьями принесем все, что скажете.
— Подожди, — сказала мать Йитры.
Она подошла к сундуку на полу и расстегнула ремни. Вынула сложенное одеяние, похожее на шерстяную накидку.
— Вот, — сказала она, протягивая ее мне. — Это для Молчаливой Ханны.
Молчаливая Ханна приходилась Сироте сестрой.
— Вы ведь позаботитесь о ней? — спросила женщина.
Иосиф казался изумленным.
— Мое дитя, мое бедное дитя, — прошептал он. — Как же ты добра, что в такой миг помнишь о Молчаливой Ханне. Ну конечно, мы позаботимся о ней. Мы всегда будем о ней заботиться.
Глава 5
Когда мы вошли в дом, то сразу увидели Молчаливую Ханну с Авигеей.
Теперь куда бы ни пошла Авигея, Молчаливая Ханна шла туда же, и где бы ни оказались они обе, их сейчас же окружали дети. Сыновья Иакова, Исаак и Шаби, другие мои племянники и племянницы — вокруг Авигеи и Ханны вечно собиралась толпа. Притягивала детей Авигея, она часто пела им, разучивала с ними старинные песни, учила читать отрывки из Писания, иногда читала стихи, которые сочиняла сама, позволяла маленьким девочкам помогать ей с шитьем и починкой вещей — она всегда приносила их в корзинке. Молчаливая Ханна, которая не слышала и не говорила, почти все время была рядом с Авигеей, хотя время от времени, когда у отца Авигеи сильно болела хромая нога, Молчаливая Ханна оставалась у нас, с моими тетушками и матерью.
Сейчас, когда мы вошли, подле Авигеи и Молчаливой Ханны были только женщины. Детей отослали прочь. Молчаливая Ханна вскочила, ожидая новостей и с мольбой глядя на Иосифа.
Глаза Авигеи покраснели от слез, она вдруг перестала быть нашей Авигеей и была похожа, скорее, на мать Йитры. Скорбь изменила ее лицо, она не сводила глаз с Молчаливой Ханны и ждала.
Молчаливая Ханна умела выражать любые мысли с помощью плавных и красноречивых жестов, и все мы их понимали. Прошло уже несколько лет с тех пор, как они с Сиротой, побираясь, пришли в Назарет, и с тех пор она все время жила с нами, а Сирота — в разных домах. Все соседи научились понимать язык ее жестов, и порой мне казалось, что ее руки так же прекрасны, как руки Иасона.
Никто не знал, сколько ей лет. Скорее всего, пятнадцать-шестнадцать. Сирота был моложе.
Сейчас она стояла перед Иосифом и внезапно стала показывать жестами своего брата. Где ее брат? Что случилось с ее братом? Никто ей не ответил. Она обводила комнату взглядом, всматривалась в лица мужчин и женщин, стоявших вдоль стен. Что случилось с ее братом?
Иосиф стал ей отвечать. Слезы снова навернулись ему на глаза, а бледные руки повисли в воздухе, не в силах описать то, что он словно видел перед собой.
Иаков забеспокоился. Клеопа начал объяснять словами. Он плохо знал язык жестов. Так и не выучил.
Авигея ничего не могла сказать или сделать.
Я повернул Молчаливую Ханну к себе. Жестом изобразил ее брата, показал на свои губы — я знал, по губам она немного понимала. Я показал вверх и сделал молитвенный жест. Я медленно проговаривал слова, подкрепляя их жестами.
— Господь теперь заботится о твоем брате. Твой брат уснул. Твой брат спит теперь в земле. Ты больше его не увидишь.
Я показал на ее глаза. Придвинулся ближе и показал на свои глаза, на глаза Иосифа, на слезы на его лице. Отрицательно покачал головой.
— Твой брат теперь с Господом, — сказал я.
Поцеловал свои пальцы и снова показал вверх.
Лицо Молчаливой Ханны сморщилось, она резко отстранилась от меня.
Авигея крепко ее обняла.
— Твой брат восстанет в последний день, — сказала Авигея.
Она взглянула вверх, затем, отпуская Ханну, широким жестом обвела все вокруг, словно целый мир собрался под Небесами.
Молчаливая Ханна была в ужасе. Она сгорбилась и смотрела на нас сквозь растопыренные пальцы.
Я снова заговорил, сопровождая слова жестами.
— Все случилось быстро. Все было неправильно. Как будто кто-то упал. Неожиданно.
Я жестом изобразил отдых, сон, спокойствие. Я показывал как можно медленнее.
Я видел, как выражение ее лица постепенно менялось.
— Ты наше дитя, — сказал я. — Ты живешь с нами и с Авигеей.
Она подождала — и это мгновение показалось нам бесконечным, — а потом спросила, где место упокоения ее брата. Я показал на дальние холмы, самые дальние. Молчаливая Ханна знала, где находятся погребальные пещеры. Ей не нужно было знать, какая именно это пещера, что это была пещера для тех, кого побивали камнями.
Ее лицо снова стало сосредоточенным, но только на миг, а затем с испуганным лицом она жестами спросила, где Йитра.
— Семья Йитры уехала, — сказал я.
Я изобразил жестами отца, мать и детей, как они идут по дороге.
Она смотрела на меня, понимая: что-то не так, это еще не все. И снова жестами спросила, где Йитра.
— Скажи ей, — произнес Иосиф.
— В земле, с твоим братом, — сказал я. — Он тоже ушел.
Ее глаза широко раскрылись. Я впервые увидел, как ее губы растянулись в недоброй улыбке. Она издала стон, жуткий стон немого.
Иаков вздохнул. Они с Клеопой переглянулись.
— Пойдем со мной домой, — сказала Авигея.
Но это был еще не конец.
Иосиф снова быстро указал в Небеса, жестами изобразил мир и покой под Небесами.
— Помогите мне ее увести, — попросила Авигея, потому что Молчаливая Ханна не двигалась с места.
Моя мать и тетки подошли к ним. Молчаливая Ханна медленно сделала первый шаг. Она шла словно во сне. Все вместе они вышли из дома.
Должно быть, она остановилась на улице. Мы услышали звук, похожий на крик мула, оглушительный и пугающий. Это кричала Молчаливая Ханна.
Когда я оказался рядом с ней, она уже впала в неистовство, кидалась на всех, кто был рядом, пинала ногами, толкала, и из ее горла, все громче и громче, рвался тот невнятный рев, эхом отдаваясь от стен. Она вцепилась в Авигею, оттолкнула к стене, и та вдруг разразилась рыданиями и закричала.
Шемайя, отец Авигеи, открыл дверь.
Но Авигея кинулась к Молчаливой Ханне, рыдая и крича, не скрывая слез и умоляя ее пойти с ней.
— Идем со мной! — плакала Авигея.
Молчаливая Ханна перестала стенать. Она стояла, глядя на Авигею, а та содрогалась от рыданий.
Авигея всплеснула руками и опустилась на колени.
Молчаливая Ханна подбежала к ней и подняла. Стала утешать.
Женщины собрались вокруг. Они гладили девушек по волосам, по рукам и плечам. Молчаливая Ханна утирала слезы Авигеи, как будто действительно могла их осушить. Она обхватила голову Авигеи руками и все вытирала и вытирала ей слезы. Авигея кивала. Молчаливая Ханна гладила ее снова и снова.
Шемайя оставил открытой дверь для своей дочери, и в конце концов обе девушки вошли в дом.
Мы вернулись к себе. Угли светились в темноте, кто-то сунул мне в руку чашку с водой и сказал:
— Садись.
Я увидел под стеной Иосифа, он сидел, скрестив ноги и опустив голову.
— Отец, не ходи сегодня с нами, — сказал Иаков. — Оставайся дома, прошу тебя, пригляди за детьми. Ты нужен им сегодня.
Иосиф поднял голову. Он смотрел так, словно не понимал, что говорит ему Иаков. Обычного в таких случаях спора не последовало. Не было ни звука протеста. Он кивнул и закрыл глаза.