Следующий раздел проповеди на первый взгляд не имеет связи с предыдущим и выглядит как вставка, особенно если учесть, что после нее речь Иисуса возвращается к теме земного богатства:
Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то всё тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то всё тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма? (Мф. 6:22-23).
В параллельном месте у Луки формулировки несколько изменены: Итак, смотри: свет, который в тебе, не есть ли тьма? Если же тело твое все светло и не имеет ни одной темной части, то будет светло всё так, как бы светильник освещал тебя сиянием (Лк. 11:35-36). Если в версии Матфея изречение построено на двух парах противопоставлений (чисто – худо, светло – темно) то в версии Луки это противопоставление отсутствует. Если у Матфея Иисус говорит об оке и теле, то у Луки – только о теле. Изречение о свете, который является тьмой, у Матфея завершает поучение, у Луки является его отправной точкой.
Употребление прилагательного απλούς в значении «чистый» необычно: буквально оно означает «простой». Ключевым словом в обоих случаях является «око», а также термины «свет» и «тьма», имеющие богатую семантическую нагрузку в библейской традиции.
Образ ока используется для указания на зрение как способность отличать свет от тьмы. Если человек утрачивает эту способность, он становится слепым. Слепота бывает как физическая, так и духовная, о чем Иисус говорит в беседе с фарисеями после исцеления слепого: На суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы. Эти слова вызвали недоумение фарисеев, спросивших: Неужели и мы слепы? Иисус ответил: Если бы вы были слепы, то не имели бы на себе греха; но как вы говорите, что видите, то грех остается на вас (Ин. 9:39-41).
Речь здесь, как и в Нагорной проповеди, идет о способности человека различать между добром и злом, отличать ценности истинные от ценностей ложных. Учитывая связь с предыдущим текстом о сокровищах на небе и на земле и с последующими словами о Боге и маммоне, можно говорить о том, что духовная слепота – это отсутствие у человека или утрата им способности делать правильный выбор. И наоборот, присутствие у него духовного ока – это наличие внутреннего голоса, помогающего ему распознавать истинные и непреходящие ценности, которые неподвластны времени, не могут быть повреждены молью и ржавчиной, не могут быть отняты или украдены.
Использование образа «худого ока» (или «злого глаза») восходит к Ветхому Завету, где говорится о глазе, немилостивом к нищему (Втор. 15:9); о глазе, который жалеет милостыню (Тов. 4:7); о злом глазе, завистливом на хлеб (Сир. 14:10). Что же касается образа чистого ока, то его следует рассматривать в общем контексте учения Иисуса о внутренней чистоте или простоте, которая должна быть свойственна Его ученикам (выражение οφθαλμός απλούς буквально означает «простое око»).
Христианские толкователи под оком часто понимают ум, сердце или совесть. Блаженный Августин пишет: «Это место следует понимать так, что мы знаем, что все наши дела чисты и желанны в глазах Божиих в том случае, если они творятся с чистым сердцем»[410]. По словам Иоанна Златоуста, «что значит глаз для тела, то самое и ум для души». Поэтому «если относительно тела мы более всего заботимся о том, чтобы иметь здоровое зрение, то и относительно души преимущественно должны заботиться о здравии ума»[411].
Отдельного внимания заслуживает использование понятий «свет» и «тьма». Противопоставление этих понятий проходит через всю Библию. Книга Бытия начинается с того, что Бог создает свет, видит, что он хорош, и отделяет его от тьмы (Быт. 1:2-4); таким образом, с самого начала свет отождествляется с добром и становится универсальным символом добра. Кроме того, свет является символом Бога, Его славы и Его присутствия: Господь – свет мой и спасение мое (Пс. 26:1); Во свете Твоем мы видим свет (Пс. 35:10); Пошли свет Твой и истину Твою (Пс. 42:3); Придите, и будем ходить во свете Господнем (Ис. 2:5); Господь будет тебе вечным светом (Ис. 60:19).
Сотворение света. Мозаика. XIII в.
Тьма, напротив, является универсальным символом зла и отсутствия Бога. Шеол (ад) мыслится как страна тьмы и сени смертной, страна мрака, где нет устройства, где темно, как самая тьма (Иов 10:21-22). Тьма и свет противопоставляются как два полярных начала – злое и доброе: Когда я чаял добра, пришло зло; когда ожидал света, пришла тьма (Иов 30:26); День тот да будет тьмою; да не взыщет его Бог свыше, и да не воссияет над ним свет! (Иов 3:4); Стезя праведных – как светило лучезарное, которое более и более светлеет до полного дня. Путь же беззаконных – как тьма; они не знают, обо что споткнутся (Притч. 4:18-19); Восстань, светись, [Иерусалим], ибо пришел свет твой, и слава Господня взошла над тобою. Ибо вот, тьма покроет землю, и мрак – народы; а над тобою воссияет Господь, и слава Его явится над тобою (Ис. 60:1-2).
При этом подчеркивается, что тьма не может победить свет, скрыть человека от лица Бога: Скажу ли: может быть, тьма скроет меня, и свет вокруг меня сделается ночью? Но и тьма не затмит от Тебя, и ночь светла, как день: как тьма, так и свет… (Пс. 138:11-12). Более того, и свет, и тьма призваны благословлять Господа (Дан. 3:70).
Символика света имеет особое значение в корпусе писаний Иоанна. Но и в синоптических Евангелиях, в частности у Матфея, эта символика также присутствует, в том числе в Нагорной проповеди (Мф. 5:14-16). «Сыны света» в речи Иисуса противопоставляются «сынам века сего» (Лк. 16:8). Выражение «сыны света» не встречается в Ветхом Завете, однако встречается в кумранских рукописях, где этим выражением обозначают себя члены общины ессеев; в этих же рукописях «сыны света» нередко противопоставляются «сынам тьмы»[412]. Аналогичное словоупотребление мы находим у апостола Павла: Ибо все вы – сыны света и сыны дня: мы – не сыны ночи, ни тьмы (1 Фес. 5:5).
Смысл слов если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма? (Мф. 6:23) можно передать следующим образом: если в человеке нарушено соотношение между светом и тьмой, если он утратил правильную систему координат, он уже не способен отличить добро от зла, сделать правильный выбор между богатством земным и небесным, между Богом и маммоной. Так образ светильника для тела становится связующим звеном между тем, что ему предшествовало, и тем, что за ним следует.
Не случайно, толкуя слова Иисуса о богатстве, Иоанн Златоуст обращается к образу тьмы. Этот образ помогает ему яркими красками описать людей, помрачивших ум земным богатством:
…Как находящиеся во тьме ничего не могут ясно разобрать, и когда увидят веревку, думают, что это змея, а когда увидят горы и дебри, умирают от страха, так и корыстолюбцы по своей подозрительности страшатся того, что для других кажется не страшным. Они страшатся бедности или, скорее, страшатся не только бедности, но и всякого незначительного убытка. Если потерпят какой-либо малый ущерб, то печалятся и сокрушаются гораздо больше, чем те, которые не имеют даже необходимой пищи. Многие из богачей, не снеся такого несчастья, даже удавились[413].
3. Бог и маммона
Серию поучений, посвященных теме богатства земного и небесного, продолжают следующие слова:
Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне (Мф. 6:24).
В параллельном месте Луки добавлено лишь слово «слуга»: Никакой слуга (οίκετης) не может служить двум господам… (Лк. 16:13). В остальном текст идентичен. У обоих евангелистов использован глагол δουλεύειν (служить), указывающий на рабский труд (от δούλος – раб).
Рабство было широко распространенным в древнем мире институтом. В Израиле рабство существовало со времен Авраама. Рабами становились иноплеменники, взятые в плен (Втор. 21:10) или купленные у окрестных народов (Лев. 25:44). В рабство можно было попасть по причине бедности (Лев. 25:39) или за долги (4 Цар. 4:1). Раба покупали за деньги – буквально за серебро (Быт. 17:12); он и воспринимался как имущество (букв. «серебро») своего хозяина (Исх. 21:20-21). Правовое положение рабов в Израиле регулировалось законом, который вносил некоторые ограничения во власть над ними хозяев (Исх. 21:1-11, 21, 26-27; Лев. 25:39-55).
Иисус не оспаривал рабство, как не оспаривал другие сутцествовавшие в его время социальные институты. Ранняя Церковь также не оспаривала этот институт. Апостол Павел призывал рабов повиноваться господам со страхом и трепетом… служа с усердием, как Господу, а не как человекам (Еф. 6:5-7). Он считал, что каждый должен оставаться в том звании, в каком призван, однако советовал рабу сделаться свободным, если это для него возможно (1 Кор. 7:20-24). При этом он подчеркивал, что в Церкви нет ни раба, ни свободного, но все – одно во Христе Иисусе (Гал. 3:28).
Поклонение маммоне. Э де Морган XIX в
Говоря о человеке, служащем двум господам, Иисус использовал хорошо знакомый Его слушателям образ. При этом Его наставление было полностью лишено социальной направленности. Образ слуги и двух господ был призван лишь продемонстрировать невозможность одновременного служения двум идеалам – небесному и земному. Одно исключает другое, совместить Бога и маммону невозможно.
Непонятное для греческого читателя слово μαμωνάς (маммона) употреблено не только у Матфея, но и у Луки, от которого можно было бы ожидать перевода. Более того, у Луки этот термин использован тр