[274] Отмечают, что вместе с воинами и служителями должен был пасть на землю и Иуда[275].
Современные толкователи обращают внимание на формулу это Я как на возможный ключ к разгадке смысла данного эпизода. Как мы уже отмечали в нашем исследовании[276], слова Иисуса, передаваемые греческим словосочетанием έγω ε’ιμι (буквально: «Я есмь», в Синодальном переводе: Это Я) на языке, на котором говорил Иисус, могли звучать как имя Божие יהוה Yahwē (Яхве, Иегова, Господь), буквальное значение которого «Я есмь» или «Я есмь Сущий». Они могли воспроизводить и другие варианты передачи ветхозаветной формулы «Я есмь»: אני אני הוא ’ănî ’ănî hû’(втор. 32:39: «Я, Я есмь»), אני הוא ’ănî hû’ (ис. 43:іо: «Я есмь»)[277]. Если Иисус, произнося это Я, употребил по отношению к Себе одно из священных имен Бога, этого было достаточно, чтобы отряд, состоявший из богобоязненных иудеев, отступил и пал на землю. Таким образом они могли выразить свое благоговейное отношение к имени Божию[278].
Иисуса берут под стражу. А. Альтдорфер. Ок. 1509–1516 гг.
Из кого состоял отряд, пришедший вместе с Иудой? Марк и Матфей говорят о «множестве народа с мечами и кольями» от первосвященников, книжников и старейшин, Лука – о толпе, Иоанн – об «отряде воинов» и «служителях от первосвященников и фарисеев», пришедших «с фонарями и светильниками и оружием». Речь у синоптиков, очевидно, идет прежде всего не о воинах-язычниках из римского легиона, а об иудеях, которых вооружили чем попало и отправили на задание глубокой ночью. Однако слово σπείρα («отряд») в Евангелии от Иоанна указывает на римских воинов, которых слуги фарисеев, очевидно, взяли на подмогу.
Итак, Иисус вторично обращается к этой смешанной группе людей, неожиданно обезоруженной Его словами, и говорит: Я сказал вам, что это Я; итак, если Меня ищете, оставьте их, пусть идут. Иисус заботится о том, чтобы вместе с Ним не арестовали кого-либо из учеников. Евангелист при этом вспоминает слова Иисуса в молитве после Тайной Вечери: тех, которых Ты дал Мне, Я сохранил, и никто из них не погиб, кроме сына погибели, да сбудется Писание (Ин. 17:12). Здесь эта молитва несколько перефразирована: из тех, которых Ты Мне дал, Я не погубил никого.
Третья сцена описана всеми четырьмя евангелистами: некто ударяет мечом раба первосвященника и отсекает ему ухо. Евангелисты по-разному идентифицируют человека, нанесшего удар: Марк называет его «одним из стоявших тут», из чего может сложиться впечатление, что ударивший принадлежал не к группе учеников Иисуса, а к некоей другой группе – например, зрителей, наблюдавших за происходившим[279]. Однако такая группа ни в одном из повествований не упоминается, и вряд ли можно было бы ожидать ее появления в столь поздний час[280]. Матфей называет ударившего «одним из бывших с Иисусом»; с Матфеем согласен Лука. И только Иоанн указывает на Петра.
Если учесть, что с Иисусом в Гефсимании было только три человека и Петр был одним из них, а другим Иоанн, то свидетельство Иоанна выглядит вполне правдоподобным. Но почему синоптики предпочли скрыть Петра под неким анонимом? Существуют разные гипотезы. Одна из них гласит, что исходный материал для синоптических повествований был составлен между 30 и 60 годами, когда основные участники драмы были еще живы и Петр мог подвергнуться уголовному преследованию за удар, нанесенный рабу первосвященника[281]. Иоанн же писал намного позже других, когда Петр уже не нуждался в защитной анонимности[282]. По другому мнению, авторы синоптических повествований не знали, кто ударил раба первосвященника, а Иоанн знал и потому решил внести уточнение в их рассказ. Наконец, Иоанн мог упомянуть о смелом поступке Петра в преддверии рассказа о его отречении, чтобы продемонстрировать его верность Учителю и готовность встать на Его защиту.
Был ли поступок Петра продуманным актом вооруженного сопротивления, бравадой или жестом отчаяния? Скорее всего, ни тем, ни другим, ни третьим. Это была импульсивная реакция на происходившее. Никакого конкретного плана у него не было, действовал он не раздумывая, как поступал и во многих других случаях.
По версии Луки, удар предварялся вопросом: Господи! не ударить ли нам мечом? Ответ Иисуса, впрочем, евангелистом не зафиксирован: действие разворачивается быстро, и удар, вероятно, следует сразу за вопросом. Иисус, опять же по версии Луки, останавливает ударившего словами оставьте, довольно и исцеляет ухо раба. Может быть, это и послужило причиной того, что поступок Петра остался безнаказанным: его не схватили и не связали, как можно было бы ожидать.
Слова Иисуса, обращенные к Петру, мы имеем в двух версиях: Матфея и Иоанна. Начало почти идентичное: возврати меч твой в его место — у Матфея, вложи меч в ножны — у Иоанна. Но дальше показания двух евангелистов разнятся. Согласно Матфею, Иисус, продолжая речь, говорит о том, что все, взявшие меч, мечом погибнут. Это звучит как одно из типичных изречений Иисуса, имеющих форму пословицы. По смыслу оно близко к тому, что Иисус говорил в Нагорной проповеди: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Мф. 5:39). Иисус сознательно избрал путь непротивления злу силой: этому Он учил и это теперь доказывал Своим примером.
Согласно версии Матфея, Иисус, продолжая речь, говорит ударившему: Или Думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? как же сбудутся Писания, что так должно быть? Эти слова могут показаться противоречащими тому, что Иисус говорил, обращаясь к Отцу, в Гефсиманском саду. Там Он просил Отца, если возможно, пронести мимо Него чашу страдания, но со смирением принял волю Божию. Здесь Он говорит, что мог бы умолить Отца, и Отец послал бы Ему на помощь двенадцать легионов ангелов (типичное для Иисуса символическое обозначение несметного количества при помощи цифры, имеющей гиперболический характер). Однако никакого противоречия здесь нет, поскольку Иисус идет на смерть добровольно. Молясь Отцу в Гефсимании, Он не настаивал на Своей человеческой воле, противившейся мысли о смерти, но подчинил ее воле Отца. И сейчас Он исполняет то, что предначертано для Него Отцом.
Когда-то Иисус отверг искушение диавола, который говорил Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею (Мф. 4:6). Именно потому, что Он Сын Божий, Он не поддался искушению. Сейчас Он говорит о помощи ангелов как заведомо неприемлемом для Него варианте развития событий. Несмотря на все внутренние борения, Он как Сын Божий хочет умереть за людей, и это желание перевешивает в Нем над любыми человеческими чувствами, страхами, переживаниями.
Почему Иоанн счел необходимым упомянуть имя раба первосвященника? На этот вопрос отвечают по-разному. Некоторые полагают, что Малх был тем же самым рабом, который потом на суде у первосвященника ударит Иисуса по щеке (Ин. 18:22)[283]. Другие видят связь между Малхом и тем рабом первосвященника, который был его родственником и который спросит Петра: не я ли видел тебя с Ним в саду? (Ин. 18:26)[284].
Взятие под стражу. Фреска. Дуччо ди Буонинсенья. 1308–1311 гг.
Третья сцена завершается арестом Иисуса. И Матфей, и Марк говорят, что к Иисусу подошли, возложили на Него руки и взяли (έκράτησαν) Его. Лука не упоминает об этом, а Иоанн говорит, что Иисуса схватили (συνελαβον) и связали (εδησαν). Отметим это разночтение. Согласно Иоанну, Иисуса поведут связанным к первосвященнику Анне, а затем Анна отправит Его связанным к Каиафе (Ин. 18:24). Согласно Матфею и Марку, Иисуса свяжут после допроса у первосвященника перед тем, как отвести к Пилату (Мф. 27:2; Мк. 15:1).
Четвертая сцена содержит обращение Иисуса, уже арестованного, к народу: Как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями взять Меня; каждый день с вами сидел Я, уча в храме, и вы не брали Меня. Эти слова, приведенные Матфеем, имеются (с небольшими вариациями) также у Марка и Луки. Но дальше у Марка Иисус продолжает: Но да сбудутся Писания. У Матфея эти слова превращены в авторский текст: Сие же все было, да сбудутся писания пророков. Лука же добавляет к речи Иисуса заключение: но теперь ваше время и власть тьмы. Эти слова следует понимать как указание на победу зла над добром, имеющую, однако, временный характер.
Ссылка на «писания» объясняет, как Иисус понимал все происходившее. Для Него было важно не только то, что Он исполняет волю Отца, но и то, что Он выполняет предначертанное в писаниях пророков. В книге «Агнец Божий» мы говорили[285], что Иисус воспринимал ветхозаветные пророчества как относящиеся к Нему, а Свою жизнь – как исполнение этих пророчеств. Не случайно в прощальной беседе с учениками, приведенной у Иоанна, Он трижды употребил формулу да сбудется Писание (Ин. 13:18; 15:25; 17:12). А у Луки, как мы помним, Иисус прямо перед тем, как выйти на гору Елеонскую, произнес: ибо сказываю вам, что должно исполниться на Мне и сему написанному: и к злодеям причтен (Лк. 22:37).
Четвертая сцена заканчивается тем, что все ученики оставляют Иисуса и разбегаются. О каких учениках идет речь? Очевидно, обо всех одиннадцати, кроме Петра, который следовал за Иисусом издали, о чем будет сказано в дальнейшем повествовании синоптиков (Мф. 26:58; Мк. 14:54; Лк. 22:54), или Петра и «другого ученика», по версии Иоанна (Ин. 18:15). Мы не знаем, все ли они присутствовали при аресте Иисуса или только трое. Вполне вероятно, что оставшиеся восемь, находясь неподалеку, сбежались на шум и видели взятие Иисуса под стражу.