уматохе финикийской жизни.
И снова Иисус изменил свою тактику. Он перестал проповедовать перед толпами, избегал споров. Он отправился на встречу с местными евреями — с общинами ближней диаспоры. И в Тире, и в Сидоне его знали. В свое время евреи из этих городов и с соседнего побережья мчались в Капернаум, чтобы послушать Иисуса и получить от него исцеление. Но на этот раз Иисус действовал тихо.
Он входил в чужие страны, но не чувствовал себя вполне готовым исполнять свою миссию в масштабах всего мира. Конечно, Иисус не испытывал никакой враждебности к неиудеям, чем отличался от большинства своих соотечественников: саддукеев, фарисеев и, особенно, ессеев. Иисус был открыт к «народам», полон любви и сострадания к тем, кто не исповедовал религию Моисея. Разве он не сказал, что нужно любить даже своих врагов? Но, выбирая апостолов, он показал, что для него главная задача — символическое восстановление Израиля{464}.
В этом отношении показателен случай с сирофиникиянкой, о котором сообщают Матфей и Марк. Иисус не желал быть узнанным. Втайне он посетил один дом, где его охотно приняли. Некая женщина, слышавшая о нем, захотела непременно поговорить с ним. Она была гречанкой, сирофиникиянкой, то есть язычницей, поклоняющейся идолам. Женщина умоляла Иисуса изгнать из ее дочери беса, который завладел душой девушки и причинял той страдания. Это мучительная тревога за дочь сделала мать такой дерзкой. «Помилуй меня, Господи, сын Давидов!» — обратилась женщина к Иисусу. Тот ей ничего не ответил. Ученики подошли к Иисусу и вступились за эту женщину, которая так демонстративно обратилась к нему. Она непрерывно беспокоит их. Пусть он исполнит ее просьбу, лишь бы отстала! Тот ответил: «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева». Но женщина не сдавалась. Она упорствовала, настаивала; она бросилась к ногам Иисуса: «Господи! помоги мне». Иисус отказывался: «Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам». Женщина с мольбой возразила: «Так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их». Охваченный жалостью и растроганный полными веры мольбами этой хананеянки, Иисус воскликнул: «О, женщина! велика вера твоя; да будет тебе по желанию твоему». И ее дочь тотчас исцелилась{465}.
Этот рассказ может прозвучать обидно для христиан. Он напоминает им о том, что часто забывают: «Спасение [приходит] от Иудеев», как Иисус сказал когда-то самаритянке, и подтверждает, что Иисус пришел только для погибших овец Израиля. Его задача только в этом. Разве Иисус не запретил своим ученикам идти к язычникам? Нет, он не ученый философ, который разрушает границы между народами и оковы культурных традиций, обращая свою речь «к городу и к миру» в универсалистском понимании. Он не Платон и не Аристотель. Свои его не услышали. Как же он тогда мог вести себя здесь? Иисус отказался повторять в языческих землях те чудеса, которые он уж явил в Иудее и Галилее. Он пожелал остаться верным своему призванию.
Что действительно удивляет в его словах, так это ироническое сравнение язычников с собаками. Это грубость, хотя комментаторы обычно и подчеркивают, что Иисус не произнес презрительное «псы», которым иудеи называли язычников. Иисус добавляет к слову «собаки» прилагательное «маленькие», уменьшая его резкость. «Собачки» звучит почти доброжелательно, даже нежно. (В греческом варианте используется слово kunarion — щенок, а щенки считались почти членами семьи.) Но и в таком виде его слова звучат унизительно. Хананеянка же их подхватила и ответила в том же духе. Она смиренно признала, что ей нет места за одним столом среди избранных потомков Авраама, но сомневалась, что падающие со стола крохи могут иметь какую-то цену для сынов Израиля.
Иисуса это обезоружило, он был покорен пламенной верой и полной любви мольбой этой женщины, хотя та и не принадлежала к потомкам Авраама, Исаака и Иакова. Именно эта вера буквально вынудила его исцелить дочь этой женщины, как раньше вера царедворца Ирода заставила Иисуса исцелить его сына. Иисус передумал и не стал отказывать просительнице. Язычники тоже получат право на спасение. Час народов придет. Вот в чем мораль этой истории, которую сохранят первые христиане — неиудеи.
В Кесарии Филипповой
Возможно, после краткого пребывания в Тире и Сидоне Иисус с учениками отправился в земли тетрарха Ирода Филиппа II, который приходился Ироду Антипе братом. Отправились ли они к истокам Иордана, в сторону горы Хермон, на земли колена Данова?{466} Иисус и ученики оказались неподалеку от столицы государя из династии иродиадов — от древнего Банияса (город бога Пана). В 3 или 2 г. до н. э. город был переименован в Кесарию в честь Кесаря Августа{467}. Этот город впитал эллинистическую культуру, и иудейская община, самая большая религиозная группа Кесарии, жила в окружении языческих культов. На вершине холма, где возвышался мраморный храм, текли источники, посвященные Пану, греческому богу пастухов.
На привале Иисус спросил учеников, что о нем думают: «За кого люди почитают Меня, Сына Человеческого?» — «Одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков». Никто не видел в Иисусе исключительную личность, резко выделяющуюся на фоне истории Израиля{468}. Тогда Иисус спросил учеников: «А вы за кого почитаете Меня?» Ему отвечал Симон-Петр: «Ты — Христос, Сын Бога Живаго». На что Иисус сказал: «Блажен ты, Симон, сын Ионии, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах; и Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах»{469}.
Итак, впервые после того, как Иисус открыл себя самаритянке в чужих землях, он приподнял (хотя бы отчасти) завесу тайны, что скрывала его фигуру. Да, он Христос, Божий Мессия[48]. Но, как мы увидели, это неоднозначное понятие. Иисус отвергает националистское толкование этого термина. Он не желает ни победить врагов Израиля, ни основать мирское царство или империю, которая правила бы другими народами. Он далек от прометеевской эсхатологии. Иисусу не быть новым Иудой Маккавеем. Он совсем не намерен организовывать вооруженное сопротивление римлянам.
Игра слов во фразе «Я говорю тебе: ты — Петр (камень в переводе с греческого, kefa по-арамейски), и на сем камне и т. д.» сохраняется и в арамейском варианте текста. По словам Пьера Грело, Церковь, которую Иисус в будущем установит, станет продолжением Ветхого Завета и первого предуготовительного союза человека и Бога, а апостолы будут ее символом. Иисус предвещает рождение не очередной секты, но обновленной общины Израиля, открытой для всех народов{470}. Как Учитель уже говорил, он пришел исполнить Закон, а не разрушить.
С этого момента Иисус, который прежде не раскрывал своим ученикам до конца свою миссию, настойчиво повторяет, что в Иерусалиме его ждут страдания и смерть. С начала своего публичного служения он предчувствовал свой дальнейший путь и свой конец. Теперь он, кажется, полностью осознает, что для него началось время испытаний. Он будет гоним старейшинами, первосвященниками и книжниками; он будет убит и воскреснет на третий день{471}. В благородном порыве Симон-Петр, не сдержав себя, внезапно отвел Иисуса в сторону и сказал: «Будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою!» Тот решительно возразил ученику: «Отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое»{472}. Так слова Петра ввели Иисуса в новое искушение: соблазн избежать мук. Непостижимым образом Иисус прекрасно понимал суть своего служения, и, конечно, он долго раздумывал над 53-й главой Книги Исаии, где рассказывается об избраннике Яхве, предназначенном к страданию ради спасения своего народа: «Ибо Он взошел пред Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши. Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание. Ему назначали гроб со злодеями, но Он погребен у богатого. На подвиг души Своей Он будет смотреть с довольством, ибо Он понес на Себе грех многих и за преступников сделался ходатаем»{473}.
Как выразился немецкий богослов XIX в. Франц Делич, кажется, что это датируемое VI столетием до н. э. пророчество «написано под крестом на Голгофе»{474}. Иисус всегда уподобляет себя страдающему Служителю из текста Исаии. Впервые проведена прямая линия между этим таинственным персонажем и славным Мессией, которого ждет Израиль. Иисус станет одновременно Мессией и страдающим Рабом. Ученики спросили его: «Как же книжники говорят, что Илии надлежит прийти прежде?» Тот ответил, что Илия уже пришел, но его не узнали и поступили с ним так, как хотели. И ученики поняли, что учитель говорит им об Иоанне Крестителе. Иисус добавил: «Так и Сын Человеческий пострадает от них»{475}. Но на этот раз смысла его слов не разгадали.
Тогда сыновья Зеведея попросили Иисуса о почетных местах возле Него, когда Он вернется в славе Своей (или, как считает Матфей, просила их мать Саломия). Но тот ответил: «Не знаете, чего просите. Можете ли пить чашу, которую Я пью, и креститься крещением, которым Я крещусь?» — «Можем», — был ответ. «Чашу, которую Я пью, будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься…»