Свет истинный (Ин. 1:9); податель благодати и истины (Ин. 1:14, 17); Его свидетельство истинно (Ин. 5:31; 8:14); Он истинен, и нет неправДы в Нем (Ин. 7:18); Он возвещает людям истину, которую слышал от Бога (Ин. 8:40); Он Сам есть путь и истина и жизнь (Ин. 14:6).
Олицетворением лжи является диавол. Он не устоял в истине: эта формула ляжет в основу христианского представления о диаволе как изначально добром ангеле, отпавшем от Бога в силу собственного произволения. Диавол есть лжец и отец лжи: эта формула указывает на библейский рассказ об искушении змием первых людей (Быт. 3:1–7). Формула он был человекоубийца от начала, возможно, указывает на диавола как причину убийства Каином Авеля (Быт. 5:3–8) – первого убийства, совершённого на земле, за которым последовали все прочие убийства и преступления.
Противопоставление истины и лжи станет одним из лейтмотивов Первого послания Иоанна:
Если мы говорим, что имеем общение с Ним, а ходим во тьме, то мы лжем и не поступаем по истине. Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя, и истины нет в нас. Кто говорит: «я познал Его», но заповедей Его не соблюдает, тот лжец, и нет в нем истины… Я написал вам не потому, чтобы вы не знали истины, но потому, что вы знаете ее, равно как и то, что всякая ложь не от истины. Мы от Бога; знающий Бога слушает нас; кто не от Бога, тот не слушает нас. По сему-то узнаём духа истины и духа заблуждения (1 Ин. 1:6, 8; 2:4, 21; 4:6).
В этом же послании апостол продолжает тему детей Божиих и детей диавола и говорит о критериях, по которым можно отличить одних от других. Отголоски беседы из 8-й главы Евангелия от Иоанна здесь очевидны:
Кто делает грех, тот от диавола, потому что сначала диавол согрешил. Для сего-то и явился Сын Божий, чтобы разрушить дела диавола. Всякий, рожденный от Бога, не делает греха, потому что семя Его пребывает в нем; и он не может грешить, потому что рожден от Бога. Дети Божии и дети диавола узнаются так: всякий, не делающий правды, не есть от Бога, равно и не любящий брата своего. Ибо таково благовествование, которое вы слышали от начала, чтобы мы любили друг друга, не так, как Каин, который был от лукавого и убил брата своего. Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей (1 Ин. 3:8-12, 15).
Третья тема, которую Иисус развивает в полемике с иудеями: бессмертие. Речь идет, разумеется, не о бессмертии физическом, как то представляется фарисеям, ссылающимся на то, что Авраам умер, и пророки. Иисус говорит о том бессмертии, которое человек обретает через веру в Него, соблюдение Его слова и вкушение Его плоти. Первое из этих условий сформулировано в Его беседе с Марфой: Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек (Ин. 11:25–26). Второе условие сформулировано в рассматриваемом диалоге с иудеями: Кто соблюдет слово Мое, тот не увидит смерти вовек (Ин. 8:51). О третьем условии Он говорил в беседе о небесном хлебе: Ядущий хлеб сей жить будет вовек (Ин. 6:58). Во всех трех случаях выражение «вовек» (εις τον αιώνα) указывает на бессмертие как жизнь, не имеющую конца.
Четвертая тема – слава, которой обладает Иисус: Он не ищет славы Себе, есть Ищущий и Судящий; Он не прославляет Сам Себя, Его прославляет Отец. Русский термин «слава» достаточно условно передает греческое δόξα и еще в меньшей степени способен отразить богатство содержания, вкладываемое в еврейский термин כבוד kāḇôḏ. В Ветхом Завете этим термином обозначали прежде всего таинственное присутствие Божие, являемое в зримых образах (например, в образе облака). Слава Божия явилась народу израильскому в облаке, когда народ возроптал на Господа (Исх. 16:7-10); слава Божия сошла в виде облака на гору Синай и пребывала на ней в течение шести дней (Исх. 24:15–17); облако славы Божией наполнило скинию завета (Исх. 40:34–35); оно же явилось над золотой крышкой ковчега (Лев. 16:13).
В Новом Завете все эти образы переосмысливаются как прообразы Иисуса, в Котором слава Божия становится зримой для людей: И мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца (Ин. 1:14). Этой славой Сын Божий обладал изначально, прежде бытия мира (Ин. 17:5), то есть она присуща Ему по Его вечной, Божественной природе.
Будучи неотделимой от славы Отца, она является общей для Отца и Сына.
Вечное бытие Сына Божия – пятая важнейшая богословская тема, которая развивается в беседе с иудеями. Фоном для ее развития становится та же фигура Авраама, которая доминирует во всей беседе. Слова Иисуса: Авраам, отец ваш, рад был увидеть день Мой; и увидел и возрадовался, – вызывают недоумение и негодование иудеев: как это Человек, Которому нет еще пятидесяти лет, мог видеть Авраама и как Авраам мог видеть Его день? Отметим, что некоторые авторитетные рукописи заменяют формулу «ты видел Авраама» (Αβραάμ έώρακας) на «Авраам видел тебя» (Αβραάμ έώρακεν σε)[301], вероятно, полагая, что ответ иудеев в такой форме более соответствует смыслу слов Иисуса.
Не вдаваясь в дискуссию о Своем возрасте, Иисус произносит формулу, которая окончательно выводит из терпения иудеев, заставляя их схватить камни: Прежде нежели был Авраам, Яесмь (Ин. 8:58). Почему именно эта формула стала «точкой невозврата» в диалоге с иудеями – границей, за которой дальнейшая беседа оказалась для них невозможной? Помимо того что само содержание этой формулы вызывало их негодование, причиной, усугубившей его, могла быть форма высказывания, поскольку в нем употреблено словосочетание εγώ είμι (Я есмь). Как мы говорили в другом месте[302], эта форма могла быть аллюзией на еврейское אהיה ’’ehyē, буквально означающее: Я есмь (Исх. 3:14) и родственное священному имени Божию יהוה Yahwē («Яхве», «Сущий», «Иегова»). Некоторые ученые именно в нем, а также в его более полной форме אאהיה אשׁר אהיה’ehyē ’ăšer ’ehyē (по Синодальному переводу: Яесмь Сущий, буквально: «Я есмь Тот, Кто Я есмь») предлагали искать эквивалент словосочетанию έγώ είμι[303].
Христос Вседержитель с архангелами. Фреска XIII в
Следует оговориться, что точный еврейский эквивалент греческого εγώ είμι нам неизвестен. Помимо вышеупомянутых ученые предлагали другие варианты, например אני הוא ’am hu ’ («Я есмь»)[304]. Это и похожие словосочетания, встречающееся в Книге пророка Исаии[305], на русский переводятся как это Я (Ис. 43:10), или Я тот же (Ис. 48:12), или вот Я (Ис. 52:6). В греческом переводе Семидесяти оно передается через формулу εγώ ειμι («Я есмь»). Имя אני הוא ’ănî hû’ в иудаизме времен Второго храма воспринималось как одна из замен имени יהוה Yahwē, которое запрещалось произносить. По некоторым данным, оно торжественно возглашалось, в частности, в процессиях на празднике Кущей[306].
Все попытки реконструкции еврейского оригинала высказываний Иисуса (в том числе на основе обратного перевода с греческого языка Септуагинты на еврейский или арамейский) носят спекулятивный характер. Тем не менее вне зависимости от того, какую конкретную формулу употребил Иисус, есть веские основания полагать, что греческое εγώ είμι («Я есмь») в Евангелии от Иоанна избрано для передачи одного или другого священного имени Божия, которое либо не произносилось вообще, либо произносилось в особо торжественных случаях.
Применение Иисусом этого имени по отношению к Самому Себе и было тем, что в наибольшей степени провоцировало возмущение иудеев, видевших в этом богохульство. Для Него же это был способ передать людям ту тайну, с которой Он родился и которую носил в Себе: тайну богочеловечества. Она была тайной не потому, что Он хотел ее скрыть; наоборот, Он многократно и разными способами открывал ее. Она была таковой, потому что не вмещалась в умы слушателей. Эта тайна раскрылась уверовавшим в Него. Но она осталась сокрытой от тех, кто за Человеком с мессианскими притязаниями не смог разглядеть Мессию; за Тем, Кто Делал Себя равным Богу, – Того, Кто был равен Богу, будучи одновременно Богом и Человеком; за резким обличителем фарисеев и книжников – Агнца Божия, Который берет на Себя грехи мира.
Тема, которая стала центральной в полемической беседе Иисуса с иудеями, описанной в 8-й главе Евангелия от Иоанна, получила продолжение у апостола Павла. Размышляя о судьбе израильского народа, он обращается к образу Авраама, который поверил Богу, и это вменилось ему в праведность, а потому верующие суть сыны Авраама (Гал. 3:6–7). Обетование Божие Аврааму (в тебе благословятся все народы) апостол толкует как пророчество об оправдании язычников через веру в Иисуса Христа и об одновременном проклятии тех, кто не уверовал в Него: Итак, верующие благословляются с верным Авраамом, а все, утверждающиеся на делах закона, находятся под клятвою (Гал. 3:9-10).
Авраам. Мозаика XIII в
Основываясь на том, что термин «семя» и в греческом, и в еврейском языках (греч. σπέρμα, евр. זרע zera‘) может указывать как на потомство в целом, так и на конкретного потомка, Павел переосмысливает словосочетание «семя Авраамово», относя его не к израильскому народу, а к конкретному Потомку Авраама – Иисусу Христу: …Аврааму даны были обетования и семени его. Не сказано: и потомкам, как бы о многих, но как об одном: и семени твоему, которое есть Христос. Он искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою.