не имеют здесь постоянного града, но ищут будущего (Евр. 13:14). Их ненавидят и преследуют, но никто не может сказать, за что, – на самом деле, только за то, что они носят имя Христа. Исполняя Его заповедь, они не отвечают злом на зло и терпеливо переносят страдания.
В этих словах – ответ тем критикам евангельской нравственности, которые считают ее невыполнимой и неприспособленной для человеческого сообщества. В них содержится также важное указание на роль, какую должны играть христиане в мире. Подобно душе в теле, они должны одухотворять жизнь мира. Подобно соли в пище, они призваны делать жизнь людей содержательной, наполненной смыслом, предохраняя ообщество от порчи и разрушения через вражду, ненависть, конфликты, месть. Наличие в мире Церкви как общины людей, живущих по более высоким в нравственном отношении законам, чем те, которые прописаны в земном законодательстве, должно преображать мир изнутри, менять его к лучшему, поднимать человечество на новый уровень бытия.
Несмотря на кажущуюся трудновыполнимость и неприспособленность к реальной жизни заповедей Иисуса, мы знаем о том, какое преображающее действие христианство оказало на все человечество. При полном отсутствии у Иисуса характерных черт социального реформатора, Его учение с течением веков стало причиной глубоких, радикальных изменений во всей системе человеческих взаимоотношений – не только на уровне личной нравственности, но и на социальном уровне. Иисус не призывал к отмене рабства, но именно благодаря христианскому пониманию природного равенства между людьми рабство было в конце концов отменено. Он не призывал к смене политического режима или реформе правового кодекса, но именно благодаря христианству человечество создало те правовые механизмы, которые сегодня лежат в основе жизнедеятельности многих государств. Иисус не был борцом за социальные права, но именно на христианской антропологии базируется то понимание прав человека, которое позволило женщинам и детям стать полноценными членами общества, которое позволило искоренить неравенство, дискриминацию по национальному и расовому признаку и многие другие общественные пороки, характерные для древнего мира, в том числе для той эпохи, в которую жил Иисус.
«Царство Христово не от мира сего», – напоминает философ. И спрашивает: «Как же ввести его в мир?» Ответ видится в том влиянии, которое христианство на протяжении своей истории оказало и продолжает оказывать на жизнь и мировосприятие человека:
Абсолютное откровение Евангелия о Царстве Божием невместимо ни в какие социальные и исторические формы, всегда относительные и временные… Евангельское откровение о Царстве Божием неприметно, сокровенно, внутренне внесло перемену во все сферы жизни, изменило самую структуру человеческой души, вызвало новые эмоции. Царство Божие приходит неприметно… Благодатная сила, исходящая от евангельского откровения, освобождает людей от терзающего их страха, самолюбия, властолюбия, от не знающей утоления похоти жизни. Но многие основные вопросы жизни решаются в Евангелии не прямо, а прикровенно. И самому человеку, его свободе предоставлено творческое разрешение все вновь и вновь предстоящих ему задач. Евангелие не столько учит о разрешении задач жизни, сколько об излечении и перерождении ткани души[171].
В этом смысле можно говорить о том, что христианство стало солью земли и на протяжении веков доказало свою способность «осолять» жизнь человечества, придав новое направление развитию человеческой нравственности в целом. Христианская проповедь продолжает выполнять эту роль и поныне.
Апостол Павел писал христианам своего времени: Слово ваше да будет всегда с благодатию, приправлено солью… (Кол. 4:6). Благодать – важнейшее понятие христианского богословия, в самом широком смысле означающее Божественный дар или Божественное присутствие, сопровождающее деятельность человека. Слово Иисуса было с благодатью, потому что Его устами с людьми говорил Сам Бог. Слово апостолов было с благодатью, потому что через них Он продолжал учить людей. И та христианская проповедь, которая звучит сегодня в храмах, тоже не должна быть лишена этого благодатного присутствия Божия, ибо когда священник или епископ говорит с церковного амвона, Сам Бог может касаться его уст и через него говорить людям то, что они должны услышать.
Святой праведный Иоанн Кронштадтский. 1884 г.
В современном информационном пространстве голос Церкви очень часто превращается в глас вопиющего в пустыне (Ис. 40:3; Мф. 3:3). Он тонет в хоре других голосов, призывающих строить жизнь по иным нравственным стандартам, чем те, которые установлены Христом. Тем не менее голос Церкви прорывается через весь тот поток шума, который пытается заглушить его. Доля присутствия Церкви в информационных источниках, как правило, весьма незначительна. Но голос Церкви – это голос Божий. Те, кто не хотят прислушаться к нему, идут не только против общечеловеческих ценностей, не только против здравого смысла, они идут против Самого Бога. К ним, а еще в большей степени к тем христианам, которые отказываются следовать заповедям Христа и предпочитают жить по законам мира сего, обращено грозное предупреждение: Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям (Мф. 5:13).
2. «Свет мира»
Образы света и свечи продолжают и расширяют ту же тему, для раскрытия которой был использован образ соли. Тема света – о дна из центральных в проповеди Иисуса, как она передана в Евангелии от Иоанна. В беседе с Никодимом Иисус говорит о Себе как о свете, который пришел в мир, но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы (Ин. 3:19). Позже, находясь в Иерусалимском храме, Он скажет иудеям: Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни (Ин. 8:12)[172].
Свет – важнейший символ во многих религиозных и философских традициях. В Новом Завете, в том числе в корпусе Иоанновых писаний, термин «свет» часто применяется по отношению к Богу. О каком свете говорит Иисус, когда призывает Своих учеников: Так да светит свет ваш пред людьми (Мф. 5:16)? Термин «свет» здесь понимается в переносном смысле: речь идет о добрых делах, которые должны отличать христиан от язычников. Христианская нравственность должна служить примером для окружающих: в этом смысле христиане должны быть подобны городу, стоящему на вершине горы.
Характерно, что, применяя образ света к Своим ученикам, Иисус говорит не о естественном солнечном свете, а о свете светильника. Русский перевод не вполне точно передает греческий текст, употребляя термины «свеча» и «подсвечник». В греческом тексте употреблены слова λύχνος и λυχνία, означающие, соответственно, светильник (лампу) и подставку для такого светильника[173]. Светильники употреблялись в ночное время и представляли собой сосуды с маслом, в которые вставлялись фитили; перед тем как зажечь светильник, надо было убедиться, что в нем есть масло, и поправить фитиль (Мф. 25:3–4, 7). Зажженный фитиль озарял помещение достаточно тусклым светом, если только светильников не было много. Светильники, разумеется, никогда не ставили под сосуд или под кровать (Мк. 4:21): они ставились на видное и возвышенное место, откуда они могли освещать весь дом. Во времена Иисуса дом небогатого человека (а именно таковых было большинство среди слушателей Иисуса) состоял из одной комнаты, в которой жила вся семья.
Притча о десяти девах Клавдий Лебедев. XIX в.
Говоря в притче о женщине, потерявшей драхму, Иисус использует тот же образ: она зажигает светильник (λύχνος) и начинает мести комнату, пока не найдет монету (Лк. 15:8). Образ светильника (λαμπάς) играет важную роль в притче о десяти девах (Мф. 25:1–13).
В том же наставлении Иисус использует образ города, стоящего на вершине горы. Как известно, древние города очень часто строились на возвышенности. Делалось это не из эстетических соображений, а для того, чтобы обезопасить их жителей от неприятеля. Построенный на возвышенности город, обнесенный высокими крепостными стенами, был отовсюду виден, но был менее уязвим, чем город, расположенный в низине. Однако думается, что Иисус в данном изречении имел в виду лишь один аспект из всего богатого семантического спектра данного образа. Город, стоящий на возвышенности, не может укрыться от человеческого взора (Мф. 5:14). Так и последователи Иисуса – они у всех на виду, по ним судят о Его учении и о Нем Самом. Своими добрыми делами они призваны являть людям Отца Небесного, Которого Иисус явил Своей личностью и Своими делами.
Отметим вслед за рядом современных толкователей, что в Нагорной проповеди Иисус не говорит о призвании учеников к тому, чтобы быть солью земли и светом мира, а о том, что они уже таковыми являются. Вы сияете, как светила в мире, – пишет апостол Павел не в повелительном, а в изъявительном наклонении (Флп. 2:15). Называя учеников солью земли и светом мира, Иисус тем самым подчеркивает, что это – изначальное качество их существования. Этому не противоречит переход в повелительное наклонение в словах: Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела (Мф. 5:16)… Ученики не призываются стать чем-то иным: они должны быть самими собой. Они не были бы учениками Иисуса, если бы не были солью земли и светом мира[174].
В каком смысле здесь употреблено выражение добрые дела (τα καλά έργα)? Мы не встречаем подобного выражения в Ветхом Завете, однако словосочетание ΠΌΙΟ D'tîWU та 'àsîm tôbîm («добрые дела») широко используется в раввинистической литературе[175]