Обычно оплакивание совершалось у входа в гробницу или внутри нее. Это объясняет, почему археологи иногда находят гробницы с углубленной частью пола: это позволяло оплакивающим молиться здесь стоя согласно иудейскому обычаю (см. открытую для публики гробницу в капелле Доминус Флевит на Масличной горе, рис. 5.1). И конечно, если люди заходили в гробницу, неудивительно, что тела умащали благовониями. В гробницах и пещерах для захоронений обнаружено множество флаконов и сосудов для благовоний. Можно себе представить, какой там стоял запах на шестой-седьмой день.
Обычно через год после погребения кости собирали и складывали в отдельную нишу или в оссуарий. Об этой практике так называемого вторичного погребения свидетельствуют археологические раскопки иудейских могил того времени, когда жил Иисус. О том же свидетельствуют раввинистические источники: «Когда плоть разлагается, собирают вместе кости и полагают их в должное место» (m. Sanh. 6:6); «Сын мой, похорони меня сначала в гробнице. А по прошествии времени собери кости мои и положи их в оссуарий, но не бери их собственными твоими руками» (Semahot 12.9; см. также Semahot 3,2). Раввинистическая литература также говорит о том, что кости складывали в оссуарий через двенадцать месяцев после первого погребения (b. Qidd. 31Ь).
Однако в случае казни преступников эти обычаи выглядели иначе. Казненных также погребали должным образом, но не в таких почетных местах, как, скажем, семейная гробница. Об этом ясно говорят ранние раввинистические тексты: «Не погребают их [казненных преступников] в гробнице отцов их. Но два места погребения их приготовил синедрион: одно – для обезглавленных или задушенных, второе – для побитых камнями или сожженных» (m. Sanh. 6:5); «Ни тела, ни кости нельзя переносить из места бесчестного в место почетное, равно как и (о чем и не стоило бы говорить) из места почетного в место бесчестное; однако в случае семейной гробницы разрешено их переносить, даже если почетное место меняется на бесчестное» (Semahot 13.7). Тело преступника не хоронили в почетном месте, а кроме того, запрещалось его публичное оплакивание: «Не делали они [открытого] плача… скорбя только лишь в сердце своем» (m. Sanh. 6:6).
Иудеи думали, что душа умершего находится около тела в течение трех дней: «Три дня [после смерти] душа парит над телом, стремясь вернуться в него, но когда видит, что облик его меняется, тогда отходит» [Lev. Rab. 18.1 (на Лев 15:1–2)]. Изменение лица на третий день объясняет, почему скорбь сильнее всего в первые дни: «Скорбь во всей ее силе длится три дня, пока еще вид лица можно распознать» (Qoh. Rab. 12.6 § 1). Это любопытное представление, вероятно, стоит за яркой историей воскрешения Лазаря, брата Марии и Марфы (Ин 11:1-44). Слова, что Лазарь мертв уже «четвертый день» и его тело «смердит» (11:39), предполагают, что всякая надежда уже утрачена. С момента смерти Лазаря прошло более трех дней. Его душа отошла; его лицо изменило свои черты. Возвращение к жизни кажется уже невозможным.
Таковы погребальные обычаи иудеев. Но всегда ли евреи хоронили умерших? Какое значение имели для них похороны? Могли ли они оставить тела каких-то людей, например казненных преступников, без погребения?
Погребение необходимо
В Средиземноморье в эпоху поздней античности достойное погребение умершего считалось священным долгом, и это особенно справедливо, если речь идет о культуре и религии евреев. Во-первых, должное погребение выражало заботу о самом умершем. Значимость заботы об умерших и их достойном погребении широко отражена в Писании: от подробного рассказа о том, как Авраам приобретает пещеру для погребения Сарры (Быт 23:4-19), до описания погребения патриархов и царей Израиля. Особого внимания заслуживает история о том, как тело Иакова перенесли в Ханаан, чтобы похоронить его в высеченной им самим гробнице (Быт 50:4-14). Интересна в этом отношении и смерть Иосифа: его похоронили в Египте, но затем, в момент исхода, его останки извлекли из могилы, чтобы захоронить их в Ханаане (Быт 50:22–26, Ис Нав 24:32). Кости убитых Саула и его сыновей были погребены в Иависе (1 Цар 31:12–13). Затем кости Саула переносят в землю Вениаминову (2 Цар 21:12–14). Погребения удостаивались даже нечестивцы, погибшие от кары свыше: израильтяне, мечтавшие в пустыне о мясе (Числ 11:33–34), или отдельные казненные преступники (Втор 21: 22–23). Тела врагов Израиля, павших в битве, сжигали (3 Цар 11:15). Надлежало предать огню даже тела бойцов из враждебного эсхатологического войска Гога (Иез 39:11–16). Оставить мертвое тело, даже если это тело врага, лежащим без погребения означало навлечь проклятие на землю (Втор 21:22–23).
В Книге Товита говорится об иудеях в изгнании, убитых и оставшихся лежать вдоль дорог или выброшенных за городскую стену. Главный герой, по имени которого названа книга, праведник, соблюдающий иудейские обычаи относительно еды, делится одеждой и пищей с бедными и, несмотря на огромный риск, погребает умерших. Товит славен многими добрыми делами, но на первом месте стоит погребение умерших (1:18–20; 2:3–8; 4:3–4; 6:15; 14:10–13).
Иосиф Флавий разделяет взгляды автора Книги Товита. Говоря о нравственных обязанностях иудеев, Флавий говорит: «Нам следует предоставлять всем, кому это необходимо, огонь, воду, пищу, указывать дорогу, никого не оставлять без погребения [ataphon] и не быть слишком жестокими по отношению к врагам» (Ag. Ap 2.211; см. также 2.205).
Быть может, самый яркий образ отношения иудея к погребению дает Филон Александрийский, когда описывает скорбь Иакова, получившего весть о том, что его сын Иосиф умер и был растерзан дикими зверями. Патриарх оплакивает сына такими словами:
Сын мой, не столько смерть твоя печалит меня, сколько ее обстоятельства. Если бы ты был погребен [ebaphes] в земле твоей, я бы утешал тебя подле твоего смертного одра, видя тебя и ухаживая за тобой, я бы сказал тебе последнее прости, когда ты умер, закрыл бы очи твои, обвил бы твое лежащее тело пеленами, устроил бы богатые похороны и проследил бы, чтобы были исполнены все до единого обряды. (Joseph 22–23).
В плаче, который Филон вложил в уста Иакова, говорится о значении погребения:
И воистину, если бы ты был убит или умер по чьему-то намерению, скорбь моя не была бы столь тяжкой, ибо если бы поразил тебя человек, он бы сжалился над своей жертвой, собрал бы прах земной и засыпал ее тело. И даже если бы самые бессердечные изо всех людей могли бросить тело без погребения, тогда проходящий по пути мог бы остановиться, чтобы поглядеть на него, и из жалости, свойственной нашей общей природе, почувствовать, что должен он совершить погребальный обряд. (Joseph 25)
В заключении плача Иаков говорит, что не знает он большего горя из-за того, что ничего от Иосифа не осталось и невозможно совершить погребение (26–27). Вряд ли где-либо еще, кроме Филона, столь же красноречиво отражено то значение, какое имело для иудеев погребение.
Забота о должном погребении продолжает беспокоить иудеев и после I века. Раввинистическая литература говорит о том, что погребение умершего – это священный долг (b. Meg. 3b), который стоит выше, нежели изучение Закона, обрезание сына или заклание пасхального ягненка. И даже первосвященник или назорей обязаны похоронить «брошенное тело», если больше этого некому сделать [Sipre Num.§ 26 (на Числ 6: 6–8)].
Существовала и вторая причина хоронить умерших, чтобы избежать осквернения земли Израилевой. Основой этого был закон Моисеев:
Если в ком найдется преступление, достойное смерти, и он будет умерщвлен, и ты повесишь его на дереве, то тело его не должно ночевать на дереве, но погреби его в тот же день, ибо проклят пред Богом всякий повешенный на дереве, и не оскверняй земли твоей, которую Господь Бог твой дает тебе в удел. (Втор 21:22–23).
Об этом же говорит Книга пророка Иезекииля: «И назначат людей, которые постоянно обходили бы землю и с помощью прохожих погребали бы оставшихся на поверхности земли, для очищения ее… И так очистят они землю» (39:14, 16).
Эта традиция сохранилась и на пороге новой эры, о чем свидетельствуют свитки Мертвого моря. Один из них, Храмовый свиток, так развивает эту тему:
Предатель народа своего, который выдаст его народу чужому и сотворит зло народу своему, да будет повешен на дереве и да умрет. По слову двух или трех свидетелей да умрет, и сами они да повесят его на дереве. Если приговоренный к смерти убежит к чужим народам и проклянет свой народ, детей Израиля, да будет также повешен на дереве и да умрет. Но не следует оставлять его тело на дереве ночью; вы обязаны похоронить его в тот же день. Ибо проклят Богом и людьми всякий, висящий на дереве, а ты да не осквернишь землю, которую Я даю тебе в удел [Втор 21:22–23]. (11QTemple = 4Q524 frag. 14 lines 2–4; курсив наш)
Во Второзаконии 21:22–23 рассказывается о случае, когда на дерево вешают казненного ранее человека, а в Храмовом свитке говорится о другом: человека вешают, «да умрет». Большинство исследователей полагает, что здесь речь идет о распятии (см. также 4QpNah frag. 3–4, col. i, lines 6–8, вероятно, о том же 4Q282J, где говорится о «повешении» (возможно, «распятии») тех, кто сбивает народ с пути)2. Достойно внимания то, что подобная казнь связана с изменой.
Римские императоры периода династии Иродов
Юлий Цезарь (48–44 до н. э.)
Цезарь Август (31 до н. э. – 14 н. э.)
Тиберий (14–37 н. э.)
Гай Калигула (37–41 н. э.)
Клавдий (41–54 н. э.)
Нерон (54–68 н. э.)
Гальба, Отон, Вителлий (68–69 н. э.)
Веспасиан (69–79 н. э.)
Тит (79–81 н. э.)
Домициан (81–96 н. э.)
Нерва (96–98 н. э.)
Траян (98-117 н. э.)
Адриан (117–138 н. э.)
Стоит также заметить, что в свитках настойчиво выражается требование похоронить казненного