(Лк. 7:29–30)[139].
Иоанн Креститель. Икона. XIV в.
Будучи частью поучения, посвященного Иоанну Крестителю, притча завершается комментарием, в котором Иисус протягивает нить от Крестителя к Самому Себе:
Но кому уподоблю род сей? Он подобен детям, которые сидят на улице и, обращаясь к своим товарищам, говорят: мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам печальные песни, и вы не рыдали. Ибо пришел Иоанн, ни ест, ни пьет; и говорят: в нем бес. Пришел Сын Человеческий, ест и пьет; и говорят: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам. И оправдана премудрость чадами ее (Мф. 11:16–19).
Текстуальные расхождения между версиями Матфея и Луки незначительны. У Луки (Лк. 7:31–35) несколько иначе сформулирован зачин притчи: С кем сравню (буквально: «кому уподоблю») людей рода сего? и кому они подобны? Они подобны детям… Завершающая фраза в Синодальном переводе обеих версий идентична, однако в критическом издании она звучит несколько по-иному в версии Матфея:
«И оправдана премудрость делами ее»[140]. Древним толкователям фраза известна именно в том варианте, в котором она присутствует у Луки[141]. Предположительно, чадами ее является изначальным чтением, измененным в рукописях Евангелия от Матфея под влиянием слов о делах Христовых (Мф. 11:2)[142].
Выражение γενεά ταυτη, обычно переводимое как «род сей», можно перевести как «это поколение». В устах Иисуса данное выражение имеет устойчивый отрицательный смысл: Он называет поколение Своих современников родом лукавым, прелюбодейным и грешным (Мф. 12:39; Мк. 8:38; Лк. 11:29).
Явление Христа народу. А. А. Иванов. 1837–1857 гг.
Несмотря на краткость притчи, она представляет немало затруднений для толкователей:
Интерпретация притчи была предметом споров в течение многих веков. Первая проблема заключается в понимании образа детей, сидящих на площади и обращающихся друг к другу. Идет ли речь о двух группах, из которых одна хочет играть в свадьбу, а другая в похороны, и они не могут согласиться между собой?.. Или дети представляют собой две группы, из которых одна предлагает сначала играть в свадьбу, потом в похороны, но не может заставить другую, угрюмую и капризную, согласиться со своим предложением?[143]
Картина не совсем ясна, комментаторы предполагают, что разные группы детей играют в противоположные по настроению игры – «свадьбу» или «похороны» – или же одна и та же группа предлагает две разные игры своим товарищам, которые в обоих случаях отказываются присоединиться к ним. Притчу можно прочитать и так и этак, но заключительные стихи (Мф. 11:18–19; Лк. 7:33–35) указывают на второе истолкование. Такое истолкование аллегоризирует притчу в свете радостной вести Иисуса, противопоставленной более суровой проповеди Иоанна Крестителя. В таком случае одна группа детей выполняет обе противоположные роли, а вторая, символизирующая неотзывчивых евреев, пытается их судить[144].
В данном вопросе мы скорее согласились бы с теми, кто считает, что из двух групп детей, упомянутых в притче, одна – активная – играет в обе игры, а другая – пассивная – отказывается от участия в обеих играх. Однако мы должны указать на то, о чем часто забывают современные комментаторы: во-первых, в тексте притчи ничего не говорится об игре в похороны или свадьбу, а во-вторых, действие, о котором говорят дети, описывается в прошедшем времени (мы играли, пели, вы не плясали, не рыдали). Игра в похороны или свадьбу – не более чем плод догадок, тогда как в действительности речь в притче идет о реакции одних детей на музыкальные звуки, издаваемые другими, а не на их действия или игры.
Глагол αύλεω, переведенный как «играть на свирели», происходит от слова αΰλος (авлос), указывающего на деревянный духовой музыкальный инструмент, употреблявшийся в Древней Греции. Аналогичные инструменты существовали и в Древнем Израиле: использовались они как при танцах, так и при оплакивании умерших (в Мф. 9:23 упоминаются свирельщики и народ в смятении). Глагол θρηνεω означает «петь погребальную песнь», «стенать», «громко причитать», «оплакивать»; отсюда слово θρήνος – «плач», «причитание».
Оба музыкальных термина символизируют проповедь. Два разных настроения, выражаемые музыкальными звуками, соответствуют двум разным видам проповеди: Иоанна Крестителя и Иисуса. И тот и другой призывали к покаянию, причем в одинаковой словесной форме (Мф. 3:2; 4:17). Но призыв этот был окрашен в устах каждого из них в свою особую тональность. Образ жизни каждого из проповедников сообщал дополнительные обертоны общему тону его проповеди, на что и указал Иисус в Своем комментарии к притче.
В вопросе о том, кого символизируют обе группы, единомыслия между исследователями также не наблюдается. Некоторые считают, что активная группа детей укоряет Иоанна Крестителя и Иисуса: первого за то, что не участвовал в свадебных церемониях, потому что всегда постился, второго – за неучастие в трауре, потому что всегда праздновал[145]. Другие – и таковых большинство – считают, что активная группа детей символизирует Иоанна и Иисуса, а пассивная – иудеев.
Буквальный смысл ответа на вопрос кому уподоблю род сей? заставляет предположить, что род сей уподобляется той группе детей, которая играла на свирели и пела печальные песни. Однако есть немало оснований считать, что в действительности род сей уподобляется другой группе детей – тем, которые не реагировали на музыкальные звуки.
Возможно, что здесь мы имеем дело с особенностью речи Иисуса, на которую указывали выше, рассматривая притчи о сокровище на поле и драгоценной жемчужине: уподобление отнюдь не всегда относится к тому конкретному элементу изображаемой картины, на который оно указывает. В серии притч, рассмотренных в предыдущей главе, Царство Небесное последовательно уподоблялось: человеку, посеявшему доброе семя на поле своем, зерну горчичному, закваске, сокровищу, скрытому на поле, купцу, ищущему хороших жемчужин (Мф. 13:24, 31, 33, 44–45). В двух случаях из пяти, однако, уподобление относится не к тому, на что указывает речь: не к человеку, посеявшему доброе семя, а к посеянному семени; не к купцу, ищущему жемчужин, а к найденной им жемчужине.
Учитывая сказанное, мы можем утверждать вслед за древними толкователями, что Иисуса и Иоанна Крестителя символизируют в притче активные, а не пассивные дети. При этом дети, игравшие на свирели символизируют Иисуса, а те же дети, когда они пели печальные песни, символизируют Иоанна Крестителя. Так понимает эту притчу Иоанн Златоуст:
Смысл этих слов следующий: Я и Иоанн пришли противоположными путями. Иоанн от самого младенчества приучен был к столь суровой жизни, чтобы и чрез это сделать проповедь его достойной веры. Но почему же, скажешь ты, Сам Иисус не избрал этого пути? Напротив, и Он шел этим путем, когда постился сорок дней. Впрочем, Он и другим путем шел к той же цели. Предоставив Иоанну блистать постом, сам избрал путь противоположный: участвовал в трапезах мытарей, вместе с ними ел и пил. Не следует обвинять тех, которым не верили. Но вся вина падает на тех, которые хотели не верить им. Потому-то Иисус и сказал: Мы играли вам на свирели, и вы не плясали, то есть: Я вел жизнь нестрогую, и вы не покорились Мне; мы пели вам печальные песни, и вы не рыдали, то есть: Иоанн проводил жизнь строгую и суровую, и вы не внимали ему. Впрочем, Иисус не говорит, что Иоанн вел тот, а Я – другой образ жизни. Но так как оба они имели одну цель, хотя дела их были различны, то как о Своих, так и о его делах говорит как об общих[146].
Блаженный Иероним в своем толковании подчеркивает, что с детьми, сидевшими на площади, в притче сравнивается иудейский народ. Бог посылал к нему проповедников, но «поскольку иудейский народ не желал слушать, то они не только говорили ему, но и кричали во весь голос». Два вида проповеди – это увещание к добродетелям и призыв к покаянию. Этим «двойным путем ко спасению» пренебрегли иудеи, не приняв ни Иоанна, ни Сына Человеческого[147].
Блаженный Иероним. Караваджо. 1606 г.
Кирилл Александрийский, со своей стороны, указывал на то, что Иоанн Креститель, проповедующий крещение покаяния, «явил собой образец для тех, кто должен плакать», а Господь, проповедующий Царство Небесное, «явил Собой отраду и светлость, которыми Он описал верным неизреченную радость и беспечальную жизнь». Свирель, по словам Кирилла, символизирует сладость Царства Небесного, а плач – мучение геенны[148].
Святитель Кирилл Александрийский. Фреска. XVI в.
Слова о том, что оправдана премудрость чадами ее, по-разному понимаются толкователями. Их можно понять в том смысле, что люди всегда найдут оправдание своим поступкам, своему нежеланию услышать голос проповедника: в этом случае термин «премудрость» употреблен в ироничном смысле. Златоуст видит в приведенных словах продолжение обличения, адресованного иудеям: «Хотя вы и остались неубежденными, но уже не можете обвинять Меня»[149].
С другой стороны, термин «премудрость» может толковаться в положительном ключе. Блаженный Иероним под премудростью понимает «Домостроительство и учение Божие», а под чадами – апостолов, «которым Отец открыл то, что скрыл от премудрых, от тех, кто сами себя почитают разумными»