Болезнь его и была объявлена долгожданною катастрофой. «Богобоязненные люди, которые по своим знаниям умели объяснять такие явления, говорили, что теперь Предвечный наказывает царя за его великие беззакония»[167].
Именно во время смертельной болезни Ирода двое из этих богобоязненных людей, два фарисея, знаменитейшие знатоки закона, Иуда и Маттафия, среди бела дня в окружении толпы сорвали с ворот Храма водруженного туда Иродом золотого орла.
«Что может быть почетнее и славнее, как умереть за заветы отцов; кто так кончает, душа того остается бессмертной и вкушает вечное блаженство», — говорили Иуда и Маттафия своим приверженцам[168].
Если Флавий прав и не допускает здесь анахронизма, то перед нами такая деталь, которую трудно переоценить. Ведь еще во II в. до н. э. тексты фарисеев нигде не говорили о бессмертии души. Книги Даниила и 2-я Маккавеев обещали мученикам физическое воскресение. И вот Иуда и Маттафия, в 4 г. до н. э., обещают тем, кто сделается мучеником, именно что бессмертие души.
Фактически Иуда и Маттафия подняли восстание и попытались захватить Храм (во всяком случае, чтобы сорвать с ворот Храма золотого орла, толпа должна была собраться именно у этих ворот), но Иосиф Флавий, как всегда, когда он говорит о соотечественниках, всячески пытается преуменьшить насильственность их действий. По его словам, это военачальник Ирода напал на толпу, и, более того, приверженцы Маттафии даже не стали сопротивляться, в надежде на мученический венец[169]. Если верить Иосифу Флавию, они, как и христианские мученики впоследствии, только и хотели, чтобы их распяли.
Это стремление к мученичеству было охотно удовлетворено. После казней умирающий Ирод, которому были прекрасно известны настроения народа, повелел запереть членов знатнейших еврейских семейств на ипподроме и перебить их в момент его смерти, ибо, мрачно пошутил умирающий Антихрист, «только в таком случае народ почтит его искренним горем»[170].
Глава 6«Четвертая секта»
Пока Ирод был жив, он сдерживал недовольство железной рукой, но сразу же после его смерти по всей Палестине громыхнуло: огромные толпы, стекавшиеся на Пасху в Иерусалим, захватили Храм. В Галилее Иуда, сын «могущественного атамана разбойников Езекии, которого Ирод с большими трудностями одолел»[171], «собрал около города Сепфориса огромную толпу отчаянных людей, сделал набег на царский дворец, захватил всё находившееся там оружие, вооружил им всех своих приверженцев и похитил все находившиеся там деньги»[172].
Другой повстанец, Симон, «разграбил и сжег царский дворец в Иерихоне»[173], дворец Ирода в Амафе был «сожжен толпой бродяг»[174] и даже некий Афронг, «всего-навсего простой пастух»[175], вознамерился стать царем.
«Где только ни собиралась толпа недовольных, она тотчас выбирала себе царя, на общую гибель. Цари эти наносили римлянам незначительный вред, зато свирепствовали среди своих собственных единоплеменников»[176].
Сыновьям Ирода было не до подавления мятежей: они спешно отправились в Рим торговаться за престол. Император Октавиан Август сначала разделил страну между тремя из них: Архелаем, Филиппом и Антипой, а в 6 году н. э., взбешенный жестокостью Архелая и его неумением контролировать ситуацию, переподчинил ее южную часть, Иудею, непосредственно легату Сирии Квирину, после чего Квирин, в налоговых целях, объявил о всеобщей переписи населения. Ведь оно теперь подчинялось непосредственно римлянам, и для налогообложения его надо было учесть.
Перепись, затеянная Квирином, немедленно привела к новому восстанию, которое возглавили Иуда из Галилеи и фарисей, имя или прозвище которого было Цадок, т. е. Праведник.
Этот Иуда и этот Праведник играют значительную роль в нашем повествовании, потому что наш главный источник по истории Израиля того времени, Иосиф Флавий, называет их основателями «четвертой секты»[177].
«Четвертая секта»
В восемнадцатой книге «Иудейских древностей» — в абзаце неточном, пристрастном и зацитированном до дыр — Иосиф Флавий сообщает, что иудеи его времени делились на четыре «эйресиса». Слово это — αρεσις — впоследствии в христианском новоязе стало значить «ересь», но во времена Флавия оно еще ничего такого не значило, а значило просто «школа», «направление», «выбор».
Три из этих школ, по словам Иосифа Флавия, были очень древние. Это были саддукеи, фарисеи и ессеи. Они существовали «не со вчерашнего дня, а издревле»[178].
А вот «четвертая школа», она же сикарии и зилоты, появилась только что. Она была основана Иудою и Цадоком. С точки зрения тогдашнего читателя уже это обстоятельство лишало эту «четвертую школу» какой-либо легитимности. Ведь религия — это не какой-нибудь вам iPhone, который обязательно должен быть последней модели. Религия, особенно в Античности, была чем древней, тем истинней.
Именно поэтому монотеистические реформаторы VII в. до н. э. никогда не претендовали на новизну своего учения. Они всегда утверждали, что их учение было самым правильным потому, что оно было самым древним. Они всегда могли предъявить в подтверждение этого тезиса «древние книги», кстати найденные в Храме.
Иосиф Флавий описывает ессев и «четвертую секту» как во всём противоположные друг другу.
Ессеи — это исключительно мирная секта. Они «больше, чем другие, связаны между собой любовью»[179] и «стараются распространять мир»[180]. Тот, кто вступает в их общину, должен поклясться, что «никогда ни по собственному побуждению, ни по приказанию не причинит зла». Он будет удерживаться от разбоя и «хранить верность правительству, ибо всякая власть от Бога»[181].
Напротив, приверженцев «четвертого эйресиса» отличает «ничем не сдерживаемая любовь к свободе». «Идти на смерть они считают за ничто, равно как презирают смерть друзей и родственников, лишь бы не признавать над собою главенства человека»[182]. Именно «четвертый эйресис», мятежники и разбойники, и несут ответственность за Иудейскую войну.
Отличительными чертами ессеев, согласно Иосифу, являются следующие. Они являются гемеробаптистами — то есть крестятся каждый день, смывая с себя грехи, и верят в бессмертие души. Секс они отвергают и размножаются исключительно внеполовым путем, то есть за счет прозелитизма. Они также «преследуют особую святость» и отличаются фанатическим соблюдением закона, до такой степени, что даже не какают в субботу, что при их скудной диете нетрудно, а в остальное время они зарывают экскременты особой лопаточкой, которую всегда носят с собой. Имущество у них общее.
О ритуалах и обычаях «четвертой секты» Иосиф Флавий не говорит ничего.
Нетрудно заметить, что Флавий приписывает ессеям все те характеристики — любовь к ближнему, миролюбие и покорность властям, — которые впоследствии будут приписывать себе христиане. Как и в случае с талмудической притчей о жестоком царе Ироде и рав Бабе бен Буте, который даже после жесточайших мук отказывается его проклинать, мы снова встречаемся с хорошо разработанным мемом, настаивающим на кротости и миролюбии, свойственной носителям этого мема.
Однако утверждение Иосифа Флавия о мирном характере ессеев странно контрастирует с его же описанием несчастий, постигших ессеев в период восстания.
«Их завинчивали и растягивали — пишет Иосиф, — члены у них были спалены и раздроблены; над ними пробовали все орудия пытки, чтобы заставить их хулить законодателя или отведать запретную пищу, но их ничем нельзя было склонить ни к тому, ни к другому. Они стойко выдерживали мучения… улыбаясь под пытками, посмеиваясь над теми, которые их пытали, они весело отдавали свои души в полной уверенности, что снова получат их в будущем»[183].
Если верить этому абзацу, то получается, что во время Иудейской войны римляне только и делали, что зачем-то пытали мирную секту, исполненную любви к окружающим, зарывающую какашки лопаточкой и проповедующую, что всякая власть от бога. Непонятно, с какой стати ярость римлян обратилась на этих мирных людей, которых они были должны на руках носить как образцовых подданных.
Несмотря на все эти практические вопросы, легенда про миролюбивых ессеев, которые тысячелетиями «не знают денег» и живут на берегу Мертвого моря «среди пальм»[184], была удивительно популярна среди интеллектуалов всех времен и народов.
Немудрено поэтому, что когда в 1946 году в кумранских пещерах были обнаружены первые свитки Мертвого моря, их авторы сразу и безоговорочно были отождествлены с кроткими и миролюбивыми ессеями.
Тождество это, увы, оказалось несколько преждевременным: свитки Мертвого моря больше всего напоминают литературу, которая может обнаружиться в тренировочном лагере «Аль-Каиды[185]».
Книга Еноха
Мы уже подробно разбирали здесь «Свиток войны Сынов Света против Сынов Тьмы» и предположили, что перед нами — религиозно-тактическая диспозиция, которая могла вдохновлять галилейских разбойников, воевавших в 37 г. до н. э. против Ирода.