Жены-мироносицы стоят в отдалении. Кто они? Матфей перечисляет трех: Марию Магдалину, Марию, мать Иакова и Иосифа, и жену Зеведея, рыбака с озера, два сына которого, Иаков и Иоанн, вошли в число двенадцати. Марк также упоминает трех женщин: «между ними была и Мария Магдалина, и Мария, мать Иакова меньшего и Иосии, и Саломия…» (Мк. 15:40).
То есть они те же, что и у Матфея, так как Саломея — это жена Зеведея. Марк добавляет, не называя поименно, что там были «и другие многие, вместе с Ним пришедшие в Иерусалим» (Мк. 15:41). Лука также упоминает об этой группе женщин, следовавших за Иисусом, и во время эпизода с опустевшей гробницей называет имена некоторых из них: Мария Магдалина, Иоанна и Мария, мать Иакова. То есть к списку он добавляет Иоанну (мы знаем, что он имел в виду жену Хузы, домоправителя Ирода Антипы).
Иоанн, присутствовавший на казни, как и на суде, сообщает дополнительные подробности: «При кресте Иисуса стояли Матерь Его и сестра Матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина» (Ин. 19:25). Следует ли считать, что «сестра его матери» и «Мария Клеопова» — это два разных человека (тогда у подножия креста стояли четыре женщины)? Или, напротив, считать, что «Мария Клеопова» — это просто уточнение к «сестра матери Его», что сократило бы число женщин у креста до трех?
В любом случае присутствие Марии, матери Иисуса, имеет решающее значение. Как и во всякий год, она, покинув свой дом в Назарете, пришла в Иерусалим на Пасху в сопровождении своей сестры (чье имя нам неизвестно), невестки — жены Клеопы, которую также звали Марией, и своих племянников — Иакова, Иосифа, Симеона и Иуды, то есть «братьев Иисуса». Таков был этот небольшой клан Назореев, который, возможно, дополнялся еще несколькими людьми.
Иоанн упоминает только четырех женщин у подножия креста. Он был вместе с ними, и, несомненно, именно он добился у солдат Пилата исключительного разрешения находиться рядом с приговоренным.
Гораздо позднее Иоанн оценит богословское значение и символическое величие распятия — для увенчанного короной Иисуса Крест станет престолом, Его торжеством над силами тьмы. «И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:14–15). Титло — та самая дощечка, написанная на трех языках, возвещает о вселенском характере Христова Царства Божьего.
Увидев Свою мать и стоящего рядом с ней любимого ученика, Иисус сказал ей: Hâ berék («Жено! се, сын Твой»), а затем ученику: Hâ’immâk («Се, Матерь твоя»). «И с этого времени ученик сей взял Ее к себе» (Ин. 19:26–27). Так, поручив Свою мать заботам любимого ученика, который лучше всех понимал смысл Его дел и слов, Иисус хотел обеспечить ей материальную поддержку после Своей смерти. В отличие от остальных одиннадцати апостолов, которые бросили всё, семью и ремесло, чтобы последовать за Иисусом, Иоанн остался в Иерусалиме, где ему принадлежали дом на Сионском холме, владение в Гефсимании, как, впрочем, наверняка что-то и в других местах. Поэтому заботу о Марии Иисус доверил именно Иоанну. Он же определил и отношения между ними — отношения матери и сына. Это одновременно было и актом усыновления, и Его завещанием. В своем Евангелии Иоанн с предельной осторожностью указывает, что он остался верен столь важному поручению Учителя: «И с этого времени ученик сей взял Ее к себе» (Ин. 19:27). И ни слова больше.
Глава восемнадцатаяСмерть Иисуса
Последние муки
Иисус, обессиленный, борется против смертельных судорог. Его тело истекает кровью. Ее уже не хватает, чтобы обеспечить все потребности тела, кровь убывает в селезенке и почках, концентрируется в мозге. Раздувшаяся от повысившегося давления грудная клетка больше не может выдыхать спертый воздух. Обильное потоотделение обезвоживает организм. Горло пересыхает, жажда становится нестерпимой. Сердцебиение ускоряется, кровяное давление опасно повышается, температура поднимается до 41 °C. Организм перестает выводить отходы обмена веществ и постепенно ими отравляется. Все идет к концу, к смерти распятого на кресте.
«После того Иисус, зная, что уже все совершилось, да сбудется Писание, говорит: жажду», — пишет Иоанн (Ин. 19:28). В этих словах выражена вся жгучая жажда воссоединения с Отцом. И, как сказано в псалмах: «Душа моя жаждет Тебя, как высохшая земля. Поспеши, ответь мне, Господи» (Псалтирь, псалом 142). Слова Иисуса выражают жгучую, пожирающую жажду, свойственную для всех распятых. Это крик страдания, но не крик отчаяния. Иоанн, находившийся у подножия креста, видит, как жертва до конца сохраняет ясность ума, не поддаваясь отчаянию или желанию взбунтоваться.
Евангелия от Матфея и Марка, напротив, настаивают на безмерном одиночестве последних минут распятого человека, осмеянного и осужденного иудеями, римскими солдатами и двумя разбойниками, человека, отвергнутого одиннадцатью апостолами, которые разбрелись после ареста. И разве Сам Отец не покинул Своего Сына, оставив Его умирать? Иисус, оказавшись один на один со Своими страданиями, тогда, похоже, воскликнул словами, которыми открывается 21-й псалом: «Или, Или, лама савахфани» (Мф. 27:46), «Элои, Элои, лама савахфани» (Мк. 15:34) — «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» То был скорее крик о помощи, чем вопль абсолютного отчаяния… Некоторые богословы в этом сомневаются. Было бы чисто теологическим построением стремление показать, что Иисус исполнил судьбу Страдающего Праведника. Как уже неоднократно говорилось, Евангелия не придумывают ситуации, основанные на библейских писаниях. Они интерпретируют факты в свете Писания, даже если это означает приспособление смысла текстов. Как отмечает Шалом Бен-Хорин, «надо проявлять осторожность, чтобы не рассматривать это как сомнение в существовании Бога, потому что если верный традициям еврей в свой последний час может задать подобный вопрос Богу, то современный человек, напротив, задастся вопросом о самом существовании Бога».
«Жажду»
Одно из последних слов Иисуса на кресте: «Жажду» (Ин. 19:28). Иоанн с точностью очевидца пишет: «Тут стоял сосуд, полный уксуса. Воины, напоив уксусом губку и наложив на иссоп, поднесли к устам Его. Когда же Иисус вкусил уксуса, сказал: совершилось! И, преклонив главу, предал дух» (Ин. 19:29–30).
Этот сосуд принесли на Голгофу римские солдаты. В нем — posca, кислое вино низкого качества, смешанное с водой, уксусом и взбитыми яйцами. Этим напитком жнецы и солдаты обычно освежались в жару. Один из солдат срывает стебель иссопа, прикрепляет к его концу губку, окунает ее в кувшин, а затем подает Иисусу.
Матфей и Марк упоминают об «уксусе». Похоже, это довольно редкий случай, когда Писание искажает действительность (мы уже приводили подобный случай с напитком, предложенным, согласно Матфею, перед казнью Иисусу). Оба евангелиста буквально следуют тексту 68-го псалма (стих 22): «И дали мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом».
В действительности, как показывает Иоанн, поднесение губки, смоченной в posca (а не в чистом уксусе), не стоит рассматривать как стремление отравить или посмеяться над жертвой. После того как Иисус был обречен на смерть, солдаты занялись своими делами. Они благосклонно отнеслись к Его просьбе напиться. Было ли то проявлением гуманности с их стороны? Или же, наоборот, они хотели ускорить смерть жертвы? Ведь поглощение жидкости в подобном состоянии часто приводит к летальному исходу. Именно так думал Эрнест Ренан: «На Востоке считают, что если дать попить распятому или посаженному на кол, то это ускорит его смерть». Но факт остается фактом: Иисус умирает сразу после этого. Лука, как и Иоанн, настаивает на том, что Иисус прекрасно осознает, что Отец Его не покинул, что Он Сам отдает Себя в Его руки. Иоанн добавляет, что Иисус возгласил «громким голосом»: «Отче! в руки Твои предаю дух Мой» (Лк. 23:46). Вместо краткого у Иоанна «совершилось» Лука использует 6-й стих 30-го псалма, предваряя его обращением к Отцу.
То, что, как говорится в синоптических Евангелиях, Иисус, «возгласив громким голосом… испустил дух», вполне правдоподобно. Его агония длилась три долгих часа. Поднятый на крест во время ежедневного жертвоприношения Tamid в Храме, Он умер в тот момент, когда первосвященник Каиафа заколол первого пасхального агнца на жертвеннике всесожжения как символ освобождения и спасения Израиля. Кровь священного животного текла так же, как кровь Иисуса на кресте.
Причины смерти
Сколько совершенно фантастических романов было понаписано о том, что Иисус не был распят или что Он не умер на кресте! Все началось с гностика Василида, который был убежден, что место Иисуса на кресте занял Симон Киринеянин. Словно по мановению волшебной палочки тот, кто нес крест, обретает черты Иисуса, а последний, наблюдая среди толпы за собственной смертью, потешается, как же удачно разыграл первосвященников! Причины здесь теологические: сотворенный Богом человек не может умереть на кресте! А потому в последний момент должна была произойти замена, или же божественность внезапно покинула оболочку Иисуса. Путая Иуду, одного из «братьев» Иисуса, с Апостолом Фомой по прозвищу Дидим («Близнец»), некоторые гностики предположили, что близнец и двойник Христа Иуда Фома был распят вместо Него. Более того, те же эзотерические доктрины ставят вопрос: а был ли действительно Иисус человеком? А может быть, он был просто похож на него? В Коране, опирающемся на апокрифы сирийских христиан, также утверждается, что на кресте распяли некое «подобие» Иисуса.
У наших современников воображение вообще разыгралось: простой смертный Иисус, исцелившись от ран, удаляется в Гималаи в компании Марии Магдалины… Такова фантастическая история Жеральда Мессадье в его романе-бестселлере «Человек, который стал Богом». Еще один вариант был выдуман в романе «Код да Винчи».