Известно, что первосвященники брали на себя самые важные, священные обязанности в общественной и религиозной жизни общества. Хотя на их власть посягал и Ирод Антипа, и римляне, влияние первосвященников все равно оставалось значительным. С ними разговаривали покорно и почтительно. Перед лицом римских захватчиков они представляли народ. Чтобы удержать первосвященников под своей властью, римляне хранили их ритуальное облачение в крепости Антония и выдавали его только на большие праздники.
Анна (Ханнан) был потомком древнего первосвященника Сифа. Этого патриарха можно назвать своего рода «крестным отцом», настолько его священнический аристократический род был продажен и презираем. Именно этот состоятельный и всемогущий человек невидимо правил, а его зять Иосиф по прозвищу Каиафа исполнял обязанности первосвященника и поддерживал отношения с римским префектом{564}.
Анна получил звание «коэн гадоль» (первосвященника) в 6 г. н. э. от Квириния, римского легата в Сирии. У власти Анна оставался до 15 г., после чего новый префект Иудеи Валерий Грат сместил его с должности. Но по иудейским законам даже отстраненный первосвященник сохранял свой ранг и влияние{565}. После короткого перерыва, когда должность первосвященника занимал представитель соперничающего семейства (Исмаэль, сын Фабии), род Ханнана вернул себе этот высший сан. Анну сменил в должности его сын Элизар (16–17), который пробыл у власти всего несколько месяцев. Затем очень короткое время первосвященником был Симон, сын Камифы, после чего главой иудейского духовенства стал Каиафа. Благодаря своей политической ловкости, гибкости, мягкости и умению чувствовать, что и в какой момент возможно, он смог сохранить власть до 37 г. В I в. никто иной не занимал эту должность так долго. Когда в 26 г. в приморскую Кесарию прибыл Понтий Пилат, он сохранил за Каиафой власть. Вскоре между этими двумя установилось согласие. Римский префект закрывал глаза на хищения и другие сомнительные и компрометирующие поступки первосвященника, пока тот оставался ему верен. Этот безнравственный договор разорвал легат Сирии Вителлий, отстранив от должностей Пилата и его приятеля в 37 г., через четыре года после казни Иисуса.
Итак, фарисеи высказали Анне и Каиафе свои жалобы: Иисус нарушал субботу, а также колдовал, изгоняя демонов властью
Сатаны. Этот так называемый учитель из Галилеи (области, из которой точно не может явиться ни один пророк); этот мнимый ученый, никогда не обучавшийся в школе ни у одного наставника; этот высокомерный обманщик, который воображает себя Мессией, вдобавок еще и гнусный богохульник. Он предписывает людям новые нравственные законы и этим ставит себя выше Моисея. Хуже того, он считает себя сыном Всевышнего, зовет Его Аввой. Прощая так называемые грехи, Иисус пытается быть Ему равным.
Разумеется, до Анны и Каиафы доносились слухи о пагубном учении этого Назарянина, которого, как и всех Назореев, подозревали в стремлении восстановить царскую власть и изгнать римлян из Палестины. Они оба могли опасаться народных волнений, которые поставили бы под угрозу сложившийся порядок, позволивший им получить власть. Покушаясь на порядок вещей, существующий в Храме, этот выходец из Галилеи мешал интересам их касты. После воскрешения Лазаря Анна и Каиафа поняли, что не реагировали на его действия слишком долго.
Тогда они решили созвать Синедрион — Высший совет Израиля. Нам известны имена некоторых его членов той эпохи: Анна, почетный первосвященник; его сын Ионафан, начальник, или «саган», Храма, старший над священниками; другой сын Анны Александр; мудрый фарисей Никодим; богатый и знатный человек Иосиф Аримафейский, который будет участвовать в погребении Иисуса; знаток Закона и учитель из фарисеев Гамалиил II, благодаря которому через несколько месяцев после смерти Галилеянина два его ученика — Петр и сын Зеведеев Иоанн — будут отпущены на свободу. Во главе Синедриона стоял Каиафа. Был ли евангелист Иоанн членом этого Высшего совета? Это возможно, хотя в совете мог заседать его отец, если тот был еще жив: это право имели старейшие члены и главы великих священнических родов. В любом случае, даже если Иоанн не присутствовал там лично, он точно знал, что там было сказано.
На заседаниях Синедриона разбирались текущие проблемы, которые влияли на религиозную и административную ситуацию в Иудее. Чтобы сохранять контроль, римляне лишили Синедрион права выносить смертельные приговоры, однако сделали два исключения. Первый исключительный случай касался неиудеев, в том числе и римлян, которые в Иерусалимском храме зашли дальше двора язычников. За такое нарушитель мог быть немедленно казнен через побивание камнями. Другое исключение — прелюбодеяние. Из уважения к Закону Моисея в этом случае оккупанты сделали уступку{566}. Помимо этих двух случаев в Иудее запрещалось предавать кого-либо смерти по закону.
Некоторые иудейские тексты говорят, что право назначать высшую меру наказания отняли у Синедриона при Понтии Пилате около 30 г. В комментариях к Писанию — «мехильтах Исмаила и Шимона Бар-Йохая» — сказано, что за 40 лет до разрушения Второго храма в Израиле перестали приговаривать к смерти, поскольку Синедрион изгнали из Храма. То же говорит и трактат «Санхедрин» (Синедрион. — Ред.) из Иерусалимского Талмуда, а также Вавилонский Талмуд. Эти тексты, вторичные по отношению к раввинистической литературе, подчеркивают, что Синедрион потерял свою власть после того, как лишился своего обычного места заседаний{567}. Это место, lishkat ha-gazit, то есть Зал из тесаных камней, находилось на территории внешних дворов Храма. Заседания были перенесены на Базар (Ханут){568}, который принадлежал семье первосвященника Анны. Логично предположить, что свою власть Синедрион потерял при захватчиках{569}. Как бы то ни было, после 30 г. судьи из иудеев сохраняли право вести процесс, но больше не могли ни сами приказать исполнить смертный приговор, ни обязать правительство его исполнить, что называется правом экзекватуры. Таким образом, решение Синедриона ни к чему не обязывало римского наместника. Верховная власть Рима не имела границ. Помня об этом законе, вернемся к заседанию Синедриона.
«Лучше нам, чтобы один человек умер…»
Каиафа предусмотрительно созвал к себе во дворец всех членов Синедриона, в том числе некоторых фарисеев, в решимости которых сомневался. Дворец его находился в южной части Иерусалима, примерно в 200 м от купальни Силоам (сейчас там находится Церковь Святого Петра в Галликанту){570}. Каиафа крепко держал в руках совет, председателем которого был, хотя саддукеи имели там значительное большинство. Внешне все казалось законным, хотя заседание должно было бы проходить в помещениях Синедриона, а не здесь и потому было скорее неофициальным.
Заседание началось. Члены Синедриона, особенно саддукеи, были растеряны: «Что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим, и народом» (другой вариант перевода: «Уничтожат и наше Святое место, и наш народ». — Пер.){571}. Этот довод в первую очередь — политический. Заседавшие беспокоились, что священный Храм осквернят, а сами они потеряют контроль над ситуацией и власть над народом. Эти знатнейшие аристократы мирились с римской оккупацией, пока римляне оставляли им большие возможности для влияния. В 33 г. в Иудее был коллаборационистский режим, где роли умело распределялись. Римляне назначали и поддерживали глав религиозной власти, чтобы те заботились о порядке, особенно внутри Храма. Конечно, у захватчиков хватило бы военной мощи разорить эту страну за несколько дней: в Сирии размещались легионы. Но управлять ее повседневной жизнью римляне были не в состоянии. Именно поэтому они поддерживали политико-религиозную власть знатнейших аристократических семей. Это хорошо известный политический ход: в обмен на административные должности, дававшие материальные и моральные выгоды, представители местной элиты должны были не давать народу восстать.
Нужно было, чтобы стража Храма схватила Иисуса. Это было трудно: Иисус был популярен, он собирал вокруг себя толпы. Иисус окружил себя множеством учеников, которые могли встать на его защиту. Казалось, можно задержать Иисуса и его самых близких сторонников, когда они совершенно не будут этого ждать, и привести их на суд совета. Но даже если удастся вынести смертный приговор — как его исполнить? Придется унизиться и просить об этом римлян. Все сошлись во мнении, что Иисуса нужно задержать как можно скорее, желательно до праздника, чтобы не вызвать народных волнений{572}.
Тогда первосвященник Каиафа, умелый политик Каиафа, встал на ноги, окинул собрание презрительным взглядом и произнес: «Вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб»{573}. Бесполезно преследовать учеников Иисуса: нужно неожиданно схватить его самого, заключить под стражу и судить. Если вести процесс по всем правилам, со всеми отсрочками, Иисус сможет найти способ защититься, использовать своих сторонников и создать городу проблемы. Лучше будет передать его в руки римлянам, назвав его опасным обманщиком, претендующим на царскую власть. Разве может быть лучшее доказательство усердия Синедриона? Разве наместник Пилат, придирчивый, помешанный на порядке и безопасности, станет терпеть на управляемой им территории возмутителя спокойствия, который добивается для себя провозглашения царем этой страны? Иисус будет распят: в то время римляне казнили заговорщиков только так. Главным преимуществом этого способа был несмываемый позор для казненного, а потому распятие навсегда дискредитировало сторонников Иисуса