В пример и образ нераздельной любви, согласия и единства, мыслимого в единодушии, Христос, взяв существенное единство, какое Отец имеет с Ним, а Он со Своей стороны с Отцом, желает объединиться некоторым образом и нам друг с другом, очевидно, так же, как Святая и Единосущая Троица, так что одним мыслится все тело Церкви, восходящее во Христе чрез слитие и соединение двух народов[499] в состав нового совершенного. Это и совершено тем, что уверовавшие во Христа имеют единодушие между собою и усвоили как бы одно сердце чрез всецелое сходство в религии, послушание в вере и добролюбивый ум. Образ Божественного единства и существенное тождество Святой Троицы, как и совершеннейшее взаимопроникновение, должно находить отражение в единении единомыслия и единодушия верующих[500].
Впрочем, речь идет не только о нравственном и духовном единомыслии верующих, но и о природном единстве членов Церкви Христовой. Главным фактором этого единства Кирилл Александрийский считает Евхаристию – причастие Плоти и Крови Христа, делающее христиан единым церковным телом:
Единородный определил некоторый изысканный подобающей Ему премудростью и советом Отца способ к тому, чтобы и сами мы сходились и смешивались в единство с Богом и друг с другом, хотя и отделяясь каждый от другого душами и телами в особую личность, именно (такой способ): в одном теле, очевидно Своем собственном, благословляя верующих в Него посредством таинственного причастия, делает их сотелесными как Ему Самому, так и друг другу. Кто в самом деле мог бы разделить и от природного единения друг с другом отторгнуть тех, кто посредством одного святого тела связаны в единство со Христом? Поэтому и Телом Христовым называется Церковь, а мы – отдельные члены.[501]
Единство христиан через причастие Плоти и Крови Христа неотделимо от их единства через единение в Святом Духе:
Относительно же единения в Духе скажем опять, что все, одного и того же приняв Духа, разумею Святого, соединяемся некоторым образом и друг с другом и с Богом. Как сила святой Плоти делает сотелесными тех, в ком она будет, таким точно, думаю, образом единый во всех нераздельно живущий Дух Божий приводит всех к единству духовному. Итак, одно все мы в Отце и Сыне и Святом Духе, одно разумею по тождеству свойств, и по однообразию в религии и общению со Святой Плотью Христа, и по общению с одним и тем же Святым Духом[502].
Изложенное здесь учение, с точки зрения Церкви, отнюдь не является массивной богословской надстройкой над изначально более простым и составленным из метафор базисом, каковым, по мнению многих исследователей, является молитва Иисуса, переданная в 17-й главе Евангелия от Иоанна. Напротив, это учение естественным образом вытекает из слов молитвы и предшествующей ей беседы с учениками.
Заключение
Евангелие от Иоанна не просто существенным образом дополняет то, что мы узнаем об Иисусе из трех синоптических Евангелий. По сути, оно открывает новые горизонты во взгляде на Его жизнь и учение. С самых первых слов этого Евангелия автор выводит читателя за пределы земной истории Иисуса из Назарета, помещая эту историю в перспективу вечного Божественного бытия и говоря об Иисусе как предвечном Слове Божием, принявшем человеческую плоть и пришедшем в мир. Если евангелисты-синоптики с самого начала своих повествований описывают события, происходившие на земле, и через образ Человека Иисуса постепенно раскрывают образ Сына Божия, то для Иоанна исходной позицией является утверждение о том, что Иисус – Бог воплотившийся.
Данное основополагающее утверждение затем последовательно раскрывается во всем корпусе Иоанновых писаний, включающем помимо Евангелия три послания и Апокалипсис. Этот корпус обладает цельностью и богословской завершенностью. По своей богословской значимости он сопоставим с корпусом Павловых посланий, от которого отличается тем, что принадлежит реальному очевидцу земной жизни Иисуса.
Синоптические Евангелия, по мнению большинства ученых, основаны на изречениях и преданиях, в течение некоторого времени бытовавших изолированно одно от другого и лишь на каком-то этапе – раньше или позже – соединенных в связное повествование. Евангелие от Иоанна отличается значительно большей композиционной цельностью и последовательностью развития. Иоанн не ставит перед собой задачу собрать все доступные ему предания: он опускает существенную часть материала, вошедшего в синоптические Евангелия[503], и из имеющихся преданий об Иисусе выбирает только то, что считает необходимым, однако выбранные эпизоды представляет гораздо более подробно, чем это сделали бы синоптики[504]. Его интересует не столько набор изречений и фактов, сколько их богословское осмысление.
Иоанн Богослов. Икона XVII в
Будучи очевидцем событий, Иоанн является и их интерпретатором. Уже в прологе этого Евангелия мы узнаем о том, что речь в нем пойдет о Слове, Которое изначально было у Бога и без Которого ничто не начало быть, что начало быть (Ин. 1:1–3). О Нем говорится как о Свете истинном, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир (Ин. 1:9). Из следующего рассказа – о том, как Иисус пришел к Иоанну Крестителю, – мы узнаем, что Иисус – это Агнец Божий, Который берет на Себя грехи мира (Ин. 1:29).
Шаг за шагом, последовательно и поступательно Иоанн вводит богословские понятия, которые позволяют читателю осмыслить евангельскую историю в общем контексте истории человечества. Эта история начинается с сотворения неба и земли, описанного в первых стихах книги Бытия, и заканчивается описанным в Апокалипсисе появлением «нового неба и новой земли» после того, как прежнее небо и прежняя земля миновали (Откр. 21:1). Бытие вечного Бога и Его Единородного Сына находится за пределами этой истории, протекающей во времени и пространстве. Но Иоанн в своем повествовании показывает, как вечное бытие Бога входит в человеческую историю благодаря тому, что Слово стало плотию, и обитало с нами (Ин. 1:14).
Кроме того, Евангелие от Иоанна соединяет историю земной жизни Иисуса с историей Церкви через раскрытие тех богословских истин, которые лежат в основе бытия Церкви. Парадоксальным образом в этом Евангелии отсутствуют рассказы о крещении Иисуса от Иоанна в Иордане и о том, как на Тайной Вечере Иисус преподал ученикам Свои Тело и Кровь под видом хлеба и вина. При этом именно благодаря Евангелию от Иоанна в значительной степени сформировалось учение о двух главных таинствах Церкви – Крещении и Евхаристии. Темы воды и хлеба ни в одном другом Евангелии не раскрыты с такой полнотой.
Наибольшую близость к синоптическим повествованиям Евангелие от Иоанна обнаруживает в той части, где речь идет о последних часах земной жизни Иисуса, – о суде над Ним, Его страданиях и смерти на кресте. Однако и здесь четвертое Евангелие вносит существенные коррективы в картину, воссоздаваемую по рассказам синоптиков.
Иисус Христос в белом хитоне. Икона. Священномученик Серафим (Чичагов). XX в.
Об этом будет подробно сказано в книге «Смерть и воскресение» – заключительном томе серии «Иисус Христос. Жизнь и учение». В ней наряду с соответствующим синоптическим материалом будут рассмотрены последние четыре главы Евангелия от Иоанна.
Библиография[505]
I. Священное Писание Ветхого и Нового Завета
Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. М., 1988.
AlandK. Synopsis quattuor Evangeliorum / editio tertia decima revisa. Stuttgart, 1988 (3. Druck).
Biblia Hebraica Stuttgartensia / ediderunt K. Elliger et W. Rudolph: Adjuvantibus H. Bardke et al. Textum Masoreticum curavit H. P. Ruger. Stuttgart, 1990.
Novum Testamentum graece. Cum apparatu critico curavit Eberhard Nestle. Novis curis elaboraberunt Erwin Nestle et Kurt Aland / editio vicesima quinta. London, 1975.
Septuaginta. Id est Vetus Testamentum graece iuxta LXX interpretes / edidit A. Rahlfs. Duo volumina in uno. Stuttgart, 1979.
II. Творения отцов и учителей церкви
Августин
О согласии евангелистов: De consensu evangelistarum // PL 34, 1041–1230. Русский перевод: Августин, блж. О согласии евангелистов // Творения. Ч. 10. К., 1906.
Против прелюбодеев: De conjugiis adulterinis // PL 40, 451–486.
Толкование на Евангелие от Иоанна: In loannis Evangelium // PL 35.
Амвросий Медиоланский
Письмо к Студию: Epistola 25 PL 16, 1039–1042.
Амфилохий Иконийский
О правой вере: De recta fide //AmphilochiiIconiensis. Opera. CCSG 3. Louvain, 1978. Русский перевод: Восточные Отцы и учители Церкви IV века. Антология. М., 2000. Т. 2. С. 408–409.
Апостольские постановления
Апостольских постановления: Didascalia apostolorum // SC 320, 329, 336.
Василий Великий
Беседа 13: Homilia 13, exhortatoria ad sanctum baptisma // PG 31. Col. 424–444. Русский перевод: Василий Великий, свт. Беседа 13: Побудительная к приятию святого Крещения // Творения. М., 1846. Т. 4. С. 224–242.
Беседы на Шестоднев: Homiliae IX in Hexaemeron // PG 29, 3-208. Русский перевод: Василий Великий, свт. Беседы на Шестоднев // Творения. М., 1845. С. 1–174.
О Святом Духе = О Святом Духе, к Амфилохию, епископу Иконийскому: De Spiritu Sancto. PG 32, 67-217. Русский перевод: Василий Великий, свт. О Святом Духе, к св. Амфилохию, еп. Иконийскому // Творения. М., 1847. Т. 3. С. 231–356.